ЧАСТЬ 9.
КТО ВИНОВАТ
1. Виноват — в чем?
Именно. Есть смысл уточнить этот «вечный русский вопрос» таким образом.
Обычно, говоря о вине, имеют в виду «жизнь» — «жизнь такая», и она, «такая», не нравится.
Соответственно, уточненный вопрос звучит так: кто виноват в том, что жизнь такая?
А «жизнь такая» потому, так Россия социально пуста, безобщественна — нет в ней общества.
Соответственно, новое уточнение вопроса выглядит так: кто виноват в том, что в России нет общества?
И опять тут нужно уточнение.
«Просто общества» в России никогда не было, «партийного общества» не стало, а сделать общество с нуля и сразу не возможно.
Поэтому странно винить кого-то, что в России нет общества, коли его сделать нельзя в принципе.
Его сделать нельзя. Да это и нелепо — "делать российское (или русское) общество". Да и нет в том никакой нужды.
Потому что общество появляется только тогда, когда появляется его ядро — Малое общество.
Оно тут тот кристалл, который и собирает, и организует вокруг себя людское множество или разобщество.
Оно, Малое общество делает общество. Последнего без первого не бывает и быть не может.
То есть, де-факто Малое общество и есть это «просто общество».
Так получается по книжкам (прим. 1), так получается по недавней русской истории (была ведь Партия как Малое общество), так получается «по жизни» (прим. 2).
Поэтому есть смысл говорить не о «просто обществе» (это лишено всякого смысла), а только о Малом обществе.
Отступ. 1.
И есть и второе основание для такого разговора.
Ведь речь идет о практическом решении проблемы — о том, что можно сделать, что сделать нельзя. Малое общество — можно сделать (история «партийного общества» тому пример).
А «просто общество» (от Брянска до Курил, «чтоб все и сразу») — сделать нельзя.
Поэтому (повторимся) есть смысл говорить именно и только о Малом обществе.
Соответственно, следующее — конечное — уточнение «вечного русского вопроса» выглядит так: кто виноват в том, что в России нет Малого общества?
2. Кто живет русскую жизнь?
На первый взгляд, ответ совершенно очевиден.
В самом деле. Вот — страна Россия. И там живут русские. И они составляют большинство населения. И эта страна свободна и независима — нет ни иностранной оккупации, ни высадки марсиан.
То есть, русским людям никто и ничто не мешает соединиться хотя бы в малой своей части — создать своё, русское Малое общество.
Подчеркнем: не русское общество, а Малое русское общество — общество, объединяющее малую часть русских.
Отступ. 2.
Без такого общества говорить о каком-либо еще Малом обществе России говорить не имеет смысла. Что же это будет за общество без его костяка — собственно русского общества?
Это такая же нелепость, как Россия без русских.
Итак. Кто, спрашивается, виноват, что нет русского Малого общества?
Сами русские люди и виноваты.
Кому же еще быть в этом виноватым?
И все попытки оспорить эту очевидность к ней же, к этой же очевидности, и сведутся (прим. 3).
И, конечно же, тут надо еще раз оговориться.
3. О какой вине речь?
Так получается с ответом на вопрос «Кто виноват?».
"Вины" бывают разные. И тут вновь возникает проблемы русского языка — его особенностей.
Именно. Ведь виной в России называют разные вещи — и собственно вину (как моральную категорию), и «вину» как манеру речи, как способ указать на причину чего-либо, когда вина равна причинности.
(Примеров такого словоупотребления немало. Почему не пошли на прогулку? Погода виновата — испортилась резко. И т. д.).
Поэтому нужно тут еще одно уточнение — о какой именно вине тут речь?
Идет ли речь о вине как моральной категории?
Для начала уточним, что это такое — вина как моральная категория?
А о ней можно говорить, например, в следующих случаях.
Скажем, знает человек, что ему надо делать, чтобы жить хорошо, а не делает это.
Тут он, конечно, виноват.
Или так, например. Скажем, может человек сделать то, что надо делать, а не делает этого.
Тут он, опять же, виноват.
Или, скажем, хочет человек делать то, что надо делать, а не может сделать это — не находит к тому способов (плохо думает, плохо понимает проблему, и т. д.).
И опять он тут виноват.
Это есть его вина и это есть собственно вина — вина моральная. Всё тут очевидно. Человек знает, может, хочет делать то, что надо, а вот — не делает.
В чем и виноват. Безусловно.
Идет ли тут речь о такой вине русского массового человека?
То есть, знает ли русский массовый человек, что ему надо делать свое Малое общество?
Видит ли он в этом Обществе главное условие своей хорошей общей жизни?
Хочет ли русский массовый человек собирать это самое Малое русское общество?
Вопрос это суть вопросы риторические.
Нет, не знает, не видит и не хочет.
И тут достаточно даже одного последнего "не". Нельзя хотеть того, о чьем существовании ты даже не подозреваешь.
Помимо этого, самой мысли об этом самом Обществе нет в его сознании. Это то, что называется «неформат».
Потому и не видит.
Другой вопрос, сугубо практический: может ли русский массовый человек собрать это самое Малое общество?
Нет, не может.
И есть к тому целых три причины — помимо тех, что названы выше.
Какие это причины?
Если их просто перечислить, то они такие.
Первое: русский массовый характер.
Второе: то, что называют «русской политической культурой».
Третье: то, что можно назвать "просто культурой".
А эти факторы таковы, что они прямо воспрещают русскому массовому человеку такое социальное действие, как создание своего Общества.
Почему?
Потому что в основе своей, в главной своей характеристике это "первое", "второе" и "третье" — асоциальны.
Или, если совсем уж по-русски, антиобщественны.
Так о каком тут обществе можно говорить?
Это еще один риторический вопрос.
И всё-таки, эти факторы заслуживают отдельного разговора (см. части-приложения 1, 2, 3, 4).
Или, как минимум, отступления.
Отступ. 3. О РУССКОМ МАССОВОМ ХАРАКТЕРЕ, РУССКОЙ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЕ И РУССКОЙ МАССОВОЙ «ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЕ»
1. О характере.
Русский массовый характер — он какой?
И именно массовый характер — не путать с «национальным русским характером». Этот термин сбивает с толку, путает, является объективной ложью (прим. 4).
Итак, каков русский массовый характер?
Обычно говорят о некой «общинности» или «коллективизме» русского человека.
Но это пример еще одной лжи — лжи «характерной» (подробнее см. Часть-приложение 1).
Массовый человек вовсе не коллективист (чем примеров много).
Он, напротив, одиночка — добровольно и сознательно отчужденный одиночка (чему примеров столько же).
Соответственно, русские массовые люди в массе своей — это множество взаимоотчужденных людей-одиночек (прим. 5).
То есть, главная черта русского массового характера — не придуманный кем-то «коллективизм», а его антипод — взаимоотчуждение.
Это то, что сами же русские описывают такими словами, когда говорят, скажем, о кавказцах: «Они — дружные, а мы…». И т. д. Мысль известная.
Может ли эта черта русского массового характера помочь его носителю своё общество и свою социальность?
Нет, конечно. (Тем более, что он ничего создавать и не думает). А помешать — может. Более того, она практически воспрещает это социальное движение — движение к социальности.
Как назвать такой массовый характер, если его главная черта — такая?
Это — асоциальный характер.
2. О культуре.
Известно, что люди одной культуры тянутся друг к другу и легко создают свою социальность, свои сообщество или общины (пример тому кавказцы в русских областях, китайцы в Москве и т. д.).
Культура объединяет. И понятно, почему.
Потому что культура — это общие ценности, общие правила поведения.
Потому что собственно культура — это социальная культура.
И это, конечно, не искусство, которое в России обычно называют культурой.
Эта «искусственная культура» есть другая ложь — ложь «культурная» (подробнее см. Часть-приложение 2).
Есть ли у русских массовых людей такая — социальная культура, собственно культура?
Нет, такой культуры у них нет. И понятно, почему.
Потому что культура — явление социальное. Она рождается и живет в социальности, которую она же и скрепляет, и усиливает.
То есть, тут налицо известная ситуация яйца и курицы: нет социальности — нет социальной культуры, нет социальной культуры — нет социальности. И т. д. — по кругу.
И не сказать, какое «нет» тут «первeе».
Как можно назвать культуру, базовой ценностью которой являются тезисы «каждый сам за себя», «верить нельзя никому», «выживает сильнейший», «либо ты обманешь, либо — тебя» и т. д.?
Это, безусловно, тоже культура — тут есть свои ценности, есть свои правила.
Но это культура другая — не социальная.
Это — асоциальная культура или культура асоциальности.
3. О "русской политической культуре".
И, наконец, русская массовая «политическая культура» — она какая?
А она такая, что есть все основания говорить об её отсутствии. И дело тут вовсе не в том, что она «низкая» и прочее.
Дело в том, что её просто нет — на её месте другая культура.
На её месте — культура власти или властная культура, но никак не культура политики (подробнее см. Часть-приложение 3).
Слово «политика», как известно, происходит от слова «полис» (государство или общество). И главное тут именно это — «поли», что означает «множество» или «много».
Политическая культура — это культура политики. А политика в её исконном (античном, аристотелевом) смысле — это культура общества, то есть, культура его собирание и совершенствования. Это есть настоящая политика, если следовать её определениям «от Аристотеля».
А культура власти никакого общества не требует.
Напротив, её удобнее разобщество — управлять удобнее разобщенными людьми. Это понятно.
И это не есть культура только «власти» (Олигархии) — нет такого отдельного народа по имени "власть".
Это есть именно массовая культура власти (понимание власти) русского массового же человека.
Говорить об обществе в данном случае — всё равно, что говорить об обществе в Орде. А русская массовая культура власти — это вовсе не византизм придуманный (ложь «византийская»), но наследственное ордынство (подробнее см. Часть-приложение 4).
Какое уж тут общество? (прим. 6).
Вывод?
Эта массовая культура власти есть асоциальная властная культура.
Не политическая — властная.
Что можно сказать о человеке, чей характер, культура и «политическая культура» (властная культура) асоциальны?
Только одно: этот человек асоциален. И создать социальное — русское Малое общество он объективно и физически создать не может.
А коли человек объективно не может сделать нечто, то какой смысл говорить о его вине — вине как моральной категории?
Никакого.
Русский массовый человек виноват, но он не виноват.
Его «вина» тут другая — вторая. Та, которая является синонимом причины.
Потому еще одно «исправление имен» тут выглядит так: русский массовый человек не виноват — он причинен.
Он есть тут причина, а не виновник в прямом смысле последнего слова. Он есть объективная причина «такой» русской жизни.
И второе «исправление имени» тут такое.
Не о вине тут надо говорить, а о беде.
Асоциальность тут не вина, а беда русского массового человека.
Именно беда. И беда особая.
Это тот случай, когда человек не может не только исправить свою беду, но и даже осознать её.
Что он может сделать, коли он — такой? Коли таким его сделали века русской истории?
4. Не кто, а что
Каков же вывод?
«Виноват» вовсе не русский массовый человек. Он вовсе не виноват в своей беде.
Просто он — такой. И он сам не в силах себя изменить, да и не очень хочет этого, ибо не видит необходимости в этом хотении. И никто извне его «перестроить» или «перевоспитать» не может, да и нет у страны времени на эту «перестройку».
Никто ни в чем не виноват. Это «кто» тут лишнее.
И потому нужно тут произвести еще одно «исправление имени» — не «кто», а «что». Не «Кто виноват?», а «Что виновато?».
То есть, вопрос таков: что служит причиной того, что нет в России русского Малого общества?
Ответ очевиден: причина — русская асоциальность.
Так, для краткости, ясности и простоты, можно назвать триединство асоциального характера, асоциальной культуры и асоциальной культуры власти.
Можно выстроить иерархию причин. Почему в России «жизнь такая»?
А она «такая» потому, что нет в России общества, то есть, Малого общества — страна социально пуста. Это главная причина — в первом приближении к проблеме.
Но у причины есть первопричина. Почему нет русского Малого общества?
Потому что есть русская асоциальность.
Так, одними словом, можно выразить основную массу русских проблем.
Именно.
Можно долго перечислять разные русские «нет» — нет общества, нет Малого общества, нет Республики, и т. д.
Можно говорить о русской безобщественности, о социальной пустоте, о русской бессубъектности, русской массовой объектности, когда «население» вечно пребывает объектом чужого действия — «экспериментов» «манипуляций», «влияний» и т. д. (прим. 6).
А можно выразить весь комплекс этих проблем и понятий одним словом.
Можно сказать просто — асоциальность.
Проблема в том, что русская Россия — асоциальна.
Проблема втом, что русский массовый человек — асоциален.
Проблема в том, есть русская массовая асоциальность.
И т. д. и т. п.
Тут, в одном слове, как в фокусе, многие русские «нет» и собраны.
Асоциальность — это главная русская проблема.
Она же — главная русская слабость.
Она же есть, соответственно, и главная беда, если говорить о «бедах».
И недаром, когда сам русский массовый человек говорит о «двух бедах России», он, сам того не желая, говорит именно о ней — об асоциальности (прим. 7).
Она же — главная русская «военная тайна».
Отступ. 4.
Хотя названа таким образом главная русская «военная тайна», но выдачи врагу её тут нет.
Враг так всё прекрасно знает. По крайней мере, те «буржуины», которые хотят не верить в Россию (иностранцам-то это вовсе ни к чему), а понять её. И понять её именно умом. Да и как иначе это можно сделать?
Так что эту «тайну» они знают и сами порой об этом знании говорят (прим. 8).
И узнать эту «тайну» им было несложно: всё познается в сравнении (а им есть с чем сравнивать русские реалии), со стороны многое виднее. Тем более, очевидности.
А русскому человеку их заметить сложней — трудно понять Систему, будучи внутри её.
Отступ. 5. О ВЕЧНОЙ РУССКОЙ "МНОГОСТРАДАЛЬНОСТИ".
Это «исправление имен» можно продолжить далее.
Так, в России давно и привычно говорят — «многострадальная Россия», «многострадальный народ» и т. п.
А почему он такой?
Почему он такой и тогда, когда нет никакой внешней беды (вроде войны), и можно было бы жить вполне нормально, хорошо и правильно?
А потому, что он не «многострадальный».
Он — асоциальный. Это тут причина.
А «многострадальность» — это уже следствие.
5. Вопрос как ответ
Почему на «извечный» русский вопрос «Кто виноват?» нет общепонятного ответа?
Потому что он поставлен неверно — ложно. Потому что это самое «кто» искать бессмысленно. Это «кто» масштабу и сути проблемы никак не соответствует и ничего толком не объясняет.
Ясно ведь, кто.
Ясно, что русская жизнь такова, каковы сами массовые русские люди. Быть другой она просто не может. Никто другой русскую жизнь не живет. Это делают сами русские. Они её живут.
Это ясно. Но далее что?
А далее неясно.
Так какой смысл задаваться вопросами, которые к решению проблемы не ведут?
А если поставить вопрос иначе — «Что причиной?», то ответ на него уже есть больше, чем ответ.
Это есть один ответ и на многие другие «неотвечаемые» (как кажется) вопросы (см. Часть 10. Русская асоциальность: и это многое объясняет).
Это есть и указание на решение проблемы. И вполне очевидное (см. Часть 11. Что делать).
Всё логично: правильно поставленный вопрос — уже половина ответа, правильно поставленная проблема — половина её решения.
*
ПРИМЕЧАНИЯ
Прим. 1.
Из «Бесхребетной Испании» Ортеги-и-Гассета, из 6-го раздела этой книги, названного им «Отсутствие лучших»:
«Если историк желает определить характер нации или эпохи, он первым делом должен составить уравнение, в соответствии с которым развивались отношения между массами и избранными меньшинствами. Полученная формула даст потайной ключ от сердца исторического организма.
Есть расы, которые отличаются пугающим изобилием образцовых личностей на фоне убогой, ущербной, непокорной толпы. Типичным примером служит Древняя Греция, и отмеченное обстоятельство как раз явилось причиной ее удивительной исторической нестабильности. Однажды Эллада превратилась в гигантскую фабрику по производству исключительных личностей, вместо того, чтобы удовольствоваться несколькими standards , наладив по ним массовую штамповку. Обладая гениальной культурой, Греция не состоялась как социальный организм, государство.
Обратный пример дают Испания и Россия — два полюса великой европейской оси. При всех различиях их сближает то, что обе страны оказались населены расой-народом, иначе говоря, они всегда испытывали недостаток в выдающихся личностях. Славяне — это могучее народное тело, над которым едва подрагивает крошечная детская головка. Разумеется, некое избранное меньшинство имело положительное влияние на жизнь русских, но по малочисленности ему так и не удалось справиться с необъятной народной плазмой. Вот откуда аморфность, расплывчатость, закоренелый примитивизм русских людей».
Прим. 2.
Сама житейская практика показывает, как Малое общество формирует большое.
Например, как формируется компания друзей из трех-пяти человек?
Она группируется вокруг одного человека — «заводилы», «мотора» этой компании.
Как формируется некий кружок или клуб по интересам?
Они формируются вокруг своего ядра — компании увлеченных людей, связанных друг с другом общими интересами.
Как формируется какое-то общественное движение?
Она формируется вокруг своего «центрального комитета» — группы единомышленников-активистов.
И т. д.- вплоть до общества в пределах какой-либо страны. Того общества, которое, по мысли того же Ортеги-и-Гассета, сводится к «примерному меньшинству» (Малому обществу, то есть).
Есть это меньшинства — есть общество. Нет его — не общества.
Прим. 3.
Существует немало русских людей, которые давно и привычно отказывают и самим себе, и прочим русским людям в субъектности.
Они рассматривают русских лишь как пассивный объект чьих-либо воздействий, влияний и манипуляций — как вечную жертву.
Мол, не мы тут виноваты, а другие — те, кто русских «обманывает», «спаивает», «дурит», «ведет не туда», «не дает объединиться», «устраивает такую жизнь», и т. д.
(Характерно, это манера понимать самих себя особенно свойственна так называемым «патриотическим кругам». Видимо, потому что русское массовое сознание там представлено в своем почти чистом, идеальном виде).
Но даже если подходить к проблеме такого, кривого бока, всё едино получается, что виноваты (причинны своим бедам) сами же русские.
В самом–то деле, ведь что по этой же логике получается?
Получается, что большой народ позволяет себя обманывать какому-то чужому «малому» народу или неким злодеям-одиночкам.
Спрашивается, кто тут виноват, что великий народ такой доверчивый, то есть, глупый?
Спрашивается, кто виноват в том, что он не сам устраивает себе такую жизнь, какая ему нравится, а допускает такое положение дел, когда эту жизнь ему устраивает кто-то другой? Ведь он жалуется на то, что это «они» устроили ему «такую жизнь»?
Почему он не устроит себе свою же жизнь сам — такую, какую захочет?
Опять тот же самый ответ и выходит. Не может или не хочет. Тем и виноват. В смысле: сам такой своей жизни причина.
Он сам причина того, что стал объектным народом, а не субъектным.
Прим. 4.
Понятие «русский национальный характер» есть и объективная ложь, и смысловая ловушка. Говорить о нем, как о характере, свойственном всем, значит объективно лгать. Потому что никаких «всех» не существует. Само это слово-утверждение «все» есть само по себе признак лжи — не бывает всех, когда речь идет о характере.
Говорит о «всех», значит, говорить, что «все русские — такие». А они не все такие.
Они разные. В этом дело. Никакого единого русского народа — нет.
Нет как народа (субъекта своей общей жизни) — что очевидно.
Нет как русского народа — в смысле «все русские такие».
Все русские — разные. Есть русские массовые люди (большинство) и есть другие русские люди.
Русский народ не един именно в этом смысле.
Плохо это или хорошо?
Это вовсе не плохо — это хорошо, что есть другие. На это, собственно, и надежда.
Прим. 5.
Истинный и буквальный русофоб (фобия — это боязнь, страх) — это русский массовый человек.
Он боится другого русского массового человека больше, чем самой страшной власти.
Массовые русские люди — это особый «народ».
Это «народ», который боится сам себя, который состоит из взаимоотчужденных одиночек — и сознательно взаимоотчужденных, стремящихся отгородиться друг от друга пресловутым и легендарным русским забором (вариант: железной дверью).
Воистину, что русскому здорово, то немцу смерть. И наоборот, конечно.
Если немцы просто обожают состоять во всякого рода союзах и обществах, массовый русский человек их на дух не переносит.
Он хочет быть сам по себе — отдельно. Идеал свободы для него — это полная свобода от всех и всяческих обязательств перед кем-либо (известная фраза: «Я никому ничего не должен»), а это немецкое союзничество как раз эти обязательства и предполагает.
Прим. 6.
«Доколе народ будет объектом экспериментов своих властей?».
Этот вопрос часто встречается в читательских письмах, которые русские газеты публикуют по разному поводу.
Вопрос риторический. Ответ очевиден.
Он будет таким объектом всегда — пока отдельные, "штучныне" представители этого народа не составят в России Малое общество России. Можно даже назвать — в уважение известной традции говорить и думать — этих немногих русских людей "малым народом" внутри большого русского народа.
Будет это Общество в России — эти «эксперименты» прекратятся немедленно.
Прим. 7.
«Тайна русской власти» состоит в том, что эта власть ордынского корня, а не византийского. Что логично: Русь два с лишним века была колонией, коллективной «подданной» (от слова «дань») Орды, а не Византии, и дань она платили Орде, а не Византии.
Причем тут это пресловутое «византийство», так любимое русскими интеллигентами?
Вовсе не причем.
Это есть именно ложь (как бы это ни казалось однообразным) — ложь «византийская».
А правда тут одна — ордынская.
Прим. 8.
Если спросить первого встречного русского человека, в чем главная беда России, то он скажет, что «в России две беды — дураки и дороги».
А что это такое, как не указание на ту же самую асоциальность?
Именно она и есть.
1.
В самом деле, почему «дороги» — это «беда»? Иначе говоря, почему они такие плохие или их нет вовсе?
А потому, что дорога требует именно социальности — умения вместе общее дело делать, умения договариваться и т. д. Дорога сама по себе символ этого общего дела, общей пользы, то есть, социальности. И её нет. Потому есть дороги такие, какие они есть.
Простой пример: построили люди дома — хорошие, кирпичные, двухэтажные. Целый поселок образовался — как водится в России, вдоль по одной, главной улице или и по той же дороге. Дорога между этими домами плохая, хотя дома, стоящие по её краям, строили люди не бедные и они могли бы и дорогу сделать.
А вот — не получается.
И подъезжают хорошие машины к хорошим домам по рытвинам и ухабам.
Потому что с домом всё ясно, он — свой, а с дорогой сложнее, она — общая, а значит, как принято говорить, «ничья».
Именно так: не общая, а «ничья». Была бы она чья-то (Иванова, Петрова и т. д), то всё было бы ясно. А так — «ничья».
Потому что хозяина у неё нет. Таким хозяином могло было бы быть местное общество, хотя бы, поселковое или деревенское. Но его как раз нет.
Потому так — «ничья».
То есть, дороги тут — не беды, а знак беды. Знак асоциальности. Она тут и есть беда.
2.
В самом деле, почему «дураки» — это беда?
А тут надо посмотреть, кого тут имеют в виду под этим словом.
Это, конечно, «начальство», которое всё делает не так или делает просто не то.
А происходит это потому, что оно бесконтрольно — общества или общественной Силы нет, нет той же самой, словом, социальности. Потому оно всё делает так, как ему удобно, как ему выгодно или просто неправильно, потому что обратной связи между «начальством» и «населением» нет. И за то одни называют других «дураками».
Это конечно, товарищи по «населению» русского массового человека, его ближние, которые тоже всё делают не так или не то. Ну, скажем, устраивают в дачных местах свалки не там, где надо. И надо бы решить эту проблему, договориться между собою, решить вместе, что с этими свалками делать, но это как раз не получается.
А происходит это потому, что нет самой такой привычки — говорить друг с другом, договариваться, делать вместе общее дело.
Нет социальности.
Потому всё всеми делается так, как всем же и не нравится.
Хотелось бы, конечно, чтоб всё было иначе, но всё идет так, как идет. В итоге все называют всех «дураками».
«Две беды — дураки и дороги»?
Нет, конечно.
Беда одна — асоциальность.
А дураки и дороги — две стороны этой одной медали.
Прим. 9.
1 марта 2006 года в американской деловой газете «Уолл-Стрит Джорнэл» американский же историк и «советолог» Ричард Пайпс опубликовал статью «Почему медведь рычит».
Пайпс писал там о том, что Россия никак не может «найти надлежащее место в международном сообществе».
И он писал там о том, почему это так происходит — что отличает Россию от Запада.
Конечно, написал он там обычные пошлости: так-де сложилось исторически, по религиозным причинам — Россия исповедует православие, Запад — иное христианство. Отсюда-де и их известная отчужденность друг от друга.
Конечно, написал он также о традиционных авторитарных тенденциях в русской власти, и т. д. и т. п.
Но далее, сам, возможно, не сознавая того, он написал вполне точные вещи.
Де-факто он написал о том, что проблема в том, что Россия не есть собственно политический субъект, а совершенно особая сущность. И причина тут — в преобладающем типе русского человека, который Пайпс обобщенно, по обычаю, называет просто «русскими». Он пишет об их асоциальности и, соответственно, "аполитичности" — отсутствии собственно культуры политики.
Цитата:
«Русские поразительно аполитичны. Они не верят, что простые люди могут оказать какое-либо влияние на правительство. Они воспринимают правительство как закрытую корпорацию чиновников, которых беспокоят только их собственные интересы. Поэтому россияне относятся к выборам и другим демократическим процедурам как к мошенническим уловкам. Им важно не то, чтобы правительство выражало их интересы — по мнению россиян, ни одно правительство никогда не делает этого — но чтобы правительство было сильным и работающим. Его главной функцией россияне считают поддержание порядка. В ходе опросов общественного мнения россиянам задавали вопрос, что для них важнее — порядок или свобода, и три четверти отвечали, что им важнее порядок, видимо, полагая, что понятия «порядок» и «свобода» являются несовместимыми.
Такое представление о хорошем правительстве существует в сознании россиян потому, что россияне не доверяют друг другу. В России ощущается дефицит взаимного доверия — необходимой составляющей для функционирования гражданского общества. Россияне привыкли относиться к другим людям, за исключением своей семьи и близких друзей, как к врагам. Такой настрой благоприятствует существованию недемократического правительства, так как большинство россиян считают власти опорой для защиты от своих соседей.
Россияне не только аполитичны, но и асоциальны. Россия сегодня, как и в прошлом, состоит из множества анклавов, где власти не чувствует никакой ответственности перед людьми, а люди мало чего ожидают от властей. Если судить по результатам голосования на различных выборах, лишь 10% россиян, в основном жители больших городов, придерживаются западных взглядов о должностных правах и обязанностях правительства».
Конец цитаты.
«Асоциальны».
Словом, знает Пайпс «военную тайну».
Но это не так и важно, не так и страшно.
Важно, чтобы сами русские знали свою «тайну».
|