Интерактивная книга

От автора  |   Досье  |   Комментарии

Серов
Вадим
Васильевич

Купить аккумулятор для chrysler akb-master.ru.


 ОГЛАВЛЕНИЕ

От автора.
Предисловие

От автора-2.
Встреча

ЧАСТЬ 1.
О пользе руссологии

ЧАСТЬ 2.
Российское
общество:
ложь "общественная"

ЧАСТЬ 3.
Российское государство:
ложь "государственная"

ЧАСТЬ 4.
Какой в России строй

Приложение 1 к части 4.
"Олигархический лифт"

Приложение 2 к части 4.
Региональная Олигархия
(на примере
банка "Россия")

Приложение 3 к части 4.
Центральная Олигархия
(на примере Газпрома)

ЧАСТЬ 5.
Исправление имен

ЧАСТЬ 6.
Русская Олигархия:
и это многое объясняет

Глава 1.
Почему "государство
бездействует"

Глава 2.
Почему
"государственным" людям
в "государстве
российском" плохо.

Глава 3.
Почему в России
такая коррупция.

Глава 4.
Почему "безвластие"
при "беспределе власти".

Глава 5.
Почему в России
беззаконие.

Глава 6.
Почему Россия
похожа на Африку.

Глава 7.
Почему Запад
смотрит на Россию
свысока.

Глава 8.
Почему у России
нет союзников.

Глава 9.
Почему "государство врет"
и "умалчивает"

Глава 10.
Почему "либерализм"
стал идеологией
российских "реформ"

Глава 11.
Почему "власть"
безответственна

Глава 12.
Почему "приоритетные
национальные проекты"
такие

Глава 13.
Почему такие реформы

Глава 14.
За что
наказали
Ходорковского

Глава 15.
Почему "власть"
провинциальна

Глава 16.
Почему
"национальную идею"
так и не нашли

Глава 17.
Почему "власть"
боится "оранжевых
революций"

ЧАСТЬ 7.
Россия: страна,
которой нет

ЧАСТЬ 8.
Россия: Родина,
которой нет

ЧАСТЬ 9.
Кто виноват

ЧАСТЬ 10.
Русская асоциальность:
и это многое объясняет

Глава 1.
Кто главный русский враг

Глава 2.
Как разгадать
"загадку Путина"

Глава 3.
Почему хорошему
человеку в России плохо.
Или "почему,
если ты такой умный,
ты такой бедный"

Глава 4.
Почему антигерои -
"герои нашего времени".

Глава 5.
Почему Россия -
нецивилизованная страна.

Глава 6.
Почему русские
терпят олигархию.

Глава 7.
Почему русские "болтают"

Глава 8.
"В чем сила, брат"

Глава 9.
Почему русские
проигрывают

Глава 10.
Почему Россия -
такая богатая,
а русские — такие бедные.

Глава 11.
Чем русские отличаются
от других европейцев

Глава 12.
Почему победители
живут хуже
побежденных

Глава 13.
Почему хочется
Сталина.

Глава 14.
Почему "бытовая
коррупция"

Глава 15.
Почему в России такая
армия.

Глава 16.
Почему Россия
в моральном обмороке

Глава 17.
Почему в России
нет идеологии

ЧАСТЬ 11.
Что делать
Глава 1.
Очевидность ответа

Глава 2.
"70 лет советской власти":
что это было

Глава 3.
Что и как делать

ЧАСТЬ 12.
Исправление имен
(уточнение
и продолжение)

ЧАСТЬ 13.
Малое общество
России:
это объясняет
и именует многое

Глава 1.
О лжи "политической"
или какая политика нужна России

Глава 2.
Кто сейчас
самый актуальный
политик России

Глава 3.
Почему
в наличной России
всякая оппозиция
бессмысленна

Глава 4.
Как остановить
развал России

Глава 5.
В чем состоит
особый путь России

Глава 6.
Кто патриот

Глава 7.
Кто истинный
герой нашего времени

Глава 8.
Кому Россией править

Глава 9.
Как добиться
правды и справедливости

Глава 10.
Как добиться
перемен к лучшему.
Или ложь
"демократическая".

От автора-3.
Приглашение


ПРИЛОЖЕНИЯ

Часть-приложение 1.
Русский массовый
человек
или ложь
"национальная"

Часть-приложение 2.
"Великая
русская культура"
или ложь
"культурная"

Часть-приложение 3.
«Русская
политическая
культура»
или ложь
«политическая» № 2

Часть-приложение 4.
"Тайна"
русской "власти"
или ложь
"византийская"

Часть-приложение 5.
Исправление имен
(дополнение)

Часть-приложение 6.
Ордынство.
И это многое
объясняет

Глава-приложение 1.
Почему всегда
"Россия гибнет"

Глава-приложение 2.
Почему чиновники
не уходят в отставку

Глава-приложение 3.
Почему чиновники
берут взятки

Глава-приложение 4.
Почему чиновники
не уходят в отставку

Глава-приложение 5.
Почему "власть"?

Глава-приложение 6.
Почему никто России
не хозяин

Глава-приложение 7.
Почему немцы "стучат"

Глава-приложение 8.
Почему Москва такая

Глава-приложение 9.
Почему
в наличной России
честные выборы
бессмысленны


ЧАСТЬ 10.
РУССКАЯ АСОЦИАЛЬНОСТЬ: И ЭТО МНОГОЕ ОБЪЯСНЯЕТ


Глава 11.
Чем русские отличаются от других европейцев

1.
Такой вопрос возникает часто. И чаще всего такой вопрос остается без ответа.
Хотя ответ тут тоже вполне очевиден. Надо лишь сравнить впечатления людей от того, как устроена жизнь на Западе Европы, как она устроена в России. И разница тут станет вполне очевидной. Как и ответ на поставленный выше вопрос.

2.
И эту разницу, и этот ответ можно выразить одним словом — социальность. Там она есть, здесь её нет.
Там люди смогли вместе устроить свою жизнь так, как им удобно. В России — нет. Это видно как в большом, так и в малом, например, в работе ЖЭКа или паспортного стола. И малое тут порой особенно наглядно.
Так, немцы смогли устроить работу своего паспортного стола удобно, «для людей», а русские — нет.
Почему?

Потому, что там «власть» хорошая, а у нас — нет?
Нет, конечно.
Потому, что там нет этой проблемы «власти». Потому что там есть, кому это всё устраивать — общество. Там есть субъект социального действия, в России — его нет. Там есть социальность, в России — её нет. В этом всё дело.

В России есть один субъект действия — Олигархия. Или бесхозное чиновство — буквально «суверенная демократия» во плоти. И Олигархия, понятно, всё делает так, как удобно ему, а не «населению».
Поэтому у немцев тот же паспортный стол работает так, а у русских — иначе (прим. 1). И эта разница совершенно логична.
Это и отличает Россию от других европейских стран. Их народы социальны, русские — асоциальны. В том и отличие.
Тут и ответ.

Отступ. 1.
Всё согласно известному образу, придуманному одним японцем: азиаты у него подобны глине, европейцы — кирпичикам, русские — песчинки.
То есть, азиаты, как глина, составляют единое целое — он социальны.
То есть, европейцы, как и положено кирпичикам, выстраивают сложные социальные конструкции, составляют общество — они социальны тоже, хотя и по-своему.

А русские ничего не составляют — они рассыпаны по лицу России, как песчинки. Они — асоциальны. В этом и отличие.
И если говорить об «европейскости», то суть её проста — это всё та же социальность. Они тут синонимы. К такому выходу приходят и те, кто разницу между русским и другими европейцами изучает специально (прим. 2).

Отступ. 2. И ЭТО ОБЪЯСНЯЕТ МНОГОЕ ДРУГОЕ.
Например, эту стабильность европейской жизни, которая так удивляет русского человека. Почему там она есть, а в России — её нет?
И дело тут вовсе не о привычном (благодаря разговорам русских политологов по ТВ) толковании «стабильности» как стабильности «власти».
Речь идет о другом, куда более важном, основательном, глубинном явлении.

Почему там, скажем, дома людей могут сохраняться с XV века?
Почему все эти века в этих домах может жить одна и та же семья — во многих своих поколениях?
И почему в России такого нет и представить такое невозможно?
Почему так такая нерусская стабильность в Главном — в личной жизни человека, его семьи, его рода?

Потому что там люди сами определяют порядок своей жизни. Это делает их общество.
А в России общества нет — она социально пуста. Или слаба — это тут одно и то же. И порядок жизни людей определяет «власть», никак, понятно, от них не зависящая, могущая, понятно, делать с ними всё, что ей угодно.

Например, этот «социализм», который, как уверены многие русские, существует и в Скандинавии, и во Франции. Так там всё «для людей», как говорят в России.
Но это, конечно, никакой не «социализм». Это лишь слово, придуманное известными публицистами. И никакого «социализма» не в России, конечно, не было, как нет его и сейчас в Европе.

Это — другое.
Это — социальность. И это её в России обычно отождествляют с "социализмом", хотя еще Иван Ильин предлагал отличать одно от другого.
Об этом речь — о социальности.
Люди стараются вместе обустроить свою жизнь так, чтобы всем было максимально удобно хорошо. Причем тут какой-то «социализм»?
Это социальность, это общество.

И т. д. и т. п.
Таких «например» может быть много.

*

ПРИМЕЧАНИЯ
Прим. 1.

Журналистке «Новой газеты» пришлось пройти процедуру оформления прописки (регистрации) в Германии. Это её так потрясло (после известных ей русских реалий), что она написала по этому поводу почти восторженную статью.
Ниже — отрывок из неё.

«Знаете, за что мне нравится Германия? За то, что здесь каждый ощущает себя человеком. Правда! Человеческое достоинство на первом месте. Унизить и оскорбить его никто не имеет права. И жизнь организована таким образом, чтобы в ней было удобно. Как минимум — не унизительно. В результате возникает естественное восприятие себя как личности, какой бы социальный статус у тебя ни был; создается общий фон благоприятных взаимоотношений не только между людьми, но, что для нас не менее важно, между человеком и государством. (Может, поэтому люди здесь никогда не теряют человеческий облик. Его терять нельзя — в этой стране в тебе уважают личность, а не держат за слегка мешающую, но иногда, к сожалению, необходимую часть бездумного электората).

Ребята, давно ли вы оформляли прописку? Или меняли паспорта или того хуже — квартиру? Давно ли стояли в очереди в Нижновэнерго или горгазе? Впрочем, давность значения не имеет. Как с родами. Кто хоть раз рожал, уже никогда этого не забудет. Впечатления времени не подвластны… Жуткие узкие коридоры, где стулья просто обозначают некую инвариантность нашего поведения — теоретически можно сесть. Но сесть нельзя — претендентов в сотни раз больше, чем стульев. Да что там… И встать-то нельзя — мест нет. И народ виноградными гроздьями обвивает лестницы и перила. И висеть такой жалкой виноградинкой надо так не час и не два. В последний раз я проторчала в горгазе сутки, но их почему-то не хватило, и в нужный кабинет я попала только к вечеру следующего дня, где как раз и выяснилось, что справка у меня уже не та, а чтобы получить ту…».

А в Баварии, как она обнаружила, всё совершено иначе:
«Казалось бы, прописка. Серьезнейшее дело. Облегчили — до абсурда. Правда, в полицию пойти все-таки нужно. Огромное такое здание — называется Kreisverwaltungreferat (с точным переводом все затрудняются — в общем, что-то типа административного отдела). На входе ребята в форме. Функции их — не запретительные, как у нас обычно бывает, а сугубо разъяснительные, потому что кроме обычных мюнхенских обывателей это здание в обязательном порядке посещают все иностранцы, а тут их, на минуточку, 30 процентов. И на каждом этаже в широченных холлах — круглые стойки, за которыми работают консультанты, объясняющие, в какой кабинет идти, какие документы нести, ну и т.д. Говорят чуть ли не на всех языках. Мы даже русскоязычного умудрились найти.

Счастье! Счастье! Счастье! Для того чтобы прописаться на новом месте (например, при переезде из одной квартиры в другую), никаких справок не нужно. Ни из Мюнхенгаза, ни из Мюнхенэнерго. Все твои серьезные передвижения в пределах страны — в компьютере. И милые нашему сердцу конторы, если ты им что-то недоплатил, найдут тебя при любом раскладе и свое, но уже с процентами и прочими финансовыми и моральными неприятностями, в любом случае заберут.

Так вот. В этом самом Kreisverwaltungreferat(е) в коридорах на всех столах лежат так называемые листы прописки. Их надо заполнить под копирку: написать свою фамилию, старый адрес и новый. Потом с этим листком и паспортом необходимо зайти в нужный кабинет (сказочная легкость проникновения), и там барышня занесет все твои данные в компьютер и поставит на заполненном листке штамп. Один экземпляр заберет себе, второй отдаст клиенту. И всё!!! Человек прописан по новому адресу. Этот листочек и есть его прописка. Никаких справок, никаких бумаг с доказательствами. (Тебе просто верят на слово.)

Я как-то спросила знакомого немца, а если я заявлю в полиции, что переехала, например, на Marienplatz в дом номер один, то как же — мне, что ли, на слово поверят и пропишут меня на главной мюнхенской площади? Немец долго моргал глазами, спрашивал, зачем мне это, интересовался, почему вообще надо обманывать, и наконец признал, что если я так скажу, значит, так и запишут… Теперь поглядывает на меня как–то странно. Наивные люди? Не понимают нашей российской удали! Кураж такой. А зачем и для чего — это уже вопрос десятый.

Что я потом буду делать с этой пропиской, правда, неизвестно. Ведь это — мой основной документ, и по указанному в нем адресу мне должны будут приходить письма, счета и прочая необходимая для проживания в европейском городе информация. Например, письма от обер-бургомистра. (Недавно он всем прислал: интересовался мнением горожан по поводу предполагаемого строительства в Мюнхене высотных домов. Народ, недолго думая, отказал. Демократия-с, черт подери.)

И с документами у них такая же демократия. Очень легкомысленное отношение. Особенно что касается оформления. У нас ведь самую элементарную анкету заполняешь — весь трясешься, чтобы ошибок не наделать, запасной листочек просишь. (Потом, правда, все равно ошибешься, и даже третьего листочка оказывается мало). У них ошибся — kein Problem. Зачеркнут прямо в анкете и сверху сами напишут правильный вариант. Так и уйдет твое дело по инстанциям с исправлениями и зачеркиваниями. Немыслимо для нашего чиновника!

А действительно, если вдуматься, что тут такого страшного? Почему вдруг решили, что исправлять нельзя? Наверное, потому, что нам всем изначально не верят…».

И т. д. И, понятно. опять о России (нельзя не в сравнить): «…Я знаю чудесных, умных, мужественных людей, которые при виде жэковской тетки начинали теряться, бледнеть, говорить робким голосом и вообще умирать от страха.

И доводы никакие не действовали. И тетенька из ЖЭКа не всегда специально страх наводила. А вот уже исторически такие отношения сложились. И голос поэтому такой начальственный, и глаз без тепла, и выражение лица брезгливое. Хотя, может, и в планах у нее эдакого отвращения к посетителям не было. Чисто по привычке, машинально.

Вот чего я в Мюнхене никогда не видела. У них «по привычке», «машинально» совсем другое: доброжелательная улыбка, мягкие манеры, желание выслушать собеседника. Думаю, они там в душе тоже не очень довольны, что их тревожат прямо на рабочем месте, но боже упаси это показать! Так и без этого самого места остаться можно. Сначала, наверное, о месте и беспокоились, а теперь уж в привычку вошло. Наверное, потому они все здесь такие нераздражительные, веселые и, как говорят, здоровые».
И т. д.

Прим. 2.
Ниже — одно лишь свидетельство об этой «европейскости» (социальности).
«Русский журнал», существующий в интернете, 17 января 2006 года опубликовал у себя интервью с со специалистом по античности профессором РГГУ Георгием Кнабе. Интервью названо тоже характерно: «Все зло в мире происходит оттого, что никто не читает Гегеля».
Ученый говорит там о том, что же есть такое «старая Европа» (минус Восточная Европа), каковы её характерные особенности, которые сохранились не в столицах, а в провинции, как говорит профессор, в «оазисах старой Европы».
Ниже — отрывок из этого интервью.

Г. К: «…В Германии в больших городах живет 2,3 процента населения. Остальные 90 с лишним процентов живут на хуторах, в деревнях, в небольших городках. Арабы и негры туда, как правило, не проникают. В таких городках живут и работают, как раньше, и считают такую форму жизни ценностью...

Мне пишет приятель: "Самое важное, как мы в Германии полагаем, — это деятельность сообществ, покровительствующих организаций, союзов и групп". Их в Германии сотни тысяч: футбольные, садовые, рыболовные сообщества, сообщества, разводящие кроликов, клубы по интересам. Это сеть, сводящая людей воедино, воспитывающая и дисциплинирующая их.

Такое состояние очень трудно описать и проанализировать. После окончания войны во Вьетнаме Америку накрыла волна бандитизма. Как там с этим справились? За счет школ. Школа в крохотном американском городке — это не просто место обучения. Это клуб, это место, куда родители приходят обменяться мнениями, это место сбора.

В Европе очень похожая ситуация. Как-то мы с женой сидели в маленьком ресторанчике в Восточном Берлине, в районе, заселенном рабочей аристократией и средним чиновничеством. Видим: входит человек, все машут ему руками — и он обходит столики и с каждым посетителем здоровается. И вот некий странный человек с бородой берет его за плечи и начинает ему что-то говорить. Я спрашиваю кельнершу: кто эти люди? И она отвечает: первый — полицейский, второй — местный священник. Они привыкли быть своими среди своих. Рядом сидят двое, обсуждают — выдавать ли замуж дочь, как красить балкон... Такая атмосфера для Германии типична.

Не берусь судить о Франции — но, скажем, для Англии она тоже характерна. В Риме это называлось "микрогруппа", "микросообщество". Там гражданин никогда не оставался один на один с государством. Между государством и гражданином всегда существовало то, что Цицерон называл "шарики". Это землячество, это кабацкое сообщество — посетители одного ресторанчика, например, это складчина, держащая участок на кладбище. Вот она — трудноуловимая, труднохарактеризуемая, но очень реальная и ощутимая в жизни черта настоящей Европы.

Сценарист, работавший с Феллини, человек, понятно, очень богатый, живет в городке Римини (население — пять тысяч человек). И он этот городок украшает — меняет покрытие на мостовых, ремонтирует старую церковь... Что это ему дает? Ничего не дает, кроме ощущения "принадлежности к". И вот эта "принадлежность к", то, что называется "идентификацией", — очень важная сторона дела, мало у нас известная и мало изученная.

РЖ: То есть Европа для вас — это пространство, где сохранены такие отношения, такой уклад?

Г.К.: Да. Показывает нам с женой приятель собор в Средней Англии. Вы, говорит, идите, я его сто раз уже видел. Возвращаемся через час — на скамейке сидят два старика, наш спутник, один из пяти крупнейших в мире океанологов, второй — церковный староста. Обсуждают, как привезти туристов в эту церковь. […].

РЖ: Свойствен ли такой уклад всей Европе? Или это все же быт отдельных городков?

Г.К.: Свойствен. Во Франции, насколько я мог ощутить, это меньше развито, а вот в Германии, на юге Испании, в Англии — развито очень сильно. Сидим в каком-то кабачке в Тюрингене. Входят люди, подходят, один за другим, к нашему столу. Постучат по нему костяшками пальцев — и проходят мимо. Я думаю: что такое? Спрашиваю нашего приятеля — он отвечает: это приветствие. Они постучались в комнату, в дверь, в общество, в деревеньку...

РЖ: Категории средневековой культуры.

Г.К.: Точно. Это трудно передать, трудно определить, но это важнейшая черта европейской жизни. То, что сохраняется. Не только в Европе. Я читал в американской газете интервью, условно говоря, председателя сельсовета где-то, кажется, в штате Мэн, где жил Солженицын. Интервью было преисполнено ужаса: что же это за писатель?! Мы, мол, живем хотя и не семьей, но дружно, ходим друг к другу в гости. Почему он заперся в своем доме, пропустил ток через провода?! Я пытался к нему обратиться, но даже его кухарка посылает за продуктами кого-то еще... Я говорю: мы же все-таки одно целое, вот как раз у кого-то там будет свадьба — приходите... Это — американский пример. Но, как я уже сказал, именно такое мироощущение отличает настоящую, подлинную Европу».
Конец цитаты.

И причем тут, спрашивается, Гегель, который упоминается в заголовке интервью?
Тот же профессор отвечает там на это вопрос так: «Нам рано или поздно придется поговорить об одной фразе Гегеля, которая раскрывает богатство внутреннего содержания этой проблемы. Для того чтобы быть свободным, нужно включиться в систему, то есть пожертвовать определенной частью свободы».

Понятно, о чем речь. Зависимость от своего общества, от социальности — это тоже отчасти несвобода, потому как подразумевает определенную ответственность перед близкими и знакомыми людьми. Человек, живущий в лесу, наверное, очень свободен.
Но может ли он стать истинно свободным, реализоваться в полной мере?

Нет, конечно. Боле того, чем дольше он живет один и в лесу, тем меньше он становится похожим на собственно человека. Он реализуется как человек только в обществе — своем обществе, только в отношениях с другими людьми. Это отчасти несвобода — эти самые отношения, как известно, и в то же время ясно, что жизнь в социуме, своем социуме — это есть главное условие истинной свободы, которое есть не что иное, как полная, совершенная самореализация. Отсюда и эта диалектика — единство противоположностей.

Хотя, какая это диалектика?
Это просто нормальная, обычная, аристотелева логика.