Приложение
Почему русские — нация, которая не нация
1.
Очевидное-невероятное: русский народ имеет многовековую историю, а в среде его «политологов» до сих пор идут споры, является ли он нацией или нет.
Так, одни говорят, что он, безусловно, нация — точно, «без дураков». И в доказательство приводят соответствующие определения нации (по которым русские суть, безусловно, нация).
Помимо таких, «научных» доводов эти же люди обращаются к доводам, что называется, «чистого разума» или «элементарного здравого смысла». Они спрашивают: являются ли американцы нацией? И сами себе отвечают: да, конечно. Они и сами себя считают таковыми, и мы их понимаем точно так же. Они — нация.
А сколько им лет? Около двух веков.
А сколько веков насчитывает русская история? Больше в разы.
И что, разве с такой историей русские — не нация?
И они отвечают сами себе, и с ними соглашаются миллионы (такая логика миллионам очень понятна): конечно, русские — нация. И никаких вопросов тут быть просто не может.
А кто утверждает обратное — тот русофоб и, вообще, плохой человек, которого не стоит и слушать. "Вражина". О чем тут с ним говорить?
Так, другие оппоненты утверждают иное. Они говорят: конечно, русские — великий народ с богатой историей. Но нация — это всё-таки другое. Это не «просто народ» или «этнос».
Нация — это умение организовываться в силу, защищать свой общий — "национальный" — интерес, реализовывать свои общие — «национальные» — цели. И это, как минимум, солидарность.
Потому что просто не может быть такого: чтобы, скажем, одну часть нации некие люди сгоняли с какой-то части её страны вглубь, поближе к центру, а другая её часть, живущая в более спокойных районах этой же страны, спокойно на то взирала.
По этой логике выходит, что нацией являются, скорее, цыгане, которым и первичная самоорганизация, и элементарная солидарность свойственны куда больше, чем русским.
Что же получается?
Получается, что русские, по этой логике, еще не нация — она еще не сложилась. И есть много людей, которые думают точно так же: «Ну, какая мы нация? Нация — это что-то другое».
Именно: Бог весть, что это такое конкретно, но это — «что-то другое».
Так, по-разному, думают люди. И русский нескончаемый спор продолжает длиться.
Почему?
2.
Потому что это — типично интеллигентский спор.
Потому что люди спорят, вроде бы, о реальности, а на деле — о застилающих эту реальность словах-понятиях (что нация, что не нация), а эти понятия люди толкуют по-разному. Немудрено, что люди спорят бесконечно, ибо в таком случае договориться они не могут по определению. (Тем более, что о них, определениях, они и спорят. Круг замыкается).
А если конкретнее, то причина спора в этом — в разном толковании понятия «нация».
И заметим еще раз (еще раз повторимся): современного (не того, что «сейчас», а того, что адекватно описывает сегодняшнюю реальность) русского языка политики — нет. Тем более, нет языка для разговора о национальных проблемах — «о национальном» вообще. Нет, опять же, повторимся, потому, что вырабатывать этот язык — некому. Элиты в России нет.
Отсюда и многие проблемы. В том числе и эта — невозможно говорить «о национальном».
Ибо люди просто не понимают и друг друга, и собственно реальности.
А что тогда есть?
Есть дурно переваренный словарь дурного марксизма — в его, вдобавок, ленинско-сталинской версии. Вдобавок, специально упрощенной (то есть, упрощенной уже дважды), дабы её могли понимать «широкие массы трудящихся» (русский массовый человек) и пользоваться ею.
Примеров такого языка много.
Ну, вот как раз самый характерный из них.
Как люди часто «понимают» нацию, что под нею разумеют?
Так и то, как и что заповедал им еще Сталин еще в 1913 году, когда он дал своё поистине знаменитое определение нации.
А именно: «Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры».
Конец цитаты.
И это определение нации живет, что характерно, и по сей день.
Например, в «Современном словаре иностранных слов», изданном в Москве в 1999 году, приводится как раз это «определение» нациии. Даром, что он «современный».
А другие авторы словарей и учебников ведут себя хитрее. Понимая, что привычные «определения» не работают, а нового, "официального" сверху всё не поступает (Олигархия — не Сталин, ей не до языкознания, ей как-то IPO ближе), они поступают проще. Подобно доктору из известного фильма («голова — предмет темный, и исследованию не подлежит»), они и вовсе уходят от ответа на вопрос о том, что такое нация, чтобы лишний раз, «по-дурному», не подставляться (прим. 1).
Но инерция — великая сила: авторы учебников, даже не пытаясь просто описать её, всё едино говорят о том, о чем сказал в своё время Сталин — язык, культура и т. п.
Конечно, все эти уловки проблемы не решают.
Все эти описания и перечень признаков не дают ответа на вопрос, что же, собственно отличает ту же «нацию» от «народа», «этноса» или, скажем, «племени». В самом деле, если приложить сталинское понятие нации (и его постсоветские вариации) к какому-либо народу Полинезии, условно, «пинго-понго», то мы видим, что и там, у этих «пинго-понго» всё это есть — и «устойчивая общность», и общий язык, и общая территория, и общая хозяйственная жизнь, не говоря уж об общем «психическом складе» и культуре.
Поэтому, если смотреть с этой точки зрения, то русские, конечно и безусловно, нация. Уж коли такие определения и к неким племенам приложимы, то нам, русским, и сам Бог велел так зваться. Тогда-то уж мы — точно нация. Да еще какая — поистине великая, если к этим признакам нации подойти с количественной меркой. И почему нет? Ведь тут есть не только общая территория, но и очень большая территория — в одну седьмую земной суши. Впору просто гордиться истинным величием русской нации.
Отступ. 1.
Видимо, именно количество есть подсознательная причина искренней гордости многих.
Так, когда однажды некий западный журналист решил немного «уесть» Ельцина, он задал ему вопрос с «подковыркой». Мол, а почему это «новая Россия» считает себе великой державой, какие собственно, к тому основания?
Первое, с чего Ельцин начал свой ответ, была тема территории: «Ну, у нас такая территория…». И т. д. и т. п.
Дело, конечно, не в самом Ельцине — сам по себе он не интересен.
Дело в том, что его сознание типично для русского массового человека, то есть, реально для многих. То есть, в этом смысле Ельцин тут более чем показателен — «репрезентативен». Ибо так рассуждают миллионы.
Хотя, конечно, если по сути, то — причем тут территория и её площадь, коли речь о людях?
Вовсе не причем.
Но тут же возникают сомнения, диктуемые всё тем же здравым смыслом.
«Единый язык»?
Но вот, скажем, Швейцария. Там язык не един, ибо не один — их там целых три, и все они официальные, и французский, и немецкий, и итальянский.
«Единая культура»?
В Швейцарии тоже она не очень едина — она там разная, сообразно языку и региону.
«Единая территория»?
В принципе — да, там она едина, имеет общие границы.
Но там же есть и свои, «национальные» кантоны — где живут франкоговорящие, немецкоговорящие и италоговорящие швейцарцы.
Вопрос: значит ли это, что швейцарцы суть некая недо-нация или не нация вовсе?
Нет, не значит. И это мы все понимаем. Все мы согласны в том, что такая нация, как «швейцарцы», есть точно.
Без вопросов.
А с другой стороны, на некоем полинезийском островке живет условное племя «пинго-понго». И там (как мы это прежде и заметили) все эти «признаки нации» налицо — и единый язык, и единая территория (ведь остров), и единая хозяйственная жизнь, и единая культура.
Почему нет?
Вопрос: значит ли всё это, что данное племя есть нация?
Еще вопрос: значит ли это, что оно вправе претендовать на место в Организации объединенных наций, коли скоро ООН так называется, коль скоро это племя имеет все признаки нации?
Тут, надо думать, все ответят одинаково: нет, не значит. И не вправе.
Как, скажем, не смогут на это место претендовать и цыгане, если они вдруг соберутся в каком–то одном месте и наладят и общую экономику, и сформируют общую культуру на основе общего же языка. Не смогут.
Вопрос: почему?
Ответ очевиден: потому что в ООН принимаются не «просто народы» и не «народы с признаками нации», но — государства. Это тут главное.
И в этом, собственно, и есть отличие между «просто народом» и собственно нацией.
Значит, найти вполне рабочее определение нации совсем несложно. И это будет вполне определенное определение. В отличие, от иных, каламбурных — буквально неопределенных определений (см. выше).
То есть, всё просто: нация — это народ, живущий государственно (если иметь в виду моноэтничную страну).
Таков главный, первичный, принципиальный признак (условие) нации. Это есть её conditio sine qua non — непременное условие, без которого нации не бывает и быть не может. По определению же.
Или так: нация — это народы, составивших единое общество и создавшие единое государство (если иметь в виду полиэтничную страну).
Соответственно, полное определение нации такое: нация — народ или народы, составившие единое общество и создавшие единое государство.
Вот, собственно, и всё.
А все эти «признаки» — язык, культура, территория, общее хозяйство и прочее суть признаки, и без того сами собою разумеющиеся (народов без этого не бывает), и явно вторичные. Словом, не главные, не принципиальные.
Потому, скажем, «еврей» — это не нация. Это — «народ» (еврейский).
Потому, скажем, «израильтянин» (израильский еврей) — это «нация» (израильская).
Потому же, скажем, американцы суть именно нация, хотя такого этноса, как «американец» не было и нет. Даже местные аборигены суть не американцы, но сиу, ирокезы, шошоны и т. д.
Отступ. 2.
Скажут: а арабы, живущие в Израиле? Они что — тоже израильская нация?
Нет, конечно, потому что евреи и арабы одного общества не составляют. Что понятно.
Поэтому израильских арабов надо понимать так: это этническое меньшинство, живущее в Израиле и имеющее израильское гражданство.
Общее тут не общество, но гражданство: и израильские евреи, и израильские арабы суть люди одного гражданства — израильского.
Но единой нации тут нет точно.
Думаю, и тамошние евреи, и тамошние арабы с этим тезисом вполне согласятся.
Поэтому, скажем, в Европе и США «государство» (State) и «нация» (nation) cуть синонимы, причем последнее слово более употребительно, ибо оно более полное, более выразительное, более пафосное (и по праву). Всё-таки в state слышится преимущественно «администрация», а в nation есть и собственно «государство», и «страна», и «народ».
Поэтому там же слова «государственный» (State) и национальный (national) также синонимичны, но последнее слово точно куда более употребительно и фактически заменяет тот, первый синоним. Ведь всем там привычно слышать о «национальных интересах», и какие-либо иные эпитеты просто неупотребительны.
И т. д. и т. п.
Соответствующих примеров много и они хорошо известны.
Итак, государственность — вот главный признак нации.
Есть государство — есть нация. Нет государства — нет нации.
Как видим, тут всё более чем определенно — как и быть должно быть с определением.
3.
Понятно, тут же возникает вопрос: а русские, по этому определению, нация или нет?
Ответ очевиден. На то оно, опять же, и определение.
Русские — не нация.
Они — народ. И тут (чтоб никому не было обидно) можно вспомнить все привычные эпитеты — и «великий», и «могучий», и «славный» и т. д. и т. п.
Но — не нация.
Потому что русские в России собственно государство (res publica) не создали.
Отступ. 3. ВАЖНО ОГОВОРИТЬСЯ: НЕ О «РУССКОЙ РЕСПУБЛИКЕ» РЕЧЬ
Подчеркнем: речь здесь вовсе не о том, что русские не создали своё, «чисто русское» государство или некую «Русскую республику» в составе России (видимо, по образцу Чеченской — этакий «русский улус» в России), что предлагают порой некоторые простые души.
Речь о том, что они не смогли свою Россию сделать собственно государством.
Потому здесь и олигархия.
Потому здесь и «русских обижают», а «государство» («Родина») их — кидает.
Потому русские — не нация.
Да, это, наверное, прозвучит для кого-то очень обидно: какие-то сопляки-американцы (всего-то им 200 лет) — нация, а мы, «тысячелетние» — не нация?
Да, наверное, это обидно.
Но, тут лучше руководствоваться советом Бенедикта Спинозы: «Не плакать, не смеяться, не ненавидеть, но понимать». Так он определял предназначение философии.
Так стоит и здесь поступить. Надо просто понять: так — бывает.
И нет в русской «безнациональности» ничего обидного («обида» — вообще не язык политики) и, тем более ущербного. И это не значит, что русские чем-то хуже, глупее и т. д. других народов, скажем, тех же турок. Или евреев, так беспокоящих иных людей.
Кстати, параллели в наших судьбах о том и говорят — ничего лично-органичного или лично-ущербного тут нет.
В самом деле, евреи куда древнее русских, существуют на земле не первую тысячу лет, а когда они стали собственно нацией?
Только в 1948 году — в год создания государства Израиль. И что?
А и ничего — живут себе.
Часто говорят не без иронии: «Так исторически сложилось».
Но тут для иронии нет места — речь о факте.
Так, действительно, так сложилось, что объективных условий для формирования нации у русских просто не было.
В самом деле.
4.
Во-первых, когда русским было создать своё государство?
«При царе»?
Но цари этого разговора просто не понимали — они создавали полиэтничную империю с царствующим домом во главе. И тут просто не было места для собственно национального государства или государства-нации — российской res publica или русской, что неважно. Ибо это есть одно и то же (прим. 2).
Тогда «при Советах»? Точнее, при правлении Партии?
Об этом и тем более не могло быть речи, ведь Партия создавала «новую историческую общность» — «советский народ» в специально созданном для того партийном государстве, в СССР.
Во-вторых (и это, пожалуй, главное) кому был создавать нацию, и, соответственно, государство?
Это делает её элита — ответственное «примерное меньшинство».
А русской элиты в Росси не было. А как раз наличие элиты (как давно уже считают многие ученые за рубежом) есть главное условие для складывания нации (прим. 3).
Отступ. 4.
И с ними трудно не согласиться. Потому как, что это такое — нация без элиты?
Нечто трудно представимое.
Народ таковым, безэлитарным может быть, а нация?
Непредставимо.
Кстати, это обстоятельство может отчасти служить и еще одним (факультативным) определением элиты, и еще одним определением собственно нации.
Что такое элита?
Это ответственное меньшинство народа, которое создает его государство.
Что такое нация?
Это народ, имеющий ответственное меньшинство (элиту), способное создать государство и нацию.
Так что, всё логично, всё исторично.
5.
Потому так и получается, что русские по одними определениям (весьма неопределенным) — нация. И это безусловно, если разумеется под ней народ и соответствующие «признаки нации».
А по другому определению нации (вполне определенному, с принципиальным признаком собственно нации) — они, конечно, не нация. Пока.
Потому люди и спорят.
Но лучше, конечно, не спорить. Ибо в этом нет никакого смысла.
Лучше заняться чем-то более продуктивным. Лучше делать то, что делать надо — делать государство (res publica).
Тем более, что ущербность и временность наличной «государственности» признается обоими лагерями спорщиков.
А вот будет это государство или хотя бы его непременное условие (элита), тогда и споры о нации потеряют всякий смысл и всякий интерес.
Это всегда так: лучшее решение всякого вопроса — делать то, что делать надо.
**
ПРИМЕЧАНИЕ
Прим. 1.
Например, в 1998 году вышел третьим издание учебник «Человек и общество» («учебное пособие для учащихся 10-12 кл. общеобразоват. учреждений»). Видимо, это пособие должно играть роль прежнего учебника «Обществоведение», привычного для советских школ. И авторы (Л. Н, Боголюбов, Л. Ф. Иванова, А. Ю. Лазебникова и др.) о нации пишут очень характерно.
Так, сначала они сообщают (стр. 134), что нация — это «наиболее развитая историко-культурная общность людей».
Потом говорят о том, что она «складывается в течение длительного исторического периода» в результате «сплавления» различных «племен и народностей».
И затем, вместо собственно определения нации, которого ждет читатель, у них следует фраза: «Современные научные теории не дают однозначного ответа на вопрос о признаках этой общности».
Всё.
Далее — общий разговор (с привлечением примеров из беллетристики) об языке, культуре и пр.
Прим. 2.
По причине «шибкой грамотности» (и не только) в последнее время стало обязательным известное различение и акцент на нем: то "Русь", а то — "Россия", то "русский", а то — "российский".
И есть-де тут существенная разница.
И акцентирование это очень раздражает многих "патриотов": им не нравится слово "россиянин", они иронично говорят о какой-то "Россиянии".
Словом, многие, похоже, твердо уверены, что слово "россиянин" придумал Ельцин в 1991 году, как часть своего фирменного "Дарагии рассияни!".
И это очень странно, конечно.
Если только речь не идет, конечно, о сугубой этнографии. Скажем, «русский народный костюм», «русская песня», «русские народные пословицы и поговорки», и т. д. Хотя тут и «русский народный костюм», понятно, есть лишь условность, обозначение того, чего нет. Ведь Россия велика, и есть разные "русские народные костюмы" — вологодский, воронежский, рязанский, тверской, и т. д. И все эти костюмы мало похожи друг на друга.
Это очень странно потому, что, если говорить о собственно словах и их истории-этимологии, то "Русь" и "Россия" — это строго одно и то же.
Россия — это лишь иная, латинизированная (вдобавок, с последующей русификацией), форма написания названия Русь. Это, фигурально, та же Русь, но по-византийски. А потом, благодаря «грекам», это слово было воспринято русскими царями как самоназвание страны, их Руси. Ибо для них это было именно одно и то же.
Многое ли изменилось с тех пор?
Многое. Люди стали раздражаться словом "россиянин", стали различать "Русь" и "Россию". Разные-де слова, а россиянин — это-де и вовсе замена русского.
А по сути?
А вот по сути — ничего не изменилось.
Это по-прежнему именно одно и то же. Если говорить, понятно, не об этнографии, рубахах-ложках, "русском льне" или "башкирском мёде", а о социально-политических вещах.
Потому что без русских ничего российского — в этом, социально-политическом смысле — быть не может (как, скажем, России без русских).
Потому что "русское" в данном случае — это то же самое, что и "российское". И наоборот, соответственно.
Прим. 3.
В англосаксонской политологии давно, еще с XIX века, является аксиомой, что нации возникают не сами по себе, но формируются элитой народа, которая создает и государство, и его ценности, и его правила.
Так, англичанин Эриксен пишет: «Нация возникает с того момента, когда группа влиятельных людей решает, что именно так должно быть».
(Еriksen T. H. Ethnicity and Nationalism. Anthropological Perspective. London, 1993, p. 105).
|