ЧАСТЬ 6.
РУССКАЯ ОЛИГАРХИЯ: И ЭТО МНОГОЕ ОБЪЯСНЯЕТ
Глава 3.
Почему в России такая коррупция
1.
Обычный вопрос: почему сейчас, при Путине, когда «государство усилилось» (как считают многие), коррупция стала еще большей? А примеров её роста много (прим. 1).
Почему?
Должно было бы, теоретически, быть наоборот — при «сильном-то государстве». А наоборот не выходит.
Парадокс?
2.
Никакого парадокса.
Всё так, как и должно быть.
Во-первых, сильным стало не «государство» (Республика), а Олигархия.
Во-вторых, для Олигархии такая «коррупция» естественна. В том смысле, что это никакая не «коррупция», а способ существования Олигархии.
Потому никакой коррупции в России нет вовсе.
Есть только способ существования Олигархии.
Это и называют коррупцией.
3.
И это, в свою очередь, многое объясняет.
Тут и ответ на вопрос-недоумение, почему «коррупции» стало больше.
Сильнее стала Олигархия — больше стала «коррупция». Логично.
Тут и ответ на избитые вопросы «Как нам победить коррупцию?», «Можно ли победить коррупцию?» и т. д.
Ответы простые: никак и нельзя.
Потому что побеждать — нечего и некому.
«Нечего» потому, что нет никакой коррупции. Есть способ существования олигархии. И есть сама Олигархия. А коррупции — нет.
«Некому» потому, что Олигархия не может бороться сама с собою.
4.
Скажут: позвольте, а как же взятки?
Вон сколько их берут. И время от времени этих взяточников ловят и сажают. Как «нет коррупции»? И как это — «нет борьбы»?
Верно, иногда олигархи сажают взяточников. И сажают их по разным причинам: иногда надо наказать человека, иногда надо показать «борьбу с коррупцией». Олигархии надо играть роль государства, а оно, как все знают, должно бороться с коррупцией. Эту борьбу олигархи «на-селению» постоянно и показывают. Как могут. Тут всё логично.
Только собственно коррупция тут не причем.
Именно.
Ведь речь идет о взяточниках во всех этих телесюжетах?
О них. А взятка так и называется — взятка, взяточник так и называется — взяточник, взя-точничество так и называется — взяточничество (оно же мздоимство, подкуп и т. д.).
Причем тут коррупция?
Не причем. Коррупция — это другое. И это «другое» куда больше вульгарной взятки. Больше по определению.
Отступ. 1.
Это определение дают словари.
Например, «Большой энциклопедический словарь» (2001 год): «Коррупция (от лат. сorruptio — подкуп), прямое использование должностным лицом своего служебного положения в целях личного обогащения. Как правило, сопровождается нарушением законности».
Заметим: слово «взятка» тут даже не упоминается.
Читаем (коль был прежде отсыл к латыни) «Латинско-русский словарь» (Москва, 1976 год). Там указано, что у этого слова есть несколько значений, которые, по сути, являются гранями одного явления. Это — «совращение», «порча», «подкуп», а также — «извращенность», «расстройство», «расшатанность», «плохое состояние».
Какое из этих значений более всего соответствует собственно коррупции?
Ответ дают сами составители словаря, когда латинское сorruptio переводят через обрусевшее слова «коррупция» же и помещают её в такой ряд понятий — «порча, упадок, коррупция». При этом они приводят соответствующий пример — соrruptio morum, (упадок нравов).
Заметим, что в названом ряду понятий («порча, упадок, коррупция») «взятка» также не упоминается. А упомянутый в этой словарной статье «подкуп» тут явно не равен ни «порче», ни «упадку».
Это — разные вещи.
Так что такое коррупция, если посмотреть и на словарные её определения, и на собственно русскую реальность?
Если искать тут одно слово, то оно такое — извращение.
Это извращение некоего нормального устройства вещей.
Скажем, должен служить чиновник обществу, а он ему не служит, а использует своё положение «в целях личного обогащения».
И это, понятно, нечто куда больше, чем взятка.
Отступ. 2.
О чем, кстати, сам первоолигарх и его помощники говорят.
Так, главный (по должности) борец с «коррупцией» генеральный прокурор РФ Устинов в своем интервью информагентству «Интерфакс» говорил в сентябре 2004 года, что «почти повсеместно чиновники занимаются коммерческой деятельностью, участвуют в управлении разного рода структурами, извлекают другие выгоды из своего положения».
Так, Путин в своем 6-ом «президентском послании» говорил (апрель 2005 года), что «наше чинов-ничество […] представляет собой […] касту, понимающую государственную службу как разновидность бизне-са».
И т. д. и т. п.
Чиновники «почти повсеместно» занимаются коммерцией. Это известно (достаточно посмотреть на любых городских чиновников). То есть, они делают то, что они ни в коем случае делать не должны.
Это — ненормально, это — извращение нормы.
Причем здесь, спрашивается, такая мелочь, как какая-то «взятка»?
Можно, конечно, сказать, что в России есть коррупция, что она тотальна, что она стала нормой жизни.
Более того, можно сказать, что она стала, как и говорят иные журналисты-политологи, «государствообразующим фактором». (Когда они говорят такое, то вся телестудия, как правило, взрывается аплодисментами — все согласны с этим утверждением, рады, что сказана, наконец, «правда»).
Можно.
Но.
Но если некое «извращение» (а коррупция — это извращение) стало нормой и правилом, то надо перестать говорить об этом извращении (коррупции, то есть) как об извращении. Какое уж тут «извращение» («коррупция»), коли речь идет о норме, о правиле, о том, что извращать-то соб-ственно нечего, о том, что это «извращение» (непонятно чего) стало «государствообразующим фактором»?
Это тогда не извращение — это есть то, что есть.
Это — Норма.
Это для олигархии — нормально.
Это есть то, то есть — способ существования олигархии.
И никакой, заметим, коррупции. Причем тут она?
Коррупция не может образовывать государства — если они государства (Республики), конечно. Она их может только губить.
Коррупция может образовывать лишь олигархии.
Что и произошло. Что и происходит. О чем, кстати, сами русские массовые люди и говорят (сами того не подозревая), когда говорят о коррупции как «государствообразующем факторе».
Только тут надо помнить про «исправление слов», чтобы уйти от явного алогизма и смыслового уже извращения. Надо говорить не «государствообразующий», а олигархообразующий фактор. Тогда всё будет точно.
Именно. Извращение нормы есть олигархообразующий фактор.
И требовать от Олигархии какой-то «борьбы с коррупцией» — это всё равно, что требовать от неё самоубийства.
Это всё равно, что требовать от рыб борьбы с сыростью.
Потому что в коррупции эта Олигархия была зачата, в ней она выросла, в ней она живет, как рыба в воде.
Потому что она сама есть одно большое извращение — извращение, ставшее нормой.
Отступ. 3.
Это всё равно, что одновременно требовать и этой «борьбы», и отказа от «пересмотра итогов приватизации. Одно с другим тут никак не совмещается. Потому что — что такое эти «итоги»?
Это есть коррупция в действии, это почти идеальная её модель или матрица. Или даже «формула коррупции», которая была найдена «реформаторами», оглашена и превращена в руководящий лозунг этой самой «приватизации», стал руководством к действию (прим. 2).
5.
Нет в России коррупции потому, что извращать — нечего.
Что извращать, коли весь строй-устройство страны есть одно сплошное извращение?
Есть чиновники, а общества — нет, и чиновники эти бесконтрольны, они сами себе хозяева.
Есть «слуги», а хозяина у них — нет, и эти слуги роль хозяев играют.
Разве всё это не есть одно большое извращение?
Как иначе назвать власть бесконтрольных Немногих ради Немногих и за счет Многих?
Отступ. 4.
Это именно и буквально — Историческое Извращение.
В России «слуги народа» и «менеджеры по оказанию услуг населению», как известно, называют себя «государством». И тем самым они говорят, что государство Россия — это они и есть (Путин в беседе с бесланскими матерями: «Надо признать, что государство не может защитить своих граждан»).
Разве это не Извращение, когда люди считают своих чиновников своим «государством», а себя — его «гражданами» (одни люди суть граждане других)?
А «население» называет это «государство» (Олигархию, то есть) своей Родиной. Так оно и говорит, так и пишет в газетах — «Родина послала», «Родина забыла» (своих солдат-ветеранов), «Верни долги, Родина!» (скажем, военным пенсионерам) и т. д. и т. п.
Разве это не Извращение — Олигархию звать Родиной?
Коррупция тут не коррупция (извращение, отступление от нормы), а норма, практика, быт, рутина этого извращения.
Да об этом только мечтать можно было бы — чтобы была в России коррупция. Именно. Только вот ведь в чем беда — нет её.
Потом как — что она такое?
Она подобно коррозии, ржавчине, то есть. Чтобы была ржавчина, нужно железо. Чтобы была коррупция, нужно собственно общество и государство-республика.
И, подобно тому, как ржавчина указывает на наличие железа, так и коррупция указывает на это общество, на это государство, на эту установленную обществом и государством Норму, которая в данном случае нарушается.
А где в России эта Норма, установленная обществом и его государством-республикой?
Все нормы устанавливает Олигархия. И это уже само по себе ненормально. И далее о каких-то нормах говорить вообще нет никакого смысла.
Отступ. 5.
Коррупция может быть в Англии, Швеции или Финляндии.
Так, помог, скажем, тамошний чиновник получить своей «дружественной фирме» важный правительственный заказ — это коррупция (извращение нормы).
И он за неё наказан.
Так, помог английский министр филиппинской няне своего ребенка выправить себе английскую визу — это коррупция (извращение нормы).
И он был за неё наказан, ушел в отставку.
Так, слетал на отдых французский министр со своей любовницей за счет «дружественной фирмы», жил в гостинице за её же счет, это, конечно, тоже коррупция (извращение нормы).
И он был за неё наказан также, случился по сему поводу даже маленький правительственный кризис.
И т. д. и т. п.
Всё это, конечно, коррупция. Без сомнений.
Но что она такое по сравнению с русской «коррупцией»? С бытом русской Олигархии?
Детский лепет на лужайке.
«Говна какая», как сказал однажды московский извозчик литературному критику Белинскому, спросив того по ходу поездки о предмете его занятий и получив ответ.
Словом, коррупцию еще заслужить надо.
Коррупция — это привилегия развитых, состоявшихся Республик.
Коррупция может быть только там, где есть установленные обществом правила и нормы, которые нехороший чиновник-коррупционер (извратитель этих правил) нарушает. За что и несет заслуженное наказание.
Говорят, что «вот в Африке тоже большая коррупция». Говорят, что коррупция в России такая же большая, как и в Африке — «африканская».
Но коррупции нет и в Африке. Там есть то же самое, что и в России — олигархия. Это и объясняет, почему в Африке такая коррупция.
Там, где общества и государства нет, там нет и не может быть в принципе никакой коррупции — как не может быть коррозии в отсутствие железа.
Отступ. 6.
Если нет дома, то кто скажет, что он — горит, «охвачен пожаром»?
Если дома нет, то кто скажет, что он построен с отступлениями от его первоначального проекта (с его извращением)?
Нет самого предмета для разговора. Дома нет.
6.
Таким образом, "исправление слов" в этом случае выглядит так.
В России — не коррупция («большая», «африканская», «тотальная», «всеобщая», «государствообразующая» и т. д.).
В России — олигархия (как строй). И это всё объясняет.
*
ПРИМЕЧАНИЯ
Прим. 1.
Так, все согласны в том, что прежде, «при Ельцине», «государство было слабое», что его практически не было. А сейчас, «при Путине», как полагают многие, «государство усилилось». В этом никого сомнений нет — «усилилось». Теперь «порядок». И теперь «государство борется с коррупцией».
Теоретически, её должно стать меньше. Но нет, всё наоборот — её стало больше.
Так, например, Георгий Сатаров, руководитель фонда ИНДЕМ, который специально занимается изучением «коррупции» в России, говорит следующее («Новая газета», №54, 2005 год): «Когда мы опубликовали в 2002 году свои результаты о коррупции, сопоставимой с доходами федерального бюджета — 33, 5 миллиарда, все говорили: «Как это много!». Потом бросились проверять, выяснили, что всё нормально, более того — оценки консервативны, как говорят специалисты. Сейчас цифры гораздо больше.
Я приведу один пример. Наши доблестные органы поймал за руку очередного коррупционера, не крупного, — речь шла о вымогательстве взятки у небольшого бизнесмена, ради чего опечатали склад. Требовали 500 тысяч долларов. Сторговались на 250 — и, пометив, их, поймали за руку. Это масштаб фитюлечного вопроса, который раньше стоил бы несколько тысяч долларов».
Прим. 2.
Если посмотреть, чего Запад требует от России, то мы увидим вещи, которые исключают друг друга.
Он требует, во-первых, «борьбы с коррупцией», во-вторых, «продолжения курса реформ», в третьих, «отказа от пересмотра итогов приватизации».
То есть, он требует вещей взаимно исключающих друг друга.
Ведь что такое этот «курс реформ»? Особенно если посмотреть на его точку старта, на его матрицу, так сказать?
А эта матрица не что иное, как квинтэссенция самой коррупции и есть.
Тут достаточно вспомнить девиз, под которым в России началась «приватизация».
Он звучал так: «Обменять власть на собственность». Идея была такая: чтобы не было проблем с «красной властью» («красными директорами» и прочими), надо поступить разумно, рационально — надо отдать им в собственность то, чем они распоряжаются по должности. И таким образом они не будут мешать центральной, «демократической власти», напротив, они будут ей помогать. Словом, никаких революций и вставляния палок в колес. Всё по-деловому.
Так и было сделано.
Одни получили собственность (деньги), другие за эту собственность (деньги) купили себе власть над экономикой и, соответственно, страной. Сделка состоялась. Власть над заводами-пароходами была конвертирована в собственность. Теперь эти заводы–пароходы стали личной собственностью тех, кто недавно ими распоряжался от имени государства, но не владел лично.
А что это такое было — эта конвертация?
Это была чистой воды коррупционная сделка, если понимать коррупцию так, как её обычно понимают.
Это есть продажа и покупка власти.
И именно эта сделка дала начало тому самому «курсу реформ», верности которому Запад требует от Путина.
А Путин, конечно, уверяет, что он «курсу реформ» верен, что никакого «пересмотра итогов приватизации не будет. А с этой пресловутой русской «коррупцией» он, конечно, бороться будет всячески.
Притом, что эта первичная коррупционная сделка стала Нормой, которая регулирует отношения власти и отношения собственности. И сами министры-гайдаровцы (которые называли себя «правительством камикадзе») ушли из власти в полном согласии с этой же Нормой. Почти все они стали «представителями крупного бизнеса» или людьми, к нему очень близкими. Например, был Петр Авен министром внешнеэкономических связей РФ в гайдаровском правительстве, стал банкиром, хозяином «Альфабанка». И т. д.
А «камикадзе» никто не стал.
Что логично: почему «красным директорам» можно менять свою власть на собственность, а им — честным, хорошим и очень демократическим — нельзя?
Что говорит дед Нечипор в оперетте «Свадьба в Малиновке», когда, направив ружье на Яшку-артиллериста, предлагает тому «скидавать» сапоги? «С меня кто сапоги снял? Бандиты. А с тебя честный человек снимает».
Тут ровно та же самая история.
И матрица коррупции (или «реформ» — это одно и то же) действует сегодня с бoльшим успехом, нежели вчера.
Почему?
Потому что Олигархия («государство») окрепла, потому что матрица стала вполне рабочей и очень эффективной. Всё обстоит именно так, как сказал и сам Гайдар: «Русский чиновник получил сегодня (благодаря приватизации) идеальные условия для обогащения — конвертации власти в собственность. Эти условия для него гораздо лучше, чем были при тоталитарном режиме» (журнал «Огонек», № 9-10, 1994 год).
Всё логично: Великая Олигархическая революция случилась не зря — теперь чиновник сам себе хозяин. А это, конечно, «идеальные условия для обогащения».
Гайдар прав.
|