Вадим
Васильевич
ОГЛАВЛЕНИЕ
От автора. ЧАСТЬ 2. ЧАСТЬ 3. Приложение 1 к части 4. Приложение 2 к части 4. Приложение 3 к части 4. ЧАСТЬ 6. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 6. Глава 7. Глава 8. Глава 9. Глава 10. Глава 11. Глава 12. Глава 13. Глава 14. Глава 15. Глава 16. Глава 17. ЧАСТЬ 7. ЧАСТЬ 8. ЧАСТЬ 10. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 6. Глава 7. Глава 9. Глава 10. Глава 11. Глава 12. Глава 13. Глава 14. Глава 15. Глава 16. Глава 17. ЧАСТЬ 11. Глава 2. ЧАСТЬ 12. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 7. Глава 9. Глава 10. От автора-3. ПРИЛОЖЕНИЯ
Часть-приложение 1. Часть-приложение 2. Часть-приложение 3. Часть-приложение 4. Глава-приложение 2. Глава-приложение 3. Глава-приложение 4. Глава-приложение 5. Глава-приложение 6. Глава-приложение 7. Глава-приложение 8. Глава-приложение 9.
Предисловие
Российское
общество:
ложь "общественная"
Российское государство:
ложь "государственная"
"Олигархический лифт"
Региональная Олигархия
(на примере
банка "Россия")
Центральная Олигархия
(на примере Газпрома)
Русская Олигархия:
и это многое объясняет
Глава 1.
Почему "государство
бездействует"
Почему
"государственным" людям
в "государстве
российском" плохо.
Почему в России
такая коррупция.
Почему "безвластие"
при "беспределе власти".
Почему в России
беззаконие.
Почему Россия
похожа на Африку.
Почему Запад
смотрит на Россию
свысока.
Почему у России
нет союзников.
Почему "государство врет"
и "умалчивает"
Почему "либерализм"
стал идеологией
российских "реформ"
Почему "власть"
безответственна
Почему "приоритетные
национальные проекты"
такие
Почему такие реформы
За что
наказали
Ходорковского
Почему "власть"
провинциальна
Почему
"национальную идею"
так и не нашли
Почему "власть"
боится "оранжевых
революций"
Россия: страна,
которой нет
Россия: Родина,
которой нет
Русская асоциальность:
и это многое объясняет
Глава 1.
Кто главный русский враг
Как разгадать
"загадку Путина"
Почему хорошему
человеку в России плохо.
Или "почему,
если ты такой умный,
ты такой бедный"
Почему антигерои -
"герои нашего времени".
Почему Россия -
нецивилизованная страна.
Почему русские
терпят олигархию.
Почему русские "болтают"
Почему русские
проигрывают
Почему Россия -
такая богатая,
а русские — такие бедные.
Чем русские отличаются
от других европейцев
Почему победители
живут хуже
побежденных
Почему хочется
Сталина.
Почему "бытовая
коррупция"
Почему в России такая
армия.
Почему Россия
в моральном обмороке
Почему в России
нет идеологии
Что делать
Глава 1.
Очевидность ответа
"70 лет советской власти":
что это было
Исправление имен
(уточнение
и продолжение)
Кто сейчас
самый актуальный
политик России
Почему
в наличной России
всякая оппозиция
бессмысленна
Как остановить
развал России
В чем состоит
особый путь России
Кто истинный
герой нашего времени
Как добиться
правды и справедливости
Как добиться
перемен к лучшему.
Или ложь
"демократическая".
Приглашение
Русский массовый
человек
или ложь
"национальная"
"Великая
русская культура"
или ложь
"культурная"
«Русская
политическая
культура»
или ложь
«политическая» № 2
"Тайна"
русской "власти"
или ложь
"византийская"
Почему чиновники
не уходят в отставку
Почему чиновники
берут взятки
Почему чиновники
не уходят в отставку
Почему "власть"?
Почему никто России
не хозяин
Почему немцы "стучат"
Почему Москва такая
Почему
в наличной России
честные выборы
бессмысленны
ЧАСТЬ 11.
ЧТО ДЕЛАТЬ
ГЛАВА 2.
«70 ЛЕТ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ»: ЧТО ЭТО БЫЛО
1. Советский опыт как опыт Партийный
Как делать Малое общество?
А тут ничего придумывать не надо. Придуманные схемы не работают. Работает только то, что работало прежде и что, будучи творчески развито, приспособлено к новым реалиям. Это есть то «лучшее», которое (как все согласны) надо взять в настоящее из прошлого.
То есть надо использовать свой исторический опыт — освоить его и применить.
Тем более что, по Аристотелю, «будущее есть продолжение прошлого». Иного будущего не бывает.
Понятно, встает вопрос: а на какое прошлое смотреть? Какой исторический опыт использовать?
Разумеется, тот опыт, когда это самое Малое общество было. Пусть и называлось оно иначе, пусть оно в таком своем качестве массово пока не воспринимается. («Коммуняки», борьба с кулаком и генетикой, Гулаг, скука партсобраний и бесколбасие? Да, это понятно. «Малое общество»? Непонятно).
Речь идет о «советском» (Партийном) периоде русской истории.
Речь идет о том самом периоде, который в России по сию пору не понят.
Притом, что это был пик русской истории — индустриализация, победа над Германией, военная сверхдержава, спутник, Гагарин, и т. д.
Люди просто не понимают, «что это было».
И это на настоящий момент — самое большое русское незнание самих себя.
Отступ. 1. Они не понимают, как это «хорошее» уживалось с «плохим», не могут соединить то и другое в своем сознании. Они не понимают, как это сделать. Это непонимание приводит почти к отчаянию. В итоге люди принимают «волевое решение» (или тотальное), рубят сплеча: одни говорят, что раньше всё было плохо, другие говорят, что раньше всё было хорошо. Так они говорят, хотя и те, и другие знают, что «было и хорошее», что «было плохое».
А примеров этого непонимания много и они известны.
Так, все согласны в том, что «тогда было много плохого». И все согласны также в том, что «было и хорошее».
Но люди не могут ни соединить это «плохое» и «хорошее», ни оторвать одно от другого.
Они не могут «взять куском» советское прошлое.
Они не понимают, частями какого Целого были это «хорошее» и «плохого».
Они не могут взять «хорошее» из этого прошлого.
Это «хорошее» оказывается связанным с «плохим». И получается так, одно тянет за собою другое — «хорошее» идет «с нагрузкой». Получается, что, скажем, «уверенность в завтрашнем дне», которая была прежде и которая всем так нравится, оказывается связанной с «идеологическим диктатом партии» и прочим, что не нравится никому.
И эта рубка сплеча есть еще одно из проявлений этого самого непонимания.
Партийный опыт не понят именно потому, что люди видят в нем партию, но не видят в неё Партии — Малого общества.
А не понят он именно потому, что люди смотрят в советское прошлое узко идеологически, но не политологически.
Поэтому этот опыт и не понят, и не усвоен, и не освоен и не использован.
А понять его не так и сложно.
2. Два периода русской истории — два способа организации русского пространства-множества.
Понять несложно, если посмотреть на всю русскую историю в целом. И если увидеть простую вещь — то, что она объективно делится на два периода.
Первый — «до 1917 года», второй — «после 1917 года».
Первый этап — Царский.
И Царь здесь с большой буквы потому, что речь идет о Царе как принципе — принципе организации русское пространства-множества.
Второй этап — Партийный.
И большая буква здесь по той же самой причине — отнюдь не по причине любви к собственно «коммунистической партии», которая объективно являлась Партией (Малым обществом).
Понять несложно, если посмотреть, как решалась проблема русской социализации «до» и «после». И когда она была эффективней.
Иными словами, надо просто посмотреть, как организовывалось русское пространство и русское людское множество «до» и «после».
И тогда всё станет вполне очевидным.
3. Царский принцип организации русского пространства-множества.
До 1917 года Россия организовывалось именно по Царскому принципу.
Был Царь (государь), который и был собственно государством. И страна принадлежала ему.
Был Царь, и люди объединялись вокруг него, как воины на поле битвы объединяются вокруг княжеского стяга. Он потому и стяг, что стягивает людей, а они стягиваются вокруг него.
То есть, люди были объединены не между собою, но вокруг Царя — они были едины в своим подчинении ему. Страну соединяло не единство людей, тем более, не общество, и именно это — служение Всех Одному (быть «на службе царской», «слуга царю, отец солдатам», и т. д.).
И это единство было, понятно, условное.
Потому что собственно единство людей и единство в подчинении одному Царю — это разные вещи.
Были в этом Принципе свои достоинства — для своего времени.
Главное из них — очевидно. Общества в России не было, и его заменял Царь — он был единственным в России источником социализирующей функции — единственной силой, которая организовывала и русскую жизнь, и пространство. И поэтому он («правительство», как говорил Пушкин) был тогда «единственный европеец в России» (Пушкин).
Были в этом Принципе и свои недостатки, которые стали причиной естественной смерти этого Принципа.
Эти недостатки очевидны.
Это просто неестественно, когда судьба огромной страны зависит от воли, характера и настроений одно-единственного человека. И этой ненормальности удивился в своё время еще Цицерон, видя в Риме гибель «государства», то есть, Республики и торжество на её месте буквального государства, то есть, империи в лице императора Гая Юлия Цезаря: «В то время как государство должно быть бессмертно, оно держится на дыхании одного человека».
Это просто неестественно, когда один человек (государь) и есть государство. И очень опасно.
Потому что когда уходит государь, тогда уходит и государство — оно рушится. А вместе с ними рассыпается и страна, где оно было. Что 1917 год и показал. О чем тот же Розанов и написал, когда написал о том, что «Русь слиняла в два дня», «разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей».
1917 год — время естественной гибели Царского принципа в России. Слишком сложной стала жизнь, чтобы ею можно было управлять по-царски единолично (прим. 1).
Отступ. 2.
Это только физическая гибель Николая II имела неестественные причины, а с Принципом всё иначе — он себя просто изжил. Кончился. И стремление Николая Второго быть классическим русским царем (как в XVII веке), такое, архаичное понимание своего статуса, только ускорило эту кончину.
Эпоха буквальных царей, монархов-самодержцев кончилась.
Наступила эпоха монархов-символов.
4. Партийный принцип организации русского пространства-множества.
После 1917 года Россия организовывалось именно по Партийному принципу.
Была прежде «коммунистическая партия», и она была больше, чем партия. Она была и «советским обществом», и «советским государством». Она была Партией — Малым обществом. И она не могла не стать этим обществом, потому что никакого другого общества тогда в России не было и быть не могло.
А то, что это было нечто большее, чем «просто» партия, понимали и сами её лидеры того времени (прим. 2).
И у этой партии были все основания, чтобы стать именно Партией как Малое общество.
И они вполне очевидны. Потому как — что делает общество обществом?
Общая культура (ценности, цели, правила поведения)?
Здесь она была — её роль играла Партийная Идеология (прим. 3).
Общество — это общение и взаимодействие?
Здесь это было тоже.
И главное тут — результат. Это то, что делало эта Партия-Малое общество. А она социализировала («социализм», понятно, тут не причем) русское пространство, давало ему правила жизни, правила взаимодействия людей.
И потому это Малое общество стало тем, что стали называть «советским обществом».
Но его не было — было Партийное общество.
И потому это общество стало тем, что стали называть «советской властью».
Но никакой «советской власти», столь привычной многим, никогда не было.
Какая власть была у горсоветов или Верховного совета СССР?
Никакой.
Была власть Политбюро КПСС — была Партийная власть. И только она.
И потому это же общество стало тем, что стали называть «советским государством».
Но его не было — ни «советского», ни собственно «государства» (ни как Государства, то есть, Царства, ни как «собственно государства», то есть, Республики).
Было именно «партийное государство» (party state). Партийная структура стала становым хребтом, структурой собственно Партийного государства.
Отступ. 3.
И это очевидным образом объясняет распад Советского Союза — «партийное государство» без Партии существовать не может (прим. 4).
Были в этом Принципе свои достоинства — и тоже очевидные.
И эти достоинства делали эта принцип куда более эффективным, чем принцип Царский.
Какое тут главное, принципиальное его достоинство?
Впервые за всю русскую историю в России появилось общество — Малое общество.
Впервые править страной стала «команда» — команда людей, у которой был общие ценности, общие цели, общая воля, общее дело.
Впервые у русского человека появилось редкостное и очень дорогое чувство — чувство общего дела, своей к нему принадлежности. Это как раз то, что так нравится в советском прошлом русским людям, в том числе и завзятым, казалось, «антисоветчикам» (прим. 5).
И никто не спорит с тем, были в Партийной России и энтузиасты, и энтузиазм и то, что многое делалось именно «на энтузиазме». (Недаром тогда и родилось это выражение).
Мог ли этот энтузиазм породить Царский принцип?
Очень сомнительно. А Партийный и мог, и породил.
И потому вовсе неудивительно, что Партийная Россия (Советский Союз) смог добиться куда бoльшего, чем то, чего могла бы добиться Россия Царская.
Партия (именно как «организующая и направляющая сила») создала новые отрасли промышленности, первой запустила в космос и спутник, и человека, стала второй военной сверхдержавой. Она сделала то, что Царская Россия сделать не смогла бы никогда.
Потому что у Партии оказалась такие мобилизующие возможности (возможности собрать все силы страны в одну силу), какой у Царской России никогда не было и быть не могло (прим. 6).
Потому что объединение людей вокруг Партии — уже готового общества со своими ценностями и правилами, куда эффективнее, чем объединение вокруг Царя — одного лишь человека.
Уже готовый кристалл, помещенный в русский рассол, куда эффективнее, чем всего лишь одна «точка кристаллизации». Общество получается скорее, когда есть в русской взвеси уже готовое Малое общество — есть к чему «прилепиться».
Отступ. 4. Эти примеры тут и примеры, и, одновременно, объяснения. Именно.
Как этот «кристалл» действовал, можно увидеть на многих примерах. И особенно тут показательны военные примеры.
И понятно, почему. Потому что война — это стресс, это один момент истины, растянутый на годы, а значит, и человек, и страна тут пробуются на излом. И на изломе как раз видно, как этот «человеческий материал» устроен (прим. 7).
Например, этот партийный принцип многое, в свою очередь, объясняет в русской военной истории. В том числе и пресловутую «непредсказуемость русского солдата», которая так дивила немцев. Скажем, вчера некая русская воинская часть бежала от них без оглядки, а сегодня воюет с ними фанатично и ничем её не возьмешь (прим. 8).
Были в этом Принципе, конечно, свои недостатки, которые и стали причиной смерти Партийной России (Советского Союза). Это тут важно — Партийной России, но не самого Принципа.
Какой тут главный, принципиальный недостаток советской версии этого Принципа?
Он в том, что Партия была «партийной». То есть, в том, что в основе её лежала именно «политической» партией с известной идеологией. В данном случае — «коммунистической». Так уж «исторически сложилось» — иначе быть и не могло.
«Партия» в переводе на русский язык — это «часть». И это было бы прекрасно, если б речь шла просто о «части» — части людского множества, которая объединилась и стала Малым обществом.
Но это была другая часть. Это была «политическая» партия с идеологией «из книжки», которая тогда казалась актуальной.
Но чем больше проходило времени, тем очевидней становилось, что эта идеология именно «книжкина», что она просто неверна в своих исходных посылках. И потому эта идеология естественным образом умерла — в неё перестали верить. Ведь идеология это не только цель, но и средства её достижения, а средства были совершенно негодны.
Поэтому идеология себя просто изжила. Она — кончилась. Как кончился в своё время Царский принцип.
А далее всё просто и «механично» — как обвал в горах, когда ничего нельзя ни поправить, ни остановить. Кончилась «коммунистическая» идеология — кончилась одноименная партия. Кончилась это единственная пария в России — она перестал быть Партией (Малым обществом).
Кончилась Партия-Малое общество — кончилось «партийное государство», распалась страна.
История повторилась, но на новом уровне.
Отступ. 5.
Всё тут вроде очевидно, но эта-та очевидность многим по сию пору и невидна, и люди недоумевают, как это так вышло-то, что «метили в коммунизм, а попали в Россию» (прим. 9).
А люди недоумевают именно потому, что так и не поняли, как была устроена советская Россия — не усвоили свою советскую историю. Не поняли её.
Потому и «попали», что «коммунизм» (партия как Малое общество) и «Россия» («государство» как страна) — это было одним и тем же.
Весь это распад случился потому, что тогда русское Малое общество-Партия стало заложником партийной идеологии — своей «коммунистичности». Именно по этой причине кончилась Партия, а вовсе не потому, что он была Партией (Малым обществом).
Партийный принцип эта кончина никак не опровергаете компрометирует.
Напротив, лишь подтверждает — как исключение подтверждает правило.
5. Партийный принцип: ключ к пониманию советского прошлого.
«Было и хорошее», «было и плохое». Как понять всё это как единое целое, как отделить «хорошее» от «плохого», как взять это «хорошее» в настоящее и использовать его сейчас?
Ответ тут один — Партия.
Партийный принцип в его советском виде есть тут ответ на все вопросы и недоумения.
Партия была этим Целым, частями которого были и это «хорошее», и это «плохое».
Всё, что было в советское время хорошо, шло от Партии как от Малого общества.
Всё, что было в советское время плохо, шло от Партии как от партии — «коммунистической» партии.
Всё просто.
Малое общество советского времени (Партия) сложилось на основе одной, вполне конкретной, «политической» партии с «коммунистической» идеологией.
Поэтому так трудно «оторвать» тут «плохое» от «хорошего». Да это в данном случае и невозможно — невозможно оторвать один полюс магнита от другого — так «исторически сложилось». Такова специфика советского Партийного периода. Поскольку мы имеем дело с двуединой сущностью той, вполне конкретной, «советской» Партии, то поделить эту сущность надвое — невозможно.
Именно потому, что в данном случае она органично двуедина.
Отступ. 6. ЧТО ХОТЕЛ СКАЗАТЬ ЗИНОВЬЕВ Что он говорил? Имя тут очевидно, другого имени нет: это имя — Партия. Но причем тут Советы депутатов? Вовсе не причем. Да и не понятно это — «советский строй». О чем, собственно, речь? О системе Советов? Но ведь ясно, что не эти органы «власти» определяли специфику русской жизни того времени.
В сущности, эту мысль пытался выразить социолог-публицист Александр Зиновьев. Говорил он на эту тему много, но не самым «эксплицитным» образом. Поэтому его аудитория запуталась: не является ли скрытым коммунистом профессиональный антикоммунист Зиновьев?
И он был вынужден объясняться и оправдываться, сожалеть, что его вечно неправильно понимают. С точностью до наоборот.
То, что знают и говорят сейчас все. Он говорил, что было в прошлом и «хорошее» и «плохое».
Но он шел дальше этого общего знания-понимания. Он подчеркивал, что «хорошее» и «плохое» в советском прошлом неразрывно связаны, что недостатки старой системы нельзя оторвать от её достоинств, что всё это было частью одного Целого.
И это Целое он назвал общo и описательно, не называя его по имени. Он называл его «социальной организацией» (прим. 10).
Но Зиновьев, видимо, стеснялся самого этого слова, изрядно опошленного, узко, и, следовательно, ложно понятого.
А назвал бы он это имя, то многое объяснить ему было бы легче, равно как и феномен этой Партии как социализирующей силы.
А так ему вечно приходилось объясняться, как это так вышло, что он, признанный «антисоветчик», стал «советчиком», который не только говорит, что в советском прошлом «было и что-то хорошее», но еще и утверждает, что России без этого «хорошего» просто не выжить, без чего она обречена. (Это была его главная мысль, который он часто твердил в своих последних интервью).
Это «что-то хорошее» он назвал не очень удачно — «советский строй».
А скажи он проще (в то же время и социологичнее, и политологичнее) — «Партия», то всё стало бы проще, яснее и очевиднее.
Потому что вот это, действительно, очевидно — без Партии (Малого общества) России не выжить. России не выжить без этой «части» русского множества — социальных людей, соединенных в Малое общество.
Потому что асоциальные сущности не живут — в лучшем случая, они более-менее длительно разлагаются или деградируют (прим. 11).
Партия как принцип многое объясняет.
Партия дает ответ на вопрос, «что это было», если иметь в виду советский период русской истории. В самом деле, «70 лет советской власти» — что же это такое было?
А это был новый и более эффективный по сравнению с Царским способ социализации (организации) русского пространства. Безусловно, более эффективный — несмотря на все известные минусы этого времени, причиной которой служит базовая «коммунистичность» этой партии.
Отступ. 7. Но на самом деле никакого «социализма» в России не было.
Сами большевики-коммунисты cубъективно полагали, что это был «социализм» — его они строили и построили. Многие так думают и сейчас, кто мыслит «по-советски», кто мыслит марксистко-ленинскими «измами», даже искренне не любя «коммунизм» и искренне приветствуя «капитализм» (слова-то всё едино — марксистские).
Но это всё мнения — субъективные человеческие мнения.
Просто «так думают люди».
Не было потому, что его и быть и не могло — книжка и реальность суть разные вещи. Не было того «строя», о котором писали учебники — строя, которые «идет после капитализма», который «более производителен», «более прогрессивен», чем «капитализм».
Было — совсем другое.
Это была объективно партийная социализация русского пространства.
Понятно, что «социализм» и социализация (социальность) звучат похоже.
Но это разные вещи.
Что это такое было, Партийное правление?
Это было безусловно эпохальное, историческое событие, длиной в эти «70 лет советской власти» (Партийной, то есть).
Впервые в России появилось Общество.
Партийное, конечно, «коммунистичное», но общество.
Впервые в России появилось правящее Общество.
Конечно, со всеми оговорками-уточнениями (см. выше), но всё-таки — общество людей, мысливших согласно и действующих согласно.
И это было безусловно историческое событие.
И оно, это событие, было многозначно — это и появление Общества, это и переход от Царского принципа к Партийному принципу организации русского пространства, это объективное начало Партийного периода русской истории, когда люди объединяются не вокруг царя, но вокруг Малого общества.
Понятно, что речь тут вовсе не идет о «коммунистической» или какой-иной партии.
Речь идет именно о Малом обществе. А «коммунистичность» — это лишь исторически обусловленная специфика первых лет (70 лет) этого Партийного периода — «детская болезнь левизны» в русской Партийности.
Впервые в России появился социальный способ решения главной русской проблемы — асоциальности.
Он был партийным, конечно. Но никакого другого в России появиться и не могло. Всё в истории исторически же и обусловлено — как Царь, как партия большевиков, так и Партия (Малое общество), в которую эта всего лишь «коммунистическая» партия объективно превратилась.
Партия дает ответ на вопрос, «что это было», если иметь виду конец советской истории.
Это был, конечно, конец Партии в её советском («коммунистичном») виде?
Конечно. Но не только, если иметь в виду логичные следствия этого «конца истории» (советской).
Это был конец Партийной социальности, а значит, и конец всей русской социальности вообще, имеющей какое-либо собственно общественное значение.
Потому что никакой социальности, кроме Партийной, в России не было. Если не считать малых, эгоистичных корпоративных «междусобойчиков» (заговора Немногих против Многих).
Это был конец «партийного государства» (СССР, «коммунистическая империя» и проч.) а значит, тогда кончилось русское государство вообще.
Потому что распалось то единственное государство, которое только и может быть в современной асоциальной России — Партийное государство. Никакой «просто демократии» (чтоб как в Европе) в России быть объективно не может (прим. 12).
Это был конец «государства» и, соответственно, начало Олигархии — время бесхозного чиновства.
6. Урок советского опыта.
Все 90-е годы в Росси часто звучала мысль: советский опыт был-де зря — Россия-де свернула с «торной дороги человечества», «выпала из мировой истории» и т. д. Словом, эти 70 лет — даром, зря потерянные годы.
Это еще одна ложь. Не зря и не даром.
Россия объективно открыла для себя способ решения своей главной проблемы — асоциальности.
Россия объективно открыла для себя социальный способ своей социализации — Партийный принцип.
Именно так — объективно. Советский опыт не понят и не усвоен, но это вовсе не значит, что сам этот Принцип ушел в небытие. Это вовсе не значит, что Партийный период русской истории кончился. И это вовсе не значит, что плох сам Партийный принцип.
Напротив, всё строго наоборот.
И всё только начинается.
Хотя бы потому, что никакой иной социальный Принцип сейчас действовать не может (действует асоциальный Принцип — олигархический), а быть, «как в Европе» не может тоже — из-за массовой русской асоциальности.
Кончился не Принцип — кончилось его «левое детство» («коммунистичность» и пр.).
И то, что первичная, левая редакция этого Принципа привела к развалу страны, говорит не против самого Принципа, но только против слабости его первой версии — его идеологичности. А последняя, напротив, парадоксальным образом доказывает истинность и актуальность этого Принципа — доказывает от противного.
И тут всё довольно очевидно.
В самом деле, если даже с таким идеологическими «обременениями», с такими гирями на ногах, Россия смогла добиться таких успехов (индустриализация, медицина, образование, Победа, спутник, Гагарин), то чего же она достигнет, если Партиный принцип будет действовать во всей своей полноте — именно как социальный Принцип, без марксистских и прочих «измов»?
Так что, время этого Принципа в России только начинается.
И то, что он сейчас, в олигархической России, не используется, только доказывает его актуальность и правоту. И тоже от противного. А это противное долго перечислять не надо — достаточно оглянуться окрест себя. Это самое противное — налицо. И оно — очень выразительное доказательство.
Отступ. 8. И ЭТО МНОГОЕ ОБЪЯСНЯЕТ. Например, это объясняет, почему Китай так успешен, а Россия — нет. Например, это объяснят, почему сейчас русский «общественный» строй Олигархия, и никакой другой (прим. 14).
Например, это объяснят, почему «раньше люди были как люди, а сейчас озверели» (прим. 15).
Актуальность принципа Партии видна даже в том, что делают пиар-технологи Олигархии, озабоченные созданием «партии власти». И это тоже есть род доказательства истинности этого Принципа, хотя, конечно, тоже от противного (прим. 16).
Если другое доказательства — доказательства, которую суть одновременно и объяснения того, что сейчас происходит.
Например, почему нынешнее, олигархическое время многими воспринимается как (и справедливо) как Смутное время?
Ровно по той же причине, по какой о Смутном времени говорили в Царское время. Оно наступало тогда, когда одного царя другой царь вовремя не сменял и наступал междуцарствие. Оно же — Смутное время.
Сейчас происходит то же самое. Сейчас — междуПартийность.
Потому что он сознательно живет в своем Партийном времени, сознательно использует Партийный же принцип для своей организации и своего развития. Россия — напротив. Она объективно живет в своем партийном периоде, но живет в нем без Партии. И этот факт наличную разницу между Россией и Китаем вполне объясняет (прим. 13).
И т. д. и т. п.
Если смотреть на реальность сквозь оптику Партийного принципа, многие вопросы становятся ответами.
Так в чем же урок советского опыта?
Он очевиден. Общества в России нет и само собою оно сложиться не может и не сложиться уже никогда.
В России может быть только Малое общество — то, которое сознательно строят.
А строить можно только Партию — Партию как Малое Общество, и, наоборот, Малое общество как Партию.
Единственный доступный русскому человеку способ преодоления асоциальности — Партия.
Партия умерла, да здравствует Партия. Именно. Это парафраз более чем оправдан (прим. 17).
Понятно, что это будет не идеологическая партия, не «политическая» партия (если иметь в виду то, что в России называют политикой), и, тем более, не «парламентская партия» (из тех, что идут на выборы и сидят потом в Думе или дома). Нет, конечно.
Всё это — пустое.
Это будет Партия как Малое общество — та, которая сама по себе есть социальная Сила в русской асоциальности. А потому это будет уже изначально правящая Партия, правящая де-факто — по факту самого своего наличия.
В самом деле, что делает Силу Силой?
То, что кто-то где-то опустил в урну бюллетень в урну?
Нет, конечно. В урне Сила не рождается. Таким образом рождаются лишь чиновники.
А Силу делает Сила — социальность.
Такова суть советского опыта (опыта СССР, в смысле).
Таков урок первого Партийного периода русской истории.
7. Партийный принцип: ключ к решению проблем настоящего времени.
Урок очевиден, вывод из него тоже.
И его можно сформулировать сразу и в нескольких словах — пусть и пафосно (так всегда бывает с краткими и емкими формулировками).
Сейчас привычно говорить о гибели России и спасении её. Если рассуждать в таких категориях, то вывод их этого урока очевиден: спасет Россию только Партия.
Никакого иного спасения быть не может.
Ни «демократия», ни «укрепление государства» (то есть, Олигархии), ни Диктатор с его диктатурой (прим. 18) этого спасения не дадут. Они в асоциальной стране просто бессмысленны. Все привычные «решения» — просто слова, просто шаманские заклинания, когда люди ждут спасения только от самих этих слов, от частого их повторения, а какой-либо реальности за ними нет и быть не может.
Отступ. 9. А где сейчас в России такой Орден?
Какая тут диктатура в самом деле?
Известно, что Сталин стал Сталиным только потому, что под ними была партия. Многого ли он добился бы, если бы такой Партии не было?
Нет, конечно. Он стал Сталиным только потому, что под ним была организация с железной дисциплиной, только потому, что был он главой не какой-то там «политической партии» (вот уж чего не было), а Партии орденского типа. Был по ним, как он сам и сказал, «своего рода орден меченосцев внутри государства Советского».
В России может быть «дряблый деспотизм» (Пушкин) Олигархии рад целей Олигархии (эксплуатация природных ресурсов страны).
А диктатуры ради стратегических целей развития страны быть, конечно, не может.
Потому что нет под ней социальной Силы. Диктаторствовать — некому.
Если искать яркие формулы, не боясь пафоса, то можно сказать и так: Партия или смерть.
И это не лозунг — это констатация факта.
Потому что никакого иного социализующего центра в России нет и быть не может. А без него России не жить.
В самом деле, кто, если не Партия? На кого надежда?
На «население», вечно ищущее себе «царя» — «хозяина» для себя, для «своей» стране?
Нет, конечно.
На чиновников, которые называются в России государством, а также «политиками»?
Тоже нет. Вряд ли есть в России хоть один человек, кто видит в них спасение России.
На главного среди этих чиновников — «высшего чиновника»?
А причем тут он вообще? Один человек общества не делает, тем более, что его делать он и не думает. У него другие интересы.
На «оппозиционеров», которые хотят стать чиновниками?
Тем более, нет.
Так что — более некому.
Тем более, что объективно мы живем уже в Партийном времени — так история распорядилась. А историю надо уважать — надо её слушать. И действовать сообразно с её законами, с её «трендом».
А за непослушание она наказывает.
И нынешнее олигархическое время — это самое наказание и есть.
8. «Партия нового типа».
Россию спасет Партия, которая сознательно реализует Партийный принцип как принцип социальный, которая полностью адекватна нынешнему, Партийному периоду русской истории.
Россию спасет Партия, которая , конечно, будет «Партией иного типа», которая будет свободна и от былой левизны и всяких «измов», равно как и всякой идеологичности (когда берется из книжки или с Запада некая «верная теория» и последовательно реализуется на русской почве).
Россию спасет только социальная Партия — Партия как Малое общество.
И это будет именно общество, которое собирается сознательно как социальная Сила, которое сильно социальным сознанием своих членов (он знают, что и зачем они делают, они видят в этом делании прямую пользу для себя и для своей страны).
И это будет именно общество — такое, какого нет в России, какое в ней должно быть, в каком хочет жить каждый социальный человек.
Там будет и межпрофессиональное взаимодействие, взаимопомощь, защита общего интереса, безопасность всего общества и каждого его члена, свой бюджет, своя экономика и т. д. и т. п.
И это будет общество именно как Партия — та, куда принимают не всех, а буквально «избранных» — кого «Партийцы» сами, сознательно отобрали.
Туда принимают только социальных людей — не массовых.
Туда принимают только тех, кто хочет жить в Обществе и Обществом.
Поэтому по форме эта Партия будет подобна «просто партии». Тут будет и своя структура, и прием, и исключение, и партийные взносы.
А как же? Это есть объективная необходимость.
Почему? Для чего нужен такой прием, такое четкое разграничение?
Для того, чтобы защитить русскую социальность, воплощенную в этом Малом обществе, от русской массовой социальности, которая существует вокруг этого Общества-Партии.
Без этой буквальной «партийности» в русской асоциальности нельзя: Малое общество должно быть защищенным от «неблагоприятных воздействий внешней среды» — иначе разобщество поглотит общество, размоет его.
Отступ. 10.
Тут можно вспомнить известный библейский образ: если малое количество соли бросить в большую опару, то раствориться в ней эта соль без остатка и без пользы — и соли не будет, и опара будет пресной по-прежнему, какой и была. Ничего не будет, кроме исчезновения без остатка самой соли.
Эта защита необходима объективно — социальных людей в Росси куда меньше, чем асоциальных.
Поэтому нужно буквальное ограждение социальных от асоциальных — ограждение, роль которого играют и внутренние правила этой Партии, и условия членства в ней, и многое другое.
Отступ. 11. Но парадокс тут только внешний — тот самый, когда клин выбивают клином.
На первый взгляд, это кажется парадоксом.
Ведь кто такие массовые (асоциальные) люди?
Это взаимоотчужденные одиночки, иначе, взаимоогражденные люди. Получается, что предлагается то же самое — ограждение.
Нужно ограждение социальности от асоциальности — от массы взаимоогражденных.
Нужно это ограждение для того, что люди социальные как раз могли от него освободиться — внутри своего Общества. Оно тут нужно для того, чтобы в него не попали чужие — «люди разобщества», чтобы «люди общества» могли доверять друг другу и свободно взаимодействовать друг с другом.
Нужно ограждение от внешней среды, чтобы внутри Общества не было никакого ограждения — был диалог и взаимодействие.
Так что, никакого парадокса. ВСё логично.
Это ограждение необходимо для того, чтобы русская социальность (Малое общество) могла сформироваться и окрепнуть. А для этого она должна быть ограждена — должно быть параллельное сосуществование русской социальности с русской же асоциальностью.
Нужна параллельная жизнь социальных и асоциальных.
9. Идеология «Партии нового типа».
В этой идеологии не может быть никакой привычной идеологичности — никаких «измов» из их готового набора.
Идея тут одна — социальная.
Просто есть идея решать главную проблему России — Социальную проблему.
Просто есть идея сделать своё общество, в котором его членам быть удобно, приятно, интересно и выгодно, где общий интерес совпадает с личным интересом, личный — с общим, а общий интерес Малого общества с объективным интересом России.
Просто есть идея создать «остров» русской социальности посреди русской асоциальности — «остров», где социальные люди будут чувствовать себя дома, у себя и со своими.
Просто есть идея нарастить кристалл русской социальности и внесения его, как кристалл, в русский асоциальный рассол с тем, чтобы случилась его кристаллизация (социализация), чтобы получилось и «просто общество» в России.
Просто есть идея сделать Малое общество, без которого «государство» (Республика) невозможна в принципе.
Просто есть идея сделать в России «государство» (Республику) — без «государства» плохо. Без Республики страна погибает. Пример очевиден.
Просто есть идея сделать на этой территории по имени «государство» вечное, неумирающее, неотменяемое (в отличие от СССР), не зависящее от воли одного человека, «настоящее государство» (Республику). А оно таким и будет, потому что им станет само это Малое общество — как некогда «коммунистическая» партия стала «советским государством».
Отступ. 12.
Только здесь не будет «коммунистичности» — будет социальность.
А она устареть не может. Она будет всегда. Потому что социальные люди хотят жить в обществе и при «государстве» (Республике) всегда.
Просто есть идея собрать в России Общество (Малое общества) как постоянно действующий Корпус Хранителей — корпус хранителей объективных и постоянных интересов России (общих и личных интересов её граждан).
Это будет корпус взаимоответственных хозяев своей Родины. А ими станут те, кто захочет ими стать.
Отступ. 13.
И этот корпус будет куда влиятельнее, важнее и постояннее всех и всяческих «правительств» и «президентов», которые могут сменяться и появляться в России сколько угодно. Эти смены-перемены будут совершенно неважными, техническими. Они в данном случае будут лишь исполнителями воли (именно администраций) этого самого Корпуса.
Просто есть идея исправить явную нелепость.
Говорят, что «свято место пусто не бывает». И верно говорят. А место хозяина России — это именно такое место. И вот такое место — и пустует. Явная нелепость, явный алогизм. Непорядок.
Просто есть идея сделать Россию.
Страна — это ведь не только и не столько территория. Это есть прежде всего явление социальное.
Вот этот Корпус и будет собственно страной по имени Россия.
Больше — некому.
Это очевидность.
Вот и вся идеология этой Партии.
Звучит всё это, возможно, пафосно, но это всегда так, когда надо сказать кратко и выразительно, когда надо выразить самую суть.
*
ПРИМЕЧАНИЯ Потому что для управления страной одного лишь Царя — мало. Прим. 2. Так, Троцкий назвал её «орденом» (7 декабря 1919 года в докладе на VII Съезде Советов): «В лице наших комиссаров […] мы получили новый, коммунистический орден самураев». Звучит странновато, на первый взгляд (особенно про самураев в России), но тут важно другое — толкование партии как Ордена, а не как собственно партии («одной из»).
Идея Ордена понравилась и Сталину, и он назвал её так же, но с иным уточнением, создал иной образ. Потому что орден — это не собрание людей, желающих быть избранными в парламент, но организация единомышленников, людей оной Идеи, людей, утверждающих на данной территории свой порядок («орден» происходит от латинского слова «ordo», означающего именно это, порядок). Позже Сталин найдет новое слов для Партии, и оно, несмотря на развенчание «культа личности» его автора, останется неизменным, нетронутым, станет классикой Партийной риторики как полное, классическое выражение идеи этой партии, ставшей Партией. Прим. 3. Как сказал один немец, это «производство образцов». И важнейший их них — образец «правильного» или «настоящего» человека, того, что называется «положительный герой современности». Сейчас принято жаловаться на то, что его нет (и верно — нет, и быть не может, потому что культура рождается социальностью или обществом, а её или его — нет), а вот тогда он, безусловно, был. Так круг логически замыкается. «Настоящий человек» — это «советский человек», а советский человек — это «большевик». И наоборот. Одно тут равно другому. Именно. Так, «Литературная газета» (№2-3, 2005 год) на полосе, посвященной телевидению, поместила маленькую заметку под названием «Навели порядок». Её автор Павел Басинский там пишет, что ТВ почти не смотрит, но однажды случайно набрел на 6-ю серию сериала «Ландыш серебристый» и не мог оторваться — досмотрел до конца. Что же там его так «зацепило»? Причем тут, спрашивается, это — «советский»? Разве в Библии, просто в нормальной культуре проповедуются не те же самые ценности? И недаром, кстати, в сознании современного русского массового человеком эти элементарные нормы элементарной цивилизованности стали ассоциироваться не сами с собою (которые в «чистом виде» он узнать иначе не мог — неоткуда было), но именно с тем, что называют «советской моралью». Поэтому эпитет «советский» теперь всё чаще означает не «совок», а просто «нормальный», правильный», моральный» и т. д. Отсюда кстати, и интерес к «советскому» кино. Что это такое? Это выражение тяги к социальности, к нормальности, человечности, ясным правилам человеческого общежития — к нормальным человеческим отношениям. Это тяга к тому, чего сейчас в русской асоциальности нет и быть не может. Прим. 4. И проблема тут не в том, что «отменил» (она и так умерла от старости — потому и стала возможной эта «отмена»), а в том, что ничего нового не предложил, кроме своего потока сознания. Прим. 5. Бродский в беседах со своим другом культурологом Соломоном Волковым часто вспоминал (а тот эти воспоминания сохранил на бумаге) свой лагерный опыт. В частности, он вспоминал, как тяжело ему было раним зимним утром вставать и идти на работу. Но, говорил он, они спасался и «грелся» одним чувством. Он представлял себе, как в это же самое время миллионы других людей тоже встают и идут на работу — кто куда. И это чувство причастности к общему действию, его согревало и ободряло. «Мы — вместе». А у Довлатова есть у него рассказ-воспоминание о «революционном» спектакле «Кремлевские звезды», который ко дню 7 ноября в зоне ставят заключенные. Довлатов, который служил в этой зоне конвоиром, помогает зэкам ставить этот спектакль, а потом на нем же и присутствует. О своих впечатлениях он, собственно, и пишет, и пишет забавно (Ленин в исполнении зэка, реплики из зала, и т. п.). Прим. 6. Прим. 7. Однако такое состояние моментально пропадало, как только находился волевой и инициативный командир, который восстанавливал советскую ячейку. И когда потом политрук говорил, что для выполнения задания нужны добровольцы, два шага вперёд делали все. Хотя в строю могло не быть вообще ни одного коммуниста! А в нём вполне могли быть и те солдаты, кто ещё вчера в панике бежал от немцев». Это тут ключевое слово — «советская ячейка». Так Зиновьев назвал микроПартию, которая возникала в растерянной толпе. Она появлялась и толпа превращалась уже в множество солдат, которые формировали воинское подразделение вокруг своего человеческого «кристалла». И дело тут не в том, что это была партийная (с маленькой буквы) «ячейка» в смысле «коммунистическая ячейка» (коль скоро звучит у Зиновьева слово «политрук»). И нет тут у «антисоветчика» Зиновьева никакой апологии «коммунизма». Люди собрались вместе, чтобы просто воевать и хотя бы обороняться. Потому это была именно Партийная (с большой буквы) «ячейка» — Малое общество людей, которые знали, что и как надо делать. Это был островок социальности, который предполагал и взаимодействие, и определенную культуру — ценности и правила поведения. Прим. 8. Никогда нельзя заранее сказать, что предпримет русский: как правило, он шарахается из одной крайности в другую. Его натура так же необычна и сложна, как и сама эта огромная и непонятная стран. […]. Он необычайно смел и отважен и тем не менее временами проявляет трусость. Бывали случаи, когда русские части, самоотверженно отразившие все атаки немцев, неожиданно бежали перед небольшими штурмовыми группами. Иногда пехотные батальоны русских приходили в замешательство после первых же выстрелов, а на другой день те же подразделения дрались с фанатичной стойкостью».
Это, в самом деле, понять немцу было сложно. Как обычно бывает? 2. Но это было именно по-русски. Логика тут есть, и эта логика — Партийная. Меллентин пишет, что у русского солдата «его индивидуальность непрочна, она легко растворяется в массе», а «стадный инстинкт у солдат настолько велик, что отдельный боец всегда стремится слиться с «толпой». Русские солдаты и младшие командиры инстинктивно сознавали, что, если они будут предоставлены сами себе, они погибнут. В этом инстинкте можно видеть корни как паники, так и величайшего героизма и самопожертвования». 3. Потому что у многих подразделений, идущих в атаку, нет своей социальности — один солдат не знает, что сделает другой, не «кинет» ли, можно ли на него положиться, и т. д. Он просто не знакомы друг с другом, тем более, не могут ни о чем договориться. Главное, что люди вместе, главное, что они едины, они договорились, они суть общество — есть общая мораль и общая воля. Они знают, что и как они будут делать — что и как им надо делать.
Так, тот же генерал Меллентин приводит в свой книге сообщение от полковника немецкого Генштаба Г. Р. Динглера об одной их таких русский «крепостей» в чистом поле. Динглер писал: «Все наши попытки подавить сопротивление русских в балке пока оставались тщетными. Балку бомбили пикирующие бомбардировщики, обстреливала артиллерия. Мы посылали в атаку все новые и новые подразделения, но они неизменно откатывались назад с тяжелыми потерями — настолько прочно русские зарылись в землю. Мы предполагали, что у них было примерно 400 человек. В обычных условиях такой противник прекратил бы сопротивление после двухнедельных боев. В конце концов русские были полностью отрезаны от внешнего мира. Они не могли рассчитывать и на снабжение по воздуху, так как наша авиация в то время обладала полным превосходством. В ночное время одноместные открытые самолеты с большим риском часто прорывались к окруженным русским и сбрасывали незначительное количество продовольствия и боеприпасов». В конце концов, немцы всё-таки взяли эту балку. Взяли тогда, когда выкатили на прямую наводку танки и противотанковые орудия, взяв на мушку каждый окоп — пушка против солдата. Прим. 9. Похоже, Зиновьев не увидел очевидного: не было в России никакого «государства» — была Партия, бывшая «государством» («Россией»). А страна без государства существовать не может. Поэтому и попади в Россию (СССР), поэтому историческая Россия и развались. И осталась от неё лишь часть — советское образование по именем РСФСР (ныне РФ).
Это многие не видели как и до Зиновьева, так не видят и после него. Потому что Партия — это есть «государство», а без «государства» (хотя бы и такого) страну не сохранить. А это «государство» ничем иным, кроме Партии, быть не может — за отсутствием в России всякого иного общества, за её массовой асоциальностью. Прим. 10. Сontr-tv: «Давайте тогда перейдем к слабостям советского проекта. В чем слабость его и, если это возможно, выделите главную слабость».
А. З.: «Давайте договоримся так. В моей теории я ввожу понятие социальной организации. Это не базис и надстройка, марксистскую концепцию я не принимаю, а именно социальная организация. Социальная организация — это сложное явление, многомерное, в нее входят и система власти и управления, и экономика, и идеология, и они образуют комплекс. И в теории я излагаю совсем не так, как это принято. Так вот социальная организация — это социальная организация. Это все равно, что говорить — в чем слабости и достоинства крокодила. Это организация. Бессмысленно говорить о ее достоинствах и недостатках. Хотя они и есть. Ну вот, например, с другой социальной организацией Россия бы не устояла в войне с Германией. Не устояла бы.
Вот еще что важно принимать во внимание. Все те недостатки и достоинства, которые развиваются в обществе, когда оно более-менее длительно существует, имеют в основе одни и те же явления. И недостатки и достоинства порождаются одной и той же системой — они неразделимы. Это в любой системе так. Возьмите капиталистическое общество. Уровень жизни, говорят, там высокий. Но это достигается за счет жестокой дисциплины труда, когда людей выжимают — там действительно людей работать заставляют. Ведь в советские годы условия труда были максимально легкие. Люди на работе зачастую ни черта не делали — анекдоты рассказывали и т.д.
Возьмем теперь такое явление: в советской системе гарантировано право на труд. Работа людям была гарантирована. Но эта гарантия связана с тем, что считается недостатком. Люди должны быть прикреплены к местам работы. Было такое время, когда велась борьба с тунеядцами. Если человек длительное время не работал, его в принудительном порядке заставляли работать. Работа гарантирована, но при этом не гарантировано работать там, где тебе хочется. Молодые люди хотели бы быть дипломатами, но их число ограниченное, туда не всякий может попасть. Многие хотели оставаться в Москве, в аспирантуре — а их посылали в Сибирь и так далее.
Если вы видите достоинства, ищите — обязательно с этими достоинствами связаны недостатки. То есть, за все платить надо. Мир вообще устроен так: если есть блага, за это чем-то надо расплачиваться. И кто-то расплачивается. Если происходит прогресс, обязательно в чем-то происходит регресс. Если есть какие-то успехи — обязательно в чем-то будут потери.
Так что проблема заключается не в том, чтобы указать недостатки советского периода. В моих книгах они описаны детальнейшим образом. Возьмите «Зияющие высоты», «Светлое будущее» и так далее. В основном недостатки там и описывались. Задача заключается в том, чтобы описать систему объективно, а вот как законы этой системы реализуются — это другой вопрос. Они реализуются так, что многим это кажется достоинствами, и так, что многим это кажется недостатками». Прим. 11.
Характерно, что когда американские политологи разных школ и направлений говорят о России, то они, в сущности, не спорят — по существу. Они не спорят о том, что происходит в России — тут они почти едины. Прим. 12. Потому что никакой «просто демократии» нет. Прим. 13. ПОЧЕМУ КИТАЙ УСПЕШЕН, А РОССИЯ — НЕТ А ответ тут совсем простой. Потому что в Китае есть социальность и есть «государство» (пусть и «партийное»), а в России нет социальности и нет «государства» (даже «партийного»). Может возникнуть другой вопрос: но ведь и раньше в Китае правила та же самая партия — КПК, и там никаких успехов не было. А сейчас они есть. Почему? Прим. 14. ПОЧЕМУ В РОССИИ ОЛИГАРХИЯ Но сейчас в России нет ни Партии, ни Царя. Всё логично. Прим. 15. «ТАЙНА РУССКОГО ВРЕМЕНИ» ИЛИ «ПОЧЕМУ РАНЬШЕ ЛЮДИ БЫЛИ КАК ЛЮДИ, А СЕЙЧАС ОЗВЕРЕЛИ». Люди — те же самые, такие, какими их сформировала вся русская История. Если есть в этой жизни социальная (и потому социализирующая) Сила — социальные Немногие, то Многие ведут себя так, как они требуют — соблюдают правила социальности Немногих. Так поступала и та, первая, «советская» Партия — требовала соблюдения своих правил. Поэтому тогда не было и быть не могло ни бомжей, ни беспризорников — дети были обязаны учиться, взрослые люди — работать, алкоголики — лечиться в лечебно-трудовом профилактории (ЛТП), насильственно, от имени и по воле «государства» (Партии). А оно не менялось (причем тут оно?) — изменилось правящее меньшинство. Прим. 16. Потому что представляет себе, как дело было в прошлом, и отчасти ему завидует — была правящая Партия, было государство, и оно работало — всё было управляемо. Можно было ставить задачи и их реализовывать. А это значит, что при таком устройстве страны ей трудно играть роль государства. Партия это другое. Это то, что пиар-технологи создать не могут — по определению. Прим. 17. А когда страна ничья, когда она не находит хозяина в самой себе, она обретает внешнего хозяина. Спасет Россию Партия. И эта Партия будет уже навсегда, потому что тут нет никакой идеологии, никакой конъюнктуры, никакой «политики» (того, что так сегодня называют).
Прим. 1.
Что, например, стало поводом для Февральской революции в России?
Известно: хлебные очереди. В лавках не было хлеба. Притом, что под Питером хлеб был, его дефицита в России вообще не было.
Проблема была лишь в том, что царское правительство не могло организовать доставку хлеба из-под Питера в сам Питер.
В итоге — хлебные бунты, которые стали «спусковым крючком» антиЦарской революции.
В итоге — отречение царя.
Нужна команда людей. А вот её в России и не было. О чем Василий Розанов и писал — писал как о важном, как о том, что ему «открылось»:
«Нет команды
(суть России)».
И т. д. и т. п.
Лидеры этой партии сами прекрасно понимали, что она больше, чем партия, что она в наличных русских условиях имеет мало чего общего, скажем, с парламентскими партиями Англии или Франции. Они понимали, что это — животные разной породы. И они искали способ выразить её уникальность — назвать её.
И каждый предлагал своим формулы, делал это по-своему.
В июле 1921 года в «наброске плана брошюры» (так эта работа называется в его собрании сочинений) «О политической стратегии и тактике русских коммунистов» он определяет сущность партии таким образом: «Компартия как своего рода орден меченосцев внутри государства Советского».
Опять «орден».
Почему?
Так поступал Ливонский орден в Прибалтике, христианизируя и германизируя местные языческие племена.
Так поступает и новый, партийный «орден», устраивая в русской социальной пустоте, в русской послереволюционной асоциальности (когда нет ни царя-государя, ни его государства, а инженер Забелин торгует спичками в московских подворотнях) свой порядок — Партийный, социализируя (пусть и по-партийному — через «социализм») русское пространство.
И именно война, момент наивысшего напряжения всех сил страны, побудит Сталина найти это новое слово. В канун годовщины октябрьского переворота, 6 ноября 1943 года, на торжественном заседании Моссовета, Сталин впервые назвал свою партию «руководящей и направляющей силой» («руководящей и направляющей силой советского народа как в годы мирного строительства, так и в дни войны явилась партия Ленина, партия большевиков»).
Так будут говорить о ней и после Сталина, и даже в Конституцию СССР от 1977 года так её запишут (6-я статья).
Конечно, та партийно-коммунистическая идеология со всеми её понятными особенностями — не есть идеальная, «правильная» культура. Но другой не было и быть не могло. Могло быть только так, как было.
Была ли эта идеология собственно культурой?
Безусловно, была. Ведь что такое культура?
Дети мечтали быть летчиками, а один из этих советских летчиком сам стал примером именно «настоящего человека». А сам это летчик стал таким под действие примера другого «настоящего человека» — батальонного комиссара Воробьева. Об этих людях и говорится в повести Бориса Полевого под названием «Повесть о настоящем человеке».
«Но ты же советский человек! — убеждает комиссар Воробьев летчика Алексея Мересьева, лишившегося ног и павшего оттого духом. «Так ведь я же советский, русский», — позже говорит о себе сам поверивший в себя Мересьев, объясняя том же комиссару, почему он так уверен, что сможет летать, несмотря ни на что.
А когда комиссар умирает, то на вопрос нового обитателя больничной палаты, кого хоронят, её старожил Константин Кукушкин отвечает «сырым» голосом: «Настоящего человека хоронят... Большевика хоронят».
И в этой кажущейся идеологичности (ведь звучит это «страшное» слово «большевик») нет ничего, что было бы отторгнуто «общечеловеческой» культурой самой что ни на есть «цивилизованной страны» (что, скажем, в том же Голливуде не было бы «раскручено» со всей его широтой): человек сражался за Родину, держался-улыбался, несмотря на адские боли, сам терпел, как мог, и других, как мог, поддерживал, возвращал в веру в себя. Кто и что на этот «большевизм» может возразить?
Возражать нечего. Это есть безусловно положительный герой, «столп и основание» новой, Партийной культуры, становящейся в данных условиях «просто культурой» с её безусловными и вечными ценностями.
Поскольку это была культура Партии, которая была и обществом, и государством, то эта «партийная культура» не могла не играть роль и собственно культуры — нормальной, «общечеловеческой» культуры, с её абсолютными ценностями. И недаром сейчас понятие «советская культура» служит уже оценкой: когда говорят «советская культура» или «по-советски», то часто говорят о культуре просто, о правильном, нормальном поведении.
Он пишет, что и фильм этот «дурацкий» (тема такая — шоу-бизнес и его суета), и сделан он «шаляй-валяй», но, тем не менее, фильм этот — «правильный». А именно: «Смысл фильма был почти советский. Нехорошо давать взятки, нехорошо продавать своё тело, нехорошо лгать и хорошо любить человека и заботиться о нём. «Ну и слава богу! — подумал я, выключая телевизор. — Хоть здесь какой-то порядок навели».
Те же, конечно. Но это ценности наши люди познавали только через «советскую» (Партийную) культуры. Их она несла. И потому эти ценности — «советские».
А это просто Норма — норма социальности, когда воровать нехорошо, паразитировать нехорошо, предавать нехорошо, вредить своей стране (людям, то есть) нехорошо.
И т. д. и т. п.
Теперь получается так: «советский» — это просто «хороший».
Можно сказать, что это тоска и по культуре — по социальной культуре. И это буде одно и то же.
Этот распад случился вовсе не потому, что три человека в Беловежской пуще «по пьяному делу» решили его отменить» и подписали о том некую бумагу.
Государство-республику «отменить» нельзя, Партийное государство — тоже. Оно может лишь кончиться.
А кончается оно тогда, когда кончается Партия как Малое общество.
Это происходит тогда, когда кончается культуру это Общества — его «душа» отлетает. А культура в данном, «партийном» случае — это партийная идеология (в данном случае «коммунистическая»). А она де-факто кончилась в конце 80-х, когда Горбачев собственно коммунистическую идеологию «отменил», а новую — не предложил.
Партия сама оказалась пустым орехом — без идеологии, Партия-Малое общество — без культуры.
И потому она просто престала быть Партией-Малым обществом.
Её не стало — не стало де-факто и Советского Союза. И это случилось в конце 80-х.
А далее было сначала лишь юридическое оформление кончины и Партии, и, соответственно, её Партийного государства. В марте 1990 года была отменена 6-й статья Конституции СССР, где говорилось о партии как о «руководящей и направляющей силе советского общества». В декабре 1991 года был отменен Советский Союз — Партийное государство, которого объективно уже не было.
А это чувство причастности к Общему было дорого даже тем, кто ругался с Партийной властью, кого она называла «антисоветчиком» или «индивидуалистом». Возможно, в советской повседневности эти люди не могли реализовать такое чувство, но то, что оно было, это очевидно.
Тут показательны воспоминания таких «одиноких волков» литературы, как поэт Бродский и писатель Довлатов.
Характерно, что, став уже нобелевским лауреатом, они говорил о том же самом — о том, что чувство Общего в «рыночной» России исчезает, и это очень плохо. Потому что без этого ничего путного сделать нельзя.
Но в конце рассказа есть важный «серьёз». В финале спектакля один из «актеров» запел «Интернационал» — неофициальный гимн страны. И его подхватили и на сцене, и в зале. И тут уже никто не шутил — у всех родилось особое чувство. Довлатов: «Вдруг у меня болезненно сжалось горло. Впервые я был частью моей особенной небывалой страны... От слез я на минуту потерял зрение».
Из книги воспоминаний генерала авиации и начальника ЦАГИ Иван Федорович Петрова, названной «Авиация и вся жизнь»:
«Сталин поставил задачу о выпуске 20 самолетов в день. Неожиданно он обратился ко мне с вопросом: «Что такое Советская власть?». Растерявшись, я начал было отвечать, как нас когда-то учили в академии. «Ничего ты не знаешь, — махнул рукой Сталин. — Если возникает какая-то проблема, которая не противоречит законам физики, механики и химии, а ее решение необходимо родине, то она будет решена — вот что такое Советская власть».
Понятно, что Сталин говорил так, как тогда было принято говорить — сообразно с нормами тогдашней советской политкорректности. Понятно, что никакой «Советской власти» не было — была власть Партийная.
Вот о ней Сталин и говорил.
То, как делается социализация асоциальных, подметил и описал известный социолог Александр Зиновьев на основе своих фронтовых впечатлений.
В интервью, данном «Литературной газете» (№ 42, 2004 г.) он говорит: «Самым страшным для меня были растерянность, паника и хаос в первые недели войны. Бойцы бросали оружие, даже когда можно было сопротивляться, и сдавались в плен. Командиры срывали знаки отличия, уничтожали документы. Возникли проблемы с боеприпасами, едой, ночлегом. Когда в течение нескольких дней солдат ничего не ел, степень его деморализации возрастала. Некоторые сдавались немцам только потому, что хотели есть. Всё это сильно угнетало.
Конец цитаты.
Дело тут совсем не в этом — люди собиралась вокруг этой «ячейки» не для того, чтобы «строить коммунизм».
Словом, говорит тут Зиновьеве о феномене Партии своими словами — «ячейка».
Но де-факто говорит он именно о Партии — о Партийном принципе организации русской массы.
1.
Об этой «непредсказуемости» русского солдата пишет, например, участник боев на Восточном фронте немецкий генерал Фридрих фон Меллентин в своей книге «Танковые сражения. 1939-1945» (глава «Красная Армия», подглавка «Психология русского солдата»):
«Можно почти с уверенностью сказать, что ни один культурный житель Запада никогда не поймет ни характера, ни души русских. […].
Если человек смел, то он смел, если он трус, то он трус. И так всегда. Всё тут понятно.
А как понять русских, которые вчера трусят, сегодня геройствуют?
Объяснение тут простое: если есть в воинском подразделении Военная Партия (люди, намеренные воевать и умеющие это делать), то эта Партия делает это подразделение боевой частью. А если нет такой Партии (скажем, выбита в боях) — то это подразделение при первой неудаче тут же превращается в бегущую толпу.
Всё очень по-русски.
И это, в свою очередь, объясняет многое другое.
Это объясняет, например, такое наблюдение того же Меллентина. Он пишет, что часто бывало так: бегущие русские солдаты не рассыпались в разные стороны, чтобы спастись по одиночке (что, вроде бы, разумно), но непременно сбивались в «толпу» — в «толпе» искали спасения. Это, конечно, было странно, не по-немецки — нерационально.
Люди сбивались в толпу потому, что бессознательно ждали, что количество перейдет в качество — собьется в этой уже сбитой «толпе» микрогруппа людей (Партия), которые скажут, что и как делать — станет она коллективным командиром.
О чем он тут, в сущности, пишет?
Де-факто он пишет о том, как растерянные («десоциализированные») люди пытаются найти свою социальность. Если они её находят, тогда они воюют и воюют иначе — «величайший героизм».
Это объясняет так же и то, что на протяжении всей русской военной истории русские всегда были лучше в обороне, чем в наступлении. Еще в Средневековье иностранцы писали об этом — в поле русские не очень хороши, а вот в «крепостном сидении» им почти нет равных. И недаром, когда в России говорят о героизме, то чаще всего говорят о героической обороне городов и крепостей.
Почему так?
А вот если люди хотя бы по чисто физической причине достаточно долг находятся вместе (просто, скажем, сидят внутри одной и той же крепости), то у них тем самым объективно, «сама собою», формируется их социальность, и эти люди обретают уже совсем другое качество. Из множества рождается общество. И тогда для «величайшего героизма» им даже крепости не нужно — достаточно и степной балки (оврага).
Это полковник был при штабе 3-ей моторизованных дивизий вермахта, которая вела бои за Сталинград. И в одном из своих донесений он писал о том, что эта дивизия целый месяц буквально штурмовала не русский укрепрайон, не форт и даже не дом, вроде «дома Павлова», а обычную степную балку — овраг, по периметру которого были выкопаны окопы. Причем эта балка была в тылу 3-й моторизованной дивизии немцев и, соответственно, была окруженная со всех сторон. Тем не менее, осада этой большой ямы длилась целый месяц.
Конец цитаты.
Тот же полковник пишет, в каких условиях эти люди воевали: «Почти четыре недели эти люди питались травой и листьями, утоляя жажду ничтожным количеством воды из вырытой ими в земле глубокой ямы. Однако они не только не умерли с голоду, но еще и вели ожесточенные бои до самого конца».
«Метили в коммунизм — попали в Россию».
Так, по преданию, сказал однажды социолог и философ Александр Зиновьев. То есть, метили в партию, а попали в страну. И звучит в этих словах и явное сожаление, и явное недоумение. Как мол, так вышло-то? Хотели-то, как лучше, как правильно?
А вышло — вон чего.
Так, будущий идеолог сменовеховства кадет Николай Устрялов писал осенью 1920 года в письме к княгине Голицыной: «Метили в большевиков, попали по России, в себя самих… Не остановиться ли?».
Так, тележурналист Михаил Леонтьев, выступая на радио «Эхо Москвы» 19 мая 2006 года, сказал с сожалением-недоумением и обидой непонятно на кого: «Мы боролись с режимом, а потеряли страну».
Это, действительно, странно, когда люди не видят очевидного — Россия так устроена, что её «режим» и страна — это было одно и то же.
Почему?
Потому выбор перед русским человеком всегда простой.
Тогда: либо Партия (большевики) — либо отсутствие всякой государственности вообще.
Сейчас: либо Партия («социалы», Малое общества) — либо Олигархия. И последующая деградация страны вплоть до её физического исчезновения. Страна — это люди, а люди, как известно, ускорено вымирают.
Иного просто не дано.
Из интервью, которое Александр Зиновьев дал сайту contr-tv. ru:
А. З.: «…Я не защищаю коммунизм. Я не апологет коммунизма. Я ученый, просто хочу объективно описывать — что было на самом деле. А теперь, в этих условиях, объективное описание советского периода выглядит как апологетика.
Ведь посмотрите — ведь факт: в советские годы право на труд было гарантировано. Было! Бесплатное образование было. Было! И образование лучшее в мире. Какое никакое медицинское обслуживание, но бесплатное, и это было. Пенсии были — были. Это же все было! Говорят, что Зиновьев защищает коммунизм — но ведь это все было!»
Конец цитаты.
Они лишь спорят о сроках и формах происходящего.
Они обсуждают лишь одну темы — сроки и формы «деградации» России.
«Деградация» — это их слово, термин, которым пользуются там почти все — обычно и привычно, в рабочем порядке. Так бывает, когда люди описывают некий факт — вполне установленный и бесспорный.
Никакой «просто демократии» («как в Европе») в России быть не может объективно.
Потому что Россия не «как Европа» — она асоциальна.
А «выборная демократия» в асоциальной стране всегда приводит к тожеству Олигархии.
Поэтому наличная в России «демократия» (выборы, даже самые честные, и пр.) есть способ существования Олигархии.
Опыт выборов по-русски (выборов в асоциальности), то есть, выборов Олигархии — это хорошо показывает.
Есть лишь постоянно благоустраиваемое общество, которое в Западной Европе и называют «демократией». Оно и есть тот образ жизни, который там называют «демократией».
Путь к построению общества («демократии») в России есть только один — через социализацию разобщества посредством Партии-Малого общества.
В обоих странах был «коммунизм», в обоих странах у руля стояла «коммунистическая партия», да и реформы начались почти одновременно.
И — такая разница. Почему?
Есть асоциальность и законная дочь её — Олигархия (вместо государства).
Вот и весь ответ. Если кратко.
Потому что партия перестал быть всего лишь «коммунистической партией».
Она стала именно Партией. Она отказалась от коммунистической догматики и стала Малым обществом — «руководящей направляющей силой» китайского множества. Она стала силой, движимой сугубо прагматическими интересами страны (не идеологии) — интересами развития страны. Именно в духе известного изречения Дэн Сяопина: «Не важно, какого кот цвета — черный он или белый. Хороший кот тот, который ловит мышей».
Потому и такой результат. Потому и такая разница.
Потому что в России объективно наступило Партийное время, а Царское время — объективно прошло, а никакого иного способа организации своего пространства страна просто не знает.
Либо Царь, Либо Партия.
Ничего иного в России никогда не было.
Ничего иного она просто не знала.
Есть только «высший чиновник», в котором массовый человек по-прежнему видит «царя».
А он и не Царь — время Царей прошло, а он и не Генеральный секретарь — нет у него Партии.
А он есть только то, что он есть — «высший чиновники», главный среди русского беспризорного чиновства.
А такой чиновник объективно может быть только одним — главой русской Олигархии.
То есть, первоолигархом. Потому и Олигархия.
Если в России есть Царь, то государство — это Царь.
Если в России есть Партия, то государство — это Партия.
Если в России нет ни того, ни другого, а есть просто чиновство, то государство — это чиновство. Государство тогда — это беспризорное чиновство (исполнители без «указателей», слуги без хозяев).
То есть, нет тогда никакого государства вовсе. Есть только Олигархия.
Потому что государство-республика — это всегда команда. Это всегда сообщество людей, у которых есть Общее дело, это всегда социальная Сила, это всегда социальность.
Обычные, известные фразы.
Но о чем тут, собственно, речь? Что, собственно, изменилось?
Время изменилось?
Нет, конечно. Время — физическая категория, и она тут совершенно не причем.
Люди изменились?
Нет, конечно. Люди те же самые — советские (родились в СССР). И даже дети этих людней суть те же самые советские люди (вон с какой убежденностью говорят о «капитализме») — они дети своих родителей.
Это — именно массовые люди, которые суть массовые не только потому, что их много, но и потому еще, что они подобны массе — пластической массе. Они подобны глине или пластилину — они пластичны. Эти Многие становятся такими, каковы те Немногие, которые Россией правят, которые определяет весь строй русской жизни.
И «люди были как люди».
Если нет этой Силы, то Многие возвращаются в исходное состояние — идут на «войну всех против всех», ведут себя асоциально.
И — «люди озверели». И — «время изменилось».
Ушло «примерное меньшинство» (по Ортеге-и-Гассету) — меньшинство социальное или меньшинство доброго примера.
Пришло меньшинство иное — асоциальное или меньшинство дурного примера. Или Олигархия.
И всё стало по-другому. Вот и вся тайна «русского времени».
Как писал Иван Бунин в своих «Окаянных днях»?
«Народ сам сказал про себя: «Из нас, как из дерева, — и дубина, и икона» — в зависимости от обстоятельств, от того, кто это дерево обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачев».
Именно. Вся «тайна» в этом — в «деревообработчике».
Почти всё время правления Путина замглавы его администрации Вячеслав Сурков был занят тем, что хочет создать «партию власти», которая продержалась бы в Думе хотя бы десять лет.
Почему он об этом так хлопочет?
Потому что он видит всю ущербность нынешнего «политического» устройства в России — внизу «население», ждущее чудес от «царя», вверху этот самый «царь» (совсем не волшебник), а между ними — вороватое чиновство, занятое своими интересами. Ничего мало-мальски конструктивного, «государственного» Олигархия сделать не может — нет у неё к тому инструмента.
Потому Сурков хочет сделать нечто вроде партии — нечто, что играло бы роль правящей партии или Партии, как Олигархия играет роль государства. Так, видимо, полагает он, «государство» обретет необходимую стабильность и устойчивость.
Мотивация его понятна, но понятно также и то, что ничего из этой затеи не выйдет — чиновники не могут составить Партию, как сотня кроликов не может составить из себя льва.
Но попытка и мотивация тут очень показательны. Даже сотрудник Олигархии понимают, что без Партии ничего сделать нельзя — трудно имитировать отсутствующее государство.
Клин вышибают клином.
Как прежде спасалась Россия?
Царями. Один был плох, его сменял другой, получше. И он исправлял ошибки предыдущего.
Сейчас она может спастись только Партией — Партией-Малым обществом, потому что иной социальной Силы быть не может. Ею не могут быть ни чиновники, ни «население».
Ею могут быть только соединенные между собой социальные люди, желающие жить в обществе — своем обществе, чувствующие себя хозяевами своей страны и намеренные свой естественное, хозяйское право на свою страну реализовать.
И потому, что они — хозяева.
И потому, что она сейчас — буквально бесхозная, ничья. Чиновник — не хозяин, он слуга.
А когда чиновник есть бесхозный слуга, он начинает вести себя как хозяин-временщик — начинает «хозяйничать» (см. пример высшей Олигархии), а не хозяйствовать. Он начинает служить тому, кто ему больше платит служить тому, кто ему платит, то есть, пришлой социальности (см. пример низовых Олигархий в русских городах, городках и поселках).
Одна Партия погубила её — другая спасет. Клин вышибают клином.
Одна Партия погубила её потому, что была в основе всего лишь партией, всего лишь «коммунистической парией с анахроничной идеологией.
Другая Партия спасет её, потому что будет Партией социальности, Малым обществом.
Есть только то, что должно быть всегда — социальность, Общество, Республика (Общее дело этого Общества).