Интерактивная книга

От автора  |   Досье  |   Комментарии

Серов
Вадим
Васильевич


 ОГЛАВЛЕНИЕ

От автора.
Предисловие

От автора-2.
Встреча

ЧАСТЬ 1.
О пользе руссологии

ЧАСТЬ 2.
Российское
общество:
ложь "общественная"

ЧАСТЬ 3.
Российское государство:
ложь "государственная"

ЧАСТЬ 4.
Какой в России строй

Приложение 1.
"Олигархический лифт"

Приложение 2.
Региональная Олигархия
(на примере
банка "Россия")

Приложение 3.
Центральная Олигархия
(на примере Газпрома)

ЧАСТЬ 5.
Исправление имен

ЧАСТЬ 6.
Русская Олигархия:
и это многое объясняет

Глава 1.
Почему "государство
бездействует"

Глава 2.
Почему
"государственным" людям
в "государстве
российском" плохо.

Глава 3.
Почему в России
такая коррупция.

Глава 4.
Почему "безвластие"
при "беспределе власти".

Глава 5.
Почему в России
беззаконие.

Глава 6.
Почему Россия
похожа на Африку.

Глава 7.
Почему Запад
смотрит на Россию
свысока.

Глава 8.
Почему у России
нет союзников.

Глава 9.
Почему "государство врет"
и "умалчивает"

Глава 10.
Почему "либерализм"
стал идеологией
российских "реформ"

Глава 11.
Почему "власть"
безответственна

Глава 12.
Почему "приоритетные
национальные проекты"
такие

Глава 13.
Почему такие реформы

Глава 14.
За что наказали
Ходорковского

Глава 15.
Почему "власть"
провинциальна

Глава 16.
Почему
"национальную идею"
так и не нашли

Глава 17.
Почему "власть"
боится "оранжевых
революций"

ЧАСТЬ 7.
Россия: страна,
которой нет

ЧАСТЬ 8.
Россия: Родина,
которой нет

ЧАСТЬ 9.
Кто виноват

ЧАСТЬ 10.
Русская асоциальность:
и это многое объясняет

Глава 1.
Кто главный русский враг

Глава 2.
Как разгадать
"загадку Путина"

Глава 3.
Почему хорошему
человеку в России плохо.
Или "почему,
если ты такой умный,
ты такой бедный"

Глава 4.
Почему антигерои -
"герои нашего времени".

Глава 5.
Почему Россия -
нецивилизованная страна.

Глава 6.
Почему русские
терпят олигархию.

Глава 7.
Почему русские "болтают"

Глава 8.
"В чем сила, брат"

Глава 9.
Почему русские
проигрывают

Глава 10.
Почему Россия -
такая богатая,
а русские — такие бедные.

Глава 11.
Чем русские отличаются
от других европейцев

Глава 12.
Почему победители
живут хуже
побежденных

Глава 13.
Почему хочется
Сталина.

Глава 14.
Почему "бытовая
коррупция"

Глава 15.
Почему в России такая
армия.

Глава 16.
Почему Россия
в моральном обмороке

Глава 17.
Почему в России
нет идеологии

ЧАСТЬ 11.
Что делать
Глава 1.
Очевидность ответа

Глава 2.
"70 лет советской власти":
что это было или Партийный способ организации русского пространства и множества

Глава 3.
Что и как делать. Российское общество как Партия или Параллельная Россия

ЧАСТЬ 12.
Исправление имен
(уточнение
и продолжение)

ЧАСТЬ 13.
Партия "Российское общество" в отсутствие собственно российского общества:
это многое объясняет
и именует

Глава 1.
О лжи "политической"
или какая политика нужна России

Глава 2.
Кто сейчас
самый актуальный
политик России

Глава 3.
Почему
в наличной России
всякая оппозиция
бессмысленна

Глава 4.
Как остановить
развал России

Глава 5.
В чем состоит
"особый путь России"

Глава 6.
Кто патриот

Глава 7.
Кто истинный
герой нашего времени

Глава 8.
Кому Россией править

Глава 9.
Как добиться
правды и справедливости

Глава 10.
Как добиться
перемен к лучшему.
Или ложь
"демократическая".

От автора-3.
Приглашение


ПРИЛОЖЕНИЯ

Часть-приложение 1.
Русский массовый
человек
или ложь
"национальная"

Часть-приложение 2.
"Великая
русская культура"
или ложь
"культурная"

Часть-приложение 3.
«Русская
политическая
культура»
или ложь
«политическая» № 2

Часть-приложение 4.
"Тайна"
русской "власти"
или ложь
"византийская"

Часть-приложение 5.
ИИсправление имен
(дополнение)

Часть-приложение 6.
Ордынство.
И это многое
объясняет

Глава-приложение 1.
Почему "Россия гибнет"
всегда

Глава-приложение 2.
Почему чиновники
не уходят в отставку

Глава-приложение 3.
Почему чиновники
берут взятки

Глава-приложение 4.
Почему "власть"?

Глава-приложение 5.
Почему никто России
не хозяин

Глава-приложение 6.
Почему немцы "стучат"

Глава-приложение 7.
Почему русские не улыбаются

Глава-приложение 8.
Почему Москва такая

Глава-приложение 9.
Почему
в наличной России
честные выборы
бессмысленны



ЧАСТЬ 4.
КАКОЙ В РОССИИ СТРОЙ

1. Страна без определенного общественного строя

Общества нет, «собственно государства» тоже, но то, что называют «общественным строем», в России, конечно, есть.
И понятно, почему. Тут всё просто.
Отношения собственности в ней есть?
Есть. Конечно.
Отношения власти и подчинения есть?
Есть тоже. Конечно.
Значит?
Значит, есть все основания для того, чтобы говорить о вполне определенном «общественном строе». (Кавычки тут неизбежны, ведь мы говорим об «общественном строе» применительно к стране, где собственно общества нет).

Так какой это строй?
Вот тут начинается самое интересное. Строй, безусловно, есть.
Но он — не назван.

Вот что интересно. Нет для него подходящего слова. Тут та же самая история, что и с отсутствующим в России государством (комитетом) — нет слова.
И потому список «известных русских вопросов» можно пополнить — «Что делать?» «Кто виноват?» и «Какой в России строй»?
Люди просто не знают, какой в России строй.

Конечно, многие по-прежнему остаются бессознательными или органичными марксистами — никакой иной науки об обществе и экономике они не знают.
Потому они по-прежнему говорят «по-марксистски» — другого «языка» они просто не знают.
И это многое объясняет — и то, что для многих русских реалий по сию пору нет даже адекватного слова, как, например, для того же государства (комитета), и то, что сами эти реалии толком не осмыслены. Не осмыслены потому, что просто нет слов и понятий, при помощи которых это можно было бы сделать ( прим. 1).
Потому многие привычно говорят о «капитализме».
Они отвечают на этот вопрос просто, по Марксу: был-де у нас прежде «социализм», а теперь-де у нас «капитализм». Только надо уточнить, какой именно. Тут возможны варианты.
А так, всё ясно — «капитализм». Конечно. Вот и вся политэкономическая недолга. Всё просто.
А те из этих «марксистов», кому получившийся в России «капитализм» не нравится, подбирают соответствующие эпитеты. Одни говорят о «воровском капитализме», другие — о «номенклатурном капитализме», третьи — о «корпоративном капитализме», и т. д. и т. п.
Но то, что это — «капитализм», никто не сомневается. А что же это еще?
Никаких иных слов, кроме тех, что «от Маркса», русский массовый человек просто не знает.
Итак, «капитализм»?

Но такое определение современного русского «общественного строя» равно отсутствию всякого определения.

Потому что «капитализм» — это только книжкино, идеологические клише, но никак не научное определение, исходящее от определяемой реальности.
Потому что «капитализм» — вообще не есть научное определение чего-либо вообще.
Потому что никакого капитализма в его лабораторно чистом виде нет и быть не может ( прим. 2).

К марксизму это определение имеет отношение, а к реальности — нет.
Это слово не определяет ровным счетом ничего.
Напротив, оно только путает человека, который берет в руки этот «компас».

Отступ. 1.
В самом деле, если мыслить «по-марксистки», то этот «капитализм» сейчас почти везде — и в США, и в Африке, и в Швеции, и в Китае, и в России.
А жизнь везде разная — везде разное её устройство, то есть, строй.
И что в этом случае определяет этот «капитализм»?
Ровным счетом ничего.
Может ли он служить названием реально разного строя в этих разных странах?
Не может.
Именно потому, что он реально ничего не определяет.
Ясно, что эту разную жизнь в разных странах определяет (во всех смыслах с этого слова) не этот «капитализм», а что-то другое.

А в реальности это слово имеет куда бoльшее отношение к пропаганде, чем к собственно марксизму.
Именно.
«Капитализм» — это лишь идеологема, идеообраз, придумка идеолога.
«Капитализм» — это только средство идеологического воздействия. И используется оно соответственно.
Именно.
Надо просто посмотреть, как работает это слово.
А работает он как инструмент пропаганды, как инструмент воздействия на сознание людей — как инструмент манипулирования массовым сознанием.
И оно тем успешнее работает в этом качестве, что люди, только пользуясь этим словом, манипулируют собою сами. Стоит им только произнести это слово-команду, как они начинают думать так, как само это слово и предписывает им думать.
«Капитализм» — это идеальный пропагандистский «кнутик». Люди подстегивают им себя сами.
Они сами идут в нужном направлении, как и их мысли.
Они искренне верят, что нынешнее устройство России — единственное правильное, что «так и быть должно».

Отступ. 2.
Почему так происходит?
Причины очевидны.
Потому что никакого иного обществоведения, равно как и «политического языка», кроме поп-марксизма, русские массовые люди не знают. Их сознание поп-марксистское — оно стоит на этих двух «измах».
Потому что их мышление двоичное — в нем есть только черное и белое (в данном случае, хороший «изм» и плохой «изм»).
Потому что их сознание тотальное — для него может быть только что-то одно, либо черное, либо белое. И всё должно быть либо целиком черным, либо целиком белым.
Потому что сознание русского массового человека устроено так, что оно куда больше реагирует на слова, нежели на реальность. Это было еще академиком Павловым подмечено ( прим. 3). Оно просто идеально для управления и манипуляции — управления и манипуляции именно посредством слова.

То есть, это сознание таково, что люди сами себя индоктринируют, сами себя идеологически обрабатывают — лишь тем уже, что живет у них в мозгу это слово «капитализм», лишь тем уже, что они его произносят, слышат, понимают. Понимают так, как надо понимать.
И это слово в данном случае — кодовое слово, которое включает в «компьютере» массового человека соответствующую программку — программку самопрограммирования. А далее, как в случае с самообучающимся роботами, люди настраивают себя сами — и на определенную манеру мыслить, и на соответствующую манеру вести себя, на «капиталистическое» поведение.
Всё верно: слово — это самое сильное оружие. Оно не просто побеждает — оно покоряет. И делает это так успешно, что покоренный искренне считает себя освобожденным. Наконец-то освобожденным. Free at last.
Идеальное оружие.

Все эти «потому что» приводят к тому, что слово «капитализм» в русском массовом сознании вызывает не ряд рациональных соображений, но условной рефлекс — так, как зажженная лампочка академика Павлова вызывала такой же рефлекс у его собаки.
Логика рефлекторной реакции на слово «капитализм» проста.
Русские массовые люди верят, что прежде в России был «социализм», а это — плохо.
Значит?
Значит, «капитализм» — это хорошо (потому что «социализм» — плохо).
Сейчас в России «социализма» нет — это факт.
Значит?
Значит, сейчас в ней «капитализм», а это — хорошо.
Значит?
Значит, сейчас в России — хорошо. Ну, может, не всё хорошо, но, главное, всё правильно — в принципе. Строй правильный — это главное.

Это «значит» работает — люди верят.
Верят потому, что есть те самые «потому что», названные выше.

А далее — всё по известной европейской присказке: «Дьявол протягивает для выбора всегда две руки» (мол, угадай, в какой руке?). И человек всегда в этом случае делает неверный выбор.
Ибо он выбирает из того, что предлагает ему дьявол.

Так и тут. Русские поп-марксисты делают неверный выбор всегда.
Ибо выбор их — «дьявольский», они выбирают из двух ложных «измов». Или–или, либо-либо. «Иного не дано».
Люди — верят. А больше ничего от слова «капитализм» и не требуется.
Массовые люди «думают» массово «правильно».
Что и требуется. «Правильный у нас народ, Сережа. Правильный!» (Путин — Доренко).

2. Строй Немногих — суверенных и бесхозных

В любом случае, кто бы как бы ни относился к марксизму и его версиям, этим «аршином» русскую реальность не измерить. Слово «капитализм» тут точно ничего не говорит, ничего не объясняет.
Сказать, что теперь в России — «капиталистический строй», значит, не сказать ровным счетом ничего.
Нет в этих словах ровным счетом никакого смысла.
Словом, этот «капитализм» — ложь. Не подходит тут он никак. Не работает оно как средство определения и способ понимания.
Как быть?

Выход очевиден. Надо оставить в стороне этом марксизм и его поп-версию.
Надо приложить к России другую «линейку».
Надо обратиться к обычной, буквально классической (в смысле древних греков) политологии и элементарному здравому смыслу — благо и то, и другое друг другу тут не противоречат.

Как люди поступают, когда они рассуждают о строе?
Во-первых, они ищут субъект — субъект власти и владения.
Они смотрят, у кого власть (кто и как правит). Они смотрят, у кого ресурсы (кто и как владеет). Они смотрят, кто кому подчиняется — кто кого контролирует.
Во-вторых, они ищут интересы. Тут всё просто. Всё понятно: интересы — это «честные люди», они в отличие от слов не обманывают. Тут обмануть сложно.
Вот с этой «линейкой» классической политологии и надо подходить к России. Тогда всё станет на свои места, всё станет ясно и прозрачно — без двусмысленностей.

Итак.
Кто правит сейчас Россией — на местах и в целом?
Правят чиновники. Правят высшие городские, районные, областные, кремлевские чиновники во главе с «высшим чиновником» (Путин).
Понятно, что главные правители — это немногие высшие кремлевские чиновники.
Именно «немногие» — высших много не бывает.
Итак, Немногие правят Многими.

Кто владеет Россией — её ресурсами?
Владеют ею немногие кремлевские чиновники во главе с их «высшим чиновником».
Итак, тем, что формально принадлежит Многим, реально владеют Немногие.

Отступ. 3.
Иногда в качестве таковых владельцев называют неких «олигархов», но это, конечно, неверно.
Эти персонажи чем-то владеют до тех пор, пока им то чиновники разрешают. Они тут «хозяин-барин». Они дали им их «собственность» (см. историю «приватизации», залоговых аукционов и т. д. — прим. 4), они же могут её и отнять. Судьба «самого богатого человекам России» (журнал «Форбс») — Ходорковского тому наглядный пример.
Главные и истинные владетели — немногие кремлевские чиновники. И вряд ли тут кто-то будет в этом всерьез сомневаться.

Кто кого контролирует в России?
Немногих высших чиновников, правящих и владеющих, в России не контролирует никто. Они совершенно свободны в своих действиях.
Причина этого очевидна — контролирующей силы (Малого общества ) в России нет. Есть «население».
И, напротив, это чиновники контролирует своё «население» — он находится в полной их власти.
Немногих высших чиновников России в России не контролирует никто.
Над ними есть только один контроль — внешний. Их отчасти контролирует только то, что называется «мировым сообществом», то, что на деле является США и их союзниками.
Причина этого тоже очевидна — эти Немногие зависят от этого «мирового сообщества», потому они не могут не быть ему подконтрольны. Всё тут объективно ( прим. 5).

И еще один важный вопрос — про интересы (они тут важный «строеобразующий» фактор).
В чьих интересах правят и владеют эти немногие?
Они делают это в своих интересах или интересах теми, кем они управляют — в интересах Многих?
Вопрос звучит риторически. Хотя в известной части интересы тех и других объективно совпадают — никто (и Многие, и Немногие) не хочет, чтобы Россия стала халифатом, никто не хочет, чтобы здесь были бунты и беспорядки, никто не хочет, чтобы было здесь полное безвластие, хаос и анархия.
Это понятно.

А в остальном — Немногие правят объективно в своих интересах. И речь здесь идет не только и не столько о личной выгоде (обогащение и проч.).
Речь идет о том, что у этих Немногих есть своё представление, что правильно, что нет, что хорошо для России, что нет. И эти Немногие правят страною сообразно со своими взглядами. И править так, как эти Немногие считают нужным, есть, таким образом, их тоже важный интерес. И этот интерес может не совпадать (и во многом не совпадает) с интересами Многих, и с объективным интересом самой России в целом.
Словом, мы имеет дело с объективным правлением Немногих в интересах Немногих же.
Так выглядит ситуация в России с отношения власти, собственности, контроля и интересов.
Вывод?
Очевиден. В России бесконтрольно властвуют и владеют Немногие в интересах Немногих.
Они контролируются только внешней силой и только отчасти.

Как назвать такой строй?
Как называется эта власть Немногих — власть, равная владению? Ведь известно, у кого в России власть, у того и «собственность», то есть, ресурсы разного рода.
Тут ничего придумывать не надо. Соответствующий термин существует с античных времен — придуман основоположниками классической политологии, древними греками.
Этот строй называется олигархия (оligarhia), которая так и переводится — «власть немногих». Оligos («олигос») тут — это «немногие», а (arche) «архэ» — это «власть».
Всё вместе — «власть немногих».
Олигархия. О чем и речь.

Таков ныне «общественный строй» в России.
Таково её устройство — так она устроена.
И всё тут вполне очевидно. И кто хотел увидеть это очевидное, кто имел к тому возможность (взглянуть на Россию свежим взглядом), тот его и увидел.
Как назвал «общественный» строй «демократической» России тот же Солженицын, когда он вернулся в Россию из Америки?
Так же и назвал — олигархией ( прим. 6).

Так получается по обычному здравому смыслу, так получается согласно классической политологии, так получается по мысли её основоположников, так получается, наконец, даже по словарным определениям ( прим. 7), в основе которых лежит всё та же классическая (античная) политология.

Отступ. 4. ЧТО КОНКРЕТНО ИМЕЛ В ВИДУ АРИСТОТЕЛЬ
Само слово мало что значит — оно звучит (само по себе) даже нейтрально. «Власть немногих» — что тут такого?
Всякая власть — это всегда власть немногих. Правят не площади — кабинеты. И так — всегда и везде. Известно.
Поэтому важно, какие это немногие.
Поэтому важно тут не само слово, но его понимание — то явление, которое люди за ним видят.
А это явление описал Аристотель, и это ему современная политология и обязана термином «олигархия» в современном, точном, политологическом его понимании.
Это Аристотель описал в своей книге «Афинская полития» ( прим. 8) и события, давшие смысл слову «олигархия», и основные признаки этой самой олигархии или «олигархического правления» (книги «Афинская полития», «Политика» и «Риторика»).

1. Сначала о событиях.
Это события V века до нашей эры — те, которые последовал за поражением Афин в Пелопонесской войне, которую он вели со Спартой 27 лет. В 404 году до нашей эры Спарты побеждают и становятся единственной «сверхдержавой» в тогдашнем греческом мире.
Спарта, как подобает победителю, диктует Афинам свои условия: они были должны срыть свои крепости в Афинах и их порту Пирее, поставить под спартанский контроль свой главный военный ресурс — знаменитый афинский флот.
В Афинах проходит перемены — новое время требует новой власти. Меняется само государственное устройство Афин (или строй). Под негласным контролем Спарты проходят выборы и афиняне выбирают новую власть — 30 «номофетов», то есть законодателей. Вся власть в Афинах переходит к этой «коллегии тридцати». Её задача — провести реформы, разработать новый свод законов, на основании которых Афины могли бы начать «новую жизнь». Номофеты говорят о том, что нужно вернуться к заветам предков («patrios politeia») и «истинным ценностям».
И эта коллегия начинает писать новые законы, взяв за образец спартанское законодательством. Понятно, почему: к власти пришли проспартански настроенные люди, контролируемые Спартой. Символом этой новой афинской «идеологии» стал глава коллегии тридцати философ-софист Критий, который вошел в историю со своей фразой «Спартанское — это лучшее».

Но законы эти люди писали недолго. Они отложили их в сторону, «на потом», и стали править непосредственно — сами, посредством прямых своих указов, без всяких выборов и прочего. (Афинские выборы ограничились избранием этой «тридцатки» — оно было вполне демократичным. Большинство афинян искренне верило номофетам — хотело новой, «правильной» жизни).
Раньше афинский Совет (законодательное собрание Афин) избирался. Теперь эта коллегия тридцати стала туда просто назначать «депутатов» из лояльных им людей.
Раньше афинская полиция («биченосцы») подчинялись этому Совету. Теперь эта коллегия своим указом подчинила её непосредственно себе.
И т. д. и т. п.

Более того, Критий со своей коллегией решил прямо опереться на Спарту, дабы обеспечить свою безопасность и власть. Он разместил в Афинах отряд спартанцев в 700 воинов и обязал афинских граждан содержать их — до тех пор, пока, как он сказал, номофеты не «устранят дурных людей» в Афинах (то есть, своих противников).
Это номофеты и стали делать. По сообщению Аристотеля, коллегия тридцати казнила около 1 500 человек, после чего её прозвали в народе «Тридцать тиранов». Причем были казнены не только идейные противники (сторонник былого афинского строя — афинской демократии), но и просто богатые (и потому влиятельные) люди. Так номофеты и своих возможных соперников устраняли, и казну свою пополняли (имущество казненных обращалось в «доход государства»).

Но никакого собственно афинского государства, равно как и его «дохода», уже не было.
Была лишь эта коллегия тридцати («тридцать тиранов»).
Как пишет Аристотель, эти тридцать стали распоряжаться и афинскими государством, и казной его, как своими собственными, «не считаясь ни с какими постановлениями, касающимися государственного устройства».
Другой философ, Платон написал о том же так: «…Тридцать же стали самодержавно управлять всем».
Длилось их правление этих тридцати недолго — около года. В ходе вспыхнувшего восстания номофеты были свергнуты вождями. В Афинах восстановилась афинская демократия.

2. И о признаках.
Правление номофетов длилось достаточно долго, чтобы дать основания для рождения термина «олигархия» с его вполне конкретным содержанием.
Аристотель назвал это период афинской истории «олигархическим правлением» («олигархией»). Он же описал основные признаки этого строя — так, как он их увидел.
Каковы эти признаки?

Во-первых, олигархи приходят к власти всегда демократическим путем — путем выборов.
Олигархия есть порождение большинства голосующих — большинства населения. Она есть детище массового человека или «человека толпы», как говорили в античности ( прим. 9). И поначалу — любимое детище, потому что ради избрания будущие олигархи всегда и говорят этому большинству то, что оно хочет услышать, и даже говорят так, как оно любит. Как писал Аристотель в своей «Политике», «иногда сами олигархи занимаются демагогией среди черни».
«Демагог» в переводе с древнегреческого — это «вождь народа» (demos — народ, ago — веду), то есть, вождь большинства.

Во-вторых, олигархи любят выборы, когда их выбирают. Когда же их избрание состоялось, они всякие выборы отменяют или обессмысливают их. Они начинают формировать власть путем кооптации, когда во власть просто «берут» — назначают на выборные должности «своих людей».

В-третьих, олигархи правит в интересах самих олигархов.

В-четвертых, при олигархии какой-либо законности быть не может, потому что олигархи правят сами, бесконтрольно, в своих интересах. Как пишет тот же Аристотель, при олигархии может быть не законность, а лишь «разные степени беззакония». В одном случае, это может быть прямой произвол, в другом — формальная законность, применяемая выборочно и толкуемая в пользу этого правителей и их людей.

В-пятых, у олигархии две точки опоры: она в своем правлении опирается на внешнюю силу и на ту «социальную базу», которую она создает сама (из числа «прикормленных» людей, людей, чем-то ей обязанных и т. д.).
Это она делает сразу после выборов — после того, как большинство избирателей в ней начинает разочаровываться. Так, как пишет Аристотель, сразу после своего избрания коллегия тридцати создала при себе группу так называемых «лучших граждан» из 300 человек. Туда вошли не столько знатные и богатые, сколько преданные этой коллегии люди. Сначала номофеты дали этим людям ряд привилегий — право носить оружие и т. п. Потом они сформировали из этих людей афинский Совет и другие государственные учреждения. Затем коллегия стала награждать их тем имуществом, что было реквизировано у казненных «дурных людей». И т. д. и т. п.

Таковы основные признаки олигархии, которые Аристотель вывел из опыта «олигархического правления» в Афинах. Можно сравнить с ними современную русскую реальность и «провести опознание».
Совпадения очевидны — что в большом, что в малом ( прим. 10).

3. Олигархия как люди и структура

Есть олигархия просто — как строй.
Но есть еще и Олигархия с большой буквы. Это не строй, но люди, которые его воплощают — те, кто правит, те, кто владеет. Это — олигархи.
Это высшие, бесконтрольные суверенные» чиновники («суверенная демократия»).

Но они действуют и реализуют свой интерес — не в одиночку.
Это физически невозможно — в одиночку владеть и властвовать.
Им нужны помощники — бизнес-партнеры. И они у них есть.
Это те, кто стал главным пользователем («бенефициаром») «приватизации», те, кто владеет огромными кусками бывшего Партимущества (а всем владела именно Партия, а не какое-то никогда не существовавшее «советское государство»).
Это те, кого ныне ложно именуют «олигархами».
Но они не олигархи — они всего лишь бизнес-партнеры Олигархии в целом и олигархов по отдельности.
Это те, кого сам первоолигарх предложил называть «представителями крупного бизнеса». И никак не «олигархами». Это слово ему не нравится: «Мне не нравится слово «олигарх» применительно к представителям крупного бизнеса России» (Путин на своей третьей ежегодной пресс-конференции, устроенной 20 июня 2003 года в Кремле для мировой прессы).

Отступ. 5.
Надо полагать, совершено подсознательно ему это слово не понравилось, потому как в нем это самое «арх» явственно слышится («человек власти», то есть), а истинному человеку власти (олигарху) подсознательно неприятно, когда так зовут кого еще кроме него самого.
Это и фальшиво, и неприемлемо, и оскорбительно даже — «арх» (перволигах) в стране должен быть только один, равно как и «власть». Олигархия, то есть.
Всё логично: двух центральных или высших олигархий быть не может — «олигархия разрушается [...], когда в ней образуется другая олигархия» (Аристотель, «Политика»). Вдвоем на одном троне не сидят.
А против собственно бизнеса первоолигарх, конечно, ничего не имеет (коли этот бизнес всё правильно понял и всё делает правильно — сотрудничает с Олигархией). Путин: «Представители крупного бизнеса, российского капитала не только имеют право существовать, они вправе рассчитывать на поддержку государства».
Конечно.

Так устроена человеческая Олигархия в России — есть олигархи, есть их помощники («олигархи») и есть между ними известное взаимодействие.
Символом такого взаимодействия можно считать известную сделку по купле–продаже пресловутой «Сибнефти». Есть, понятно и другие примеры-образцы, но этот почти хрестоматиен, этот лежит «на поверхности», этот общеизвестен.
Без бизнес-партнеров или «своих» (фирм, людей и т. д.) олигархии не бывает — это и её отличительный признак, и повод, соответственно, говорить об её наличии. Так и можно было бы делать — можно было бы назвать вещи своими именами (кошку — кошкой, лопату — лопатой, олигархию — олигархией). И не было бы никакой нужды ломать голову над тем, каким образом назвать существующий в России «общественный строй».

Но.
Но слово «олигарх» в России, как известно, массово толкуется иначе, и толкуется неверно.
Таким образом, люди фактически сами себе запретили называть вещи своими именами. Поэтому они вынуждены поступать описательно, выдумывать всякие-разные слова, описывают русскую реальность как нечто небывалое, особое, то, для чего и слов нет ( прим. 11).
Но это всё из-за вынужденной языковой немоты.
А выдумывать ничего и не надо — есть то, что есть. А есть именно олигархия.

Как устроена русская олигархия как структура?
Это — пирамида многих Олигархий, каждая из которых — это чиновники и их бизнес-партнеры.
Русская олигархия — это «пирамидальная» сумма многих Олигархий со своими отношениями управления, подчинения и взаимодействия.
Наверху — высшая Олигархия (она же кремлевская, она же правящая, она же центральная и т. д.). Это высшие чиновники и их бизнес-партнеры.
Ниже — отраслевые Олигархии (РАО ЕЭС, Газпром, ОАО РЖД и т. д.). Это отраслевые чиновники и их бизнес-партнеры.
Еще ниже — Олигархии республиканские, краевые, областные и городские (крупные города). Это чиновники соответствующего уровня и соответствующее же их взаимодействие.
Еще ниже — широкое основание этой пирамиды в виде массы местных Олигархий, районных и городских (малые города). Здесь это взаимодействие между своими чиновниками и их бизнес-партнерами «население» видит уже прямо и непосредственно.

Отступ. 6. «ВЕРТИКАЛЬ ВЛАСТИ» КАК СТЕРЖЕНЬ ОЛИГАРХИЧЕСКОЙ ПИРАМИДЫ
Поскольку у каждой Олигархии на первом месте стоит её интерес, то есть понятная угроза расшатывания пирамиды — есть угроза для интересов высшей Олигархии (она ведь, помимо прочего, вынуждена играть роль «государства»). Она, понятно, никакой «шатости» под собой не хочет — она не хочет своей компрометации в своей «государственной» роли.
Потому она хочет подчинения со стороны нижестоящих Олигархий.
Потому она, как может, этого подчинения добивается.
Это есть как раз то, что она называет «укреплением вертикали власти» — укрепление стерженька, на который нижутся низовые «блинчики» (нижестоящие Олигархии) олигархической пирамидки (как в известной детской игрушке).

4. Олигархия как люди — люди невиноватые

В России слово «олигарх» за последнее время обзавелось своей историей и в «широких массах» к нему сложилось вполне определенное отношение. И это отношение, как правило, негативное — кто бы как бы это слово ни понимал. (Чаще «не понимал», потому как «олигарх» толкуется криво — это-де очень богатый человек).
Считается, что олигарх — это плохо, олигархия — это плохо, и, соответственно, олигархи — это люди плохие. И они-де виноваты в том, что они такие, что он вообще есть, что в России вообще «всё так».

Конечно, хорошего в олигархии (строе) и Олигархии (людях) мало. Конечно.
Конечно, было бы куда лучше, если бы Россия была устроена иначе. Конечно.

Но она устроена так, как устроена и личной вины в этом самих олигархов нет.
И сами эти олигархи ничего исправить не могут.
Они могут, конечно, уйти в отставку. Но это ничего не изменит — на их место придут точно такие же олигархи.
И так без конца.
Именно. В России олигархия не потому, что Путин — «плохой», не потому, что прочие олигархи — «плохие». Дело тут вовсе не в их личных качествах — они тут совершенно не причем.
В России олигархия потому, что сейчас она — страна без общества, без Партии — без Малого общества.
В России олигархия потому, что сейчас она объективно не может быть устроенной как-то иначе.

И олигархи (чиновство) тут вовсе не причина — они лишь следствие, как, скажем, прыщи есть следствие некой болезни организма. Что они такое? Её причина? Они «виноваты»?
Нет, конечно. Они суть именно следствие — симптом, знак болезни, её проявление. И только.
В самом деле, виноват ли слуга в том, что хозяина у него нет?
Виноват ли он в том, что он в этих условиях ведет себя как слуга, который сам себе хозяин?
Виноваты ли олигархи в том, что их не может не быть в безобщественной стране (стране без Малого общества)?
Виновата ли кошка в том, что она — кошка?

Олигархия в России — объективна.
И было бы нелепо бороться за её «свержение» — «свержение прыщей» ( прим. 2).

Отступ. 7.
В самом деле, тут всё очевидно.
Если посадить в чиновничьи кресла самых лучших людей страны — в принципе не изменится ничего.
Более того, эти лучшие вскоре они станут худшими — ибо такова объективная система межчеловеческих отношений при олигархии. Они станут полноценными олигархами.
«Логика вещей сильнее логики человеческих намерений» (Сталин). Логика Системы, тем более, сильнее и важнее этих намерений.
В стране, где нет Малого общества, то есть, хозяина, даже самые лучшие слуги становятся объективно самыми худшими. Ибо они — слуги. Ибо они — слуги бесконтрольные и бесхозные.
Ясно, что перемена слуг — никакого решения главной проблемы России не несет.
Эта перемена вообще «не про это».

В самом деле, положим, что некий хороший человек стал чиновником с искренним намерением послужить своей стране.
Положим.
Но что он сможет сделать, находят внутри Системы известных, олигархических отношений?
Что он сможет сделать, будучи её элементом и заложником?
Более того, что он сможет сделать, если он сам, лично видит, что служить ему — объективно некому?
Именно — некому. Теоретически чиновники служат обществу. И их труд там остается, поддерживается, оценивается, словом. не пропадает — живет. А если общества нет, а есть лишь масса взаимоконкурирующих и взамонедоверяющих друг другу людей, которые живут не в обществе, но во множестве, где «каждый за себя»?
Кому тут служить?
И если каждый сам за себя, то почему чиновник должен вести себя иначе ( прим. 13)?

Он поступают так, как и те, кому он «служит».
И нередко так поступают изначально честные люди, а их избиратели дивятся их переменам («говорил вон чего, а сам — вон чего» и т. д.). А дивиться тут объективно нечему. Потому как эти честные рассуждают просто: если плохие люди живут хорошо и торжествуют, то почему я, хороший, должен жить хуже?
Почему он, хороший, должен сам себя наказывать?
И, соответственно, себя не наказывает — поощряет.
Словом, всё тут объективно и менять одних олигархов на других — объективно же нет никакого смысла.

«Бороться» со следствием, а не с причиной — больше, чем нелепо.
Это — вредно.
Это вредно, потому что в одном случае (скажем, в случае местных или региональных олигархов) — это просто потеря времени и отказ от решения проблемы (олигархия не уходит — лишь одни олигархи сменяют других).
Это вредно, потому что в другом случае — в случае высшей русской Олигархии, — это объективно подрывает объективные же русские интересы, объективные интересы России.

О чем речь?
Понятно, что олигархия — совсем не благо.
Понятно, что было бы лучше, если бы вместо власти немногих худших — олигархии, была бы скажем, власть немногих и лучших — аристократия. Именно так понимал аристократию Аристотель (aristos — это «лучшие», соответственно, аристократия — «власть лучших»).
Понятно, что олигархия — это совсем не государство (общественный комитет).
Понятно, что олигархия лишь играет роль государства (комитета) и делает это плохо. А она его именно и буквально играет — даже в мелочах ( прим. 14).
Понятно, что было бы лучше, если бы в России государство было — хотя бы Партийное. То есть, объективно единственное «государство», которое сейчас в России возможно — за отсутствием в неё собственно российского или русского общества в ней.
Это всё понятно.

Но что делать, если Партии (Малого общества) или Малого общества (Партии) пока в России нет, а есть то, что есть — Олигархия?
Но что делать, коли эта Олигархия есть сейчас единственный организующий центр русского пространства, худо-бедно спасающий пока его от хаоса или анархии?
А она делает это. Плохо, но делает.
Она делает это хотя бы просто потому, что она лично заинтересована в том, чтобы на эксплуатируемой ею территории был элементарный, не мешающей этой эксплуатации, порядок. Поэтому есть сейчас в России и МЧС — что есть безусловное благо, и умиротворение Чечни — что тоже есть благо (даже такое умиротворение), и эти маленькие пенсии — что есть благо тоже (ибо сейчас их альтернатива одна — их отсутствие), и т. д. и т. п.
Олигархия никаких проблем в принципе не решает и решить не может. Конечно.
Олигархия, тем более, просто физически не может решить главной русской проблемы. Конечно.

Но.
Но она «хороша» тем, что она создает хотя бы минимальные условия для её решения — теми, кто и может, и хочет её решать. Потому что в «Диком поле» никто ничего никогда решить уже не сможет.
Она «хороша» хотя бы тем, что никакого иного устройства (строя) в наличной России сейчас объективно быть не может.
Пока.
Пока в принципе не решена главная русская проблема — пока не создано в России Малое общество (Партия).
Сейчас, в наличных (бесПартийных) условиях альтернатива тут только такая — или Олигархия, или «Дикое поле».
Иного нет — нет буквально за отсутствием этого иного, за отсутствием Малого общества.

Отступ. 8.
И это прекрасно сознает сама Олигархия, шантажируя своё «население» своим уходом или устранением некими «темными». «неконструктивными» или «антиобщественными» силами.
И это же если не сознает, что чувствует (как та же кошка — землетрясение) само «население», исправно голосующее за нелюбимую им «партию власти» и «любимого президента». Ибо оно чувствует, что альтернатива тут объективно тут только такая — либо «они», либо ничего.
А ничего — всегда хуже. «По любому».

Поэтому устранять Олигархия в условиях русской безобщественности, здесь, сейчас и сразу  — объективно вредно.
Это всё равно, что сжигать свой дом под тем предлогом, что он — плохой. Конечно, он очень плохой и совершенно неправильный в своем принципе (олигархическом). Конечно.
Но другого — пока нет.
И лучше ничтожное «что-то», чем грандиозное «ничего». Пока.
Пока новый дом еще не заложен. И даже его строители не собрались в единую команду.
Всё тут очевидно.

Всё тут именно объективно — и личная невиновность Олигархии в том, что она Олигархия (её создает само «население», не способное создать своё общество), и внешне-парадоксальная «благодетельность» её существования в наличных условиях, и неполезность её устранения — без решения главной русской проблемы.

5. Олигархия как конституционный принцип. И это многое объясняет

Именно конституционный. И в самом что ни на есть буквальном смысле.
И речь тут идет вовсе не о конституции как о писаной бумаге — написать можно, что угодно.
Речь идет именно об устройстве страны, потому что слово «конституция в переводе на русский язык это и означает — «устройство» («у меня такая конституция» и т. п.).
А Россия устроена олигархически. Такая у неё «конституция».

И именно принцип — как принцип если не организации русского пространства и людей (это всё-таки Олигархия, тут о собственно социальной организации говорить не приходится), то контроля над ними.

Когда в России был Царь, она была организована по Царскому принципу — это было буквальное Государство (Царство).

Когда в России была Партия, она была организована по Партийному принципу — была «партийное государство». Или просто Партия, которая играла роль государства (общественного комитета). Хотя это был, конечно, не общественный комитет, но именно «партийный комитет» как пирамида партийных комитетов.

Когда в России не стало ни Царя, ни Партии, их место не могла не занять Олигархия.
Россия оказалась устроенной по Олигархическому принципу. Место «партийной пирамиды» заступила пирамида олигархическая как сумма высшей, отраслевых и местных олигархий.
Россия обрела именно олигархическую конституция (устройство).
Олигархия здесь действует именно как конституционный принцип.
И недаром этот принцип действует на всем российском пространстве — и по горизонтали, и по вертикали. Именно принцип.

Отступ. 9.
Само слово «принцип» напоминает здесь о науке и научности. И не зря.
Как ученые судят о том, что некий открытый им принцип верен — описывает физическую реальность точно, полностью её объясняет?
Они судят об этом по другому принципу — «принципу повторяемости». Если некая закономерность повторяется в разных ситуациях, то можно говорят о том, что она замечена точно, что её можно формулировать именно как научный принцип.
То есть, главное тут это — повторяемость.
С этой точки зрения русский олигархический принцип есть именно научный принцип.
Потому что он повторяется повсеместно — и по горизонтали (от Брянска до Курил), и по вертикали (от Кремля с его Газпромом) до местной городской администрации с её «бизнес-партнерами», когда чиновники, местная милиция и разного рода «бизнесмены» действуют одной «командой» (Олигархией).
Есть свой первоолигарх в высшей Олигархии («президент РФ»). И у него есть своя Олигархия («команда президента») и свои бизнес-партнеры (Газпром, Абрамович и прочие).
Есть свой первоолигарх на областном уровне («губернатор»). У него есть своя Олигархия («команда губернатора») и свои бизнес-партнеры.
Есть свой олигарх на городском уровне («мэр»). У него тоже есть своя Олигархия («команда мэра») и свои бизнес-партнеры. Их взаимодействие жители русских городов, городков, станиц и поселков могут видеть сами — непосредственно. Что они и делают.
И т. д. и т. п.
Именно так — конституционный принцип.

И этот принцип многое объясняет — как и положено научному принципу.
Например, когда «в общем и целом» был решен один большой «чеченский вопрос» (отряды боевиков были разбиты или «приручены»), то тут же возникли другие — малые «чеченские вопросы».
Так, люди стали недоумевать, почему «умиротворение» Чечни приняло такие странные формы. Было обещано навести там конституционный порядок — привести чеченскую реальность в соответствие с Конституцией РФ, но это порядок выглядит очень странно.

Вроде бы главным администратором там должен быть «президент Чеченской республики» Алу Алханов, как и положено по Конституции (хотя бы чеченской).
Но реально главным там оказался премьер-министр Рамзан Кадыров.
Вроде бы там должна быть одна армия — российская, конституционная.
Но там оказалась своя армия, принадлежащая лично премьер-министру Чечни (батальоны «Восток», батальон «Запад» и т. д.).
Вроде бы там должно быть то, что называется в Конституции РФ «разделением властей» (хотя бы формальное, как в России).
Но оказалось, что вся реальная власть сосредоточена там в руках одного человека — всё того Рамзана Кадырова.
Вроде бы там должны действовать законы РФ.
Но с законностью там дело обстоит известным образом.
И т. д. и т. п.

Почему так? Какое отношение всё это имеет к Конституции РФ?
Конечно, никакого — и о том самом, обещанном «конституционном порядке» тут говорить невозможно.
Но всё логично. Там именно тот порядок, какой только и может быть сейчас конституционным в олигархической России в целом, так и в Чечне в частности. Там тоже действует конституционно-олигархический порядок. Чечня устроена (обустроена) именно по Олигархическому принципу.
Ведь какая была задача у правящей Олигархии?
Навести в Чечне порядок — свой порядок?
И она его наводит так, как только может. Она решает проблему просто — просто ставит на месте местную Олигархию — свою Олигархию, верную ей, высшей Олигархии (верную хотя бы на словах, хотя бы в силу временного совпадения интересов). И тем самым она считает проблему решенной.

А «умиротворить», поставить под контроль Чечню как-то иначе — «по-настоящему», «по-государственному», сообразно с конституционным порядком (тем, что на бумаге прописан) — правящая Олигархия не может. Не может физически, объективно.
Именно потому, что она Олигархия, и ничем иным она быть объективно не может. Как, скажем, кошка не может быть собакой, а может быть только кошкой. Она может «наводить порядок» только так, как может — как она и делает.
Именно потому, что Олигархия (высшая) может породить только Олигархию (местную).
Потому что ячмень может родить только ячмень. Овёс — овёс, и т. д. Всё логично.
И вполне научно — никакой «лысенковщины». Нельзя «воспитать» овёс так, чтобы он стал пшеницей.

Другой малый «чеченский» вопрос.
Когда в Москве объявили об окончании войны в Чечне и об её умиротворении, в России многие удивились её реальным результатам. Оказалось, что многое из того, за что в своё время выступали сепаратисты, в Чечне уже стало фактом или является целью ныне действующей там администрации.
Иметь свою, чеченскую армию?
Она там уже есть де-факто.
Изгнать всех русских из Чечни?
Это было сделано сепаратистами. И сделанное ими стало новой чеченской реальностью, в которой русским теперь просто не находится места. Поэтому русские туда по понятным причинам вернуться не могут и не хотят — даже за компенсациями. И объявленная победа над сепаратистами тут ничего не изменила.
Эти сепаратисты надеялись обеспечить независимость Чечни за счет её нефтяного промысла, хотели взять его себе?
О том же самом говорят и ныне действующие там администраторы: мол, надо использовать нефтяные доходы на восстановления Чечни.
«Немирные чеченцы» говорили о том, что Россия должна платить им «компенсацию за оккупацию»?
Москва это и делает — платит. Пусть и называются, и оформляется эта «компенсация» иначе. При этом власти Чечни говорят о списание всех долгов Чечни перед российским бюджетом, об освобождении местного бизнеса от «федеральных» налогов, и т. д. и т. п.

Получается, что война закончена, но её результаты отвечают объективным интересам, как минимум, не полностью, а иногда и прямо им противоречат.
Да, формально Чечня в составе РФ, но свой статус в составе РФ она понимает очень характерно. «Первая среди равных» — так определил этот статус спикер чеченского парламента «единоросс» Дукваха Абдурахманов. «Равными» он назвал все прочие национальные образования («республики») в составе России.

Получается в высшей степени странно. Получается, что это самый «конституционный порядок», наведенный в Чечне, прямо противоречит и собственно Конституции РФ, и объективным интересам России в немалой их части.
Как это понять?

Но всё логично. Такое умиротворение противоречит этим интересам ровно в той степени, в какой противоречит им наличие в России высшей Олигархии, равно как и олигархического строя в целом. Разве он отвечает этим интересам целиком и полностью?
Нет, конечно.
Он лишь обеспечивает самый минимум этих интересов — minimun minimorum.
Он лишь избавляет Россию от полного хаоса и полной анархии.
Он лишь их минимизирует и худо-бедно контролирует.
Подобно тому, как СНГ было создано для того, чтобы минимизировать ущерб от развала СССР (государства и страны), так и наличная русская Олигархия минимизирует ущерб от распада нынешней России и худо-бедно контролирует этот её распад.

Но она его, понятно, никак не прекращает, ибо прекратить его она объективно не может.
А ждать чего-то иного от неё нелепо — Олигархия есть Олигархия. Она такая. Она может дать только то, что может. А чего не может — не может.
И было бы так же нелепо винить её в этом. Глупо винить кошку в том, что она кошка.
Всё логично. А «всё логичное — действительно». Принцип повторяемости действует везде.
То, что происходит в Чечне, происходит и в масштабах всей России. Часть подобна Целому, Целое — Части.

Отступ. 10.
Российская олигархия везде и всегда подобна самой себе.
А кавказский её «клон» — особенно выразителен. Это, по сути, идеальная модель русской олигархии — именно в силу особой наглядности этой модели. Такой её делает именно кавказской происхождение. Кавказ тем и хорош, что многое тут делается прямо, без лишних формальностей и оглядок на то, «как в Европе». Форма тут полностью отвечает содержанию.
Кавказ — зеркало, в которое смотрится и Москва, и Россия (прим. 15).

Этот же конституционный Олигархический принцип отвечает на другие вопросы.
Например, в чем суть феномена «Питерские идут», каким образом региональная Олигархия становится высшей Олигархией (см. приложение 1).
Этот же принцип объясняет, как именно действует местная Олигархия (см. приложение 2).
Этот же принцип объясняет, как действует высшая Олигархия, в частности, в чем причина такой любви нынешней администрации РФ к Газпрому, почему внешняя политика РФ свелась к обеспечению внешнеэкономических интересов этой теперь международной (де-факто) компании, и т. д. (см. приложение 3).
И т. д. и т. п.

Этот же принцип объясняет и многое другое, дает ответы на новые русские «неотвечаемые» вопросы (см. Часть 6. Олигархия: и это многое объясняет).

*

ПРИМЕЧАНИЯ
Прим. 1.

Частая картина, которую можно наблюдать в ходе разных телевизионных ток-шоу. Спорят два «политика» о том, что «должно делать государство», что оно «не должно делать». Спорят долго. И, наконец, один не выдерживает, спрашивает: «А что тогда такое государство, по-вашему?».
Его оппонент отвечает на вопрос (внимательно вглядываясь в лицо собеседника, следя за его выражением): ну, это — «президент», ну, это «органы прокуратуры» и т. д. А тот, кто этот вопрос задал, слушает и незаметно для самого себя, машинально кивает головой в ответ на эти речи. Он как бы сам себя проверяет. По всему видно, что он и сам был не уверен, как теперь надо понимать государство. А теперь, слыша собеседника, он внутренне успокаивается — по крайней мер, они понимают этот темный предмет одинаково, можно говорить дальше, без риска смешным показаться.
Совсем забавно получается, когда на старом, «советском» языке продолжают говорить те, кто говорит о своей борьбе с «коммунизмом», кто называет себя «реформатором, и т. п.
Так, в 90-х годах была в России такая телепередача — «Подробности». 29 июня 1994 года её гостем был Чубайс. Там он, как «мать российской приватизации» (так тогда он сам себя назвал), так определил главную задачу этого предприятия: «Цель приватизации — построение капитализма в России, причем в несколько ударных лет, выполнив ту норму выработки, на которую у остального мира ушли столетия».
Что это?
Знакомые советские клише — «построение» (некого «изма»), «в несколько ударных лет», «норма выработки», опять же, сравнение самих себя с «остальным миром», который нам надо догнать.
Если в этом «построении» поменять слово «капитализм» на слово «социализм», то что получится?
Получится речь «О задачах хозяйственников», с которой выступил Сталин в 1931 году на Первой Всесоюзной конференции работников промышленности. Впору продолжить цитатой оттуда же: «Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».
Тот же самый язык — то же самое мышление.
Только поменялось направление мысли — теперь она «идет» к «капитализму».
А вешки вдоль её движения остались старыми — советскими или квазимарксистскими.

Отдельно — об этом «квази».
Конечно, никто в категориях «чистого марксизма» в России не рассуждает. И кто знал, давно уже забыл, что это такое. Изучение чистого марксизма сейчас сродни изучению латыни — та же практическая польза, тот же ограниченный круг любителей, интересующихся этим предметом.
Все давно уже рассуждают в категориях его облегченной, «руссифицированной» популярной версии.

Давно уже родилось и утвердилось такое явление, как «русский народный марксизм» или «поп-марксизм». Вот на этом поп-марксистском языке люди и говорят — в том числе и о делах насущных, о «строительстве капитализма», например. Именно. Есть «пиджин-инглиш» (ломаный английский язык жителей колоний), есть «пети негр» (такой же французский) и есть марксистский «пети негр».
Получается в итоге двойная нелепица. Мало того, что это поп-марсисткий язык дурно описывает современную русскую реальность, так на этом же языке люди говоря о своем её «капиталистическом преобразовании». Получается, нелепо вдвойне — удаление от реальности растет еще больше.

Как именно получается, хорошо помнят те, кто был свидетелем российских «реформ» 90-х годов.
Как, например, «реформаторы» и их помощники по работе с «населением» оправдывали многие издержки тогдашнего «строительства капитализма» в России?
Они говорили фразами из трудов его главного критика — они говорили про «период первоначального накопления капитала», что есть буквальная цитата из Маркса.
Он говорили, что есть, мол, издержки (нарушения законов, обман и «кидалово», нарушения интересов большинства, и т. д.), но — ничего не поделаешь. Так обычно и бывает — так по науке положено. Сейчас у нас этот самый период, а он — такой. Он иным не бывает — будем реалистами. А зато потом (по науке же) — потом всё будет хорошо. Дети «приватизаторов» отучатся в Англии и вернутся в Россию истыми джентльменами — дурные семена дадут добрые всходы.

То есть, что получалось?
Получалось примерно то же самое, как если бы правоверный христианин доказывал бы истинность своей веры, ссылаясь при этом как на высший аргумент не на Библию, а на Коран или Тору.
Но это не смущало — люди другого языка просто не знали. И мыслили соответственно — согласно тому, что они слышали (согласно слову-команде), вопреки тому, что они видели (вопреки реальности).
В самом деле, о каком «накоплении» тут можно говорить? Разве тут кто-то что-то «копил»?
Никто ничего не «копил». Было не «накопление», а «деление» — деление Общего между Немногими.
Люди «всё взяли» и «поделили».
Было не «накопление», но известное действие по известному рецепту Шарикова.
И это деление продолжается и дальше — «передел собственности», «рейдерство» и т. д.

Причем тут «накопление»?
Этот не накопление, а деление и присвоение.
Разница.
Но, как русский массовый человек говорит, как он слышит — так он и видит. «Сила слова», «слово — полководец человечьей силы» и т. п. и т. д.

Прим. 2. ЛОЖЬ «КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ»
Многое из того, что русский массовый человек называет «капитализмом», есть не некий особый «строй», а Норма, то, что прежде называлось «естественным правом», которое еще Пушкин в своем Царскосельском лицее изучал.
В самом деле, каковы основные признаки-критерии «капитализма»?

1.
«Частная собственность на средства производства»?
Сначала о языке — о самом этом выражении «частная собственность».
Это «частное» тут — нелепость, филологический казус. И еще одна русская общепринятая ложь — ложь «частная». Это явная и грубая ошибка перевода на русский язык с иностранного.
И проблема тут в том, что эта ошибка, этот речекряк породил и явную смысловую нелепость. Нет тут как указания на субъекта владения — никакая «часть» ничем не владеет и владеть не может. Потому и никакой «частной собственности» нет и быть не может. Собственность может быть только личной, но никак не частой. Недаром в этой собственности слово «особа» (персона) слышится.
Нет «частной собственности» — есть неграмотный перевод с иностранного на русский.
Так перевели на него выражение privatе property, а в нем нет и речи ни о какой «части».
Слово private (в английском ли, французском ли) имеет такое главное значение — «личное», «своё», «собственное», «интимное», наконец. «домашнее» или «семейное».

Потому «частная собственность» — это личная собственность, то, чем владеет личность.
Или, как говорили в на Руси старину (смотрим Даля), это «собь» (наилучший, ибо краткий и выразительный, вариант перевода для этой privatе property). То есть, это то, чем владеет некая «особа». Отсюда и странные русские слова (смотрим Даля) «собь» (собственность), «собинный» (личный) и т. д.
Privatе property есть буквально «интимная» собственность — до того она личная. Недаром часто английское private часто переводится именно так. Отсюда знаменитое английское же privaсy, что в оси тоже переводят коряво, как «неприкосновенность частной жизни», хотя ч ясно, что речь идет не о непонятной жизни непонятной какой и чего «части», но именно о личной жизни — о жизни личной, интимной, домашней и т. д. и т. п.

Privatе property есть до того личная собственность, что она есть «второе тело» человека, его вещная оболочка поверх оболочки телесной. Отсюда и знаменитый тезис о «священной частной собственности». Он в России многих смущал и смущает поныне. Понятно, почему.
Потому что он понимается так: кто-то где-то хапнул часть общего, сделал её своим, «частным», и теперь, мол, цепным псом скалит зубы — не тронь, то моё, то «священная частная собственность».
А нет никакой «священной частной собственности» — это тоже ошибка перевода.
Есть другое — «священная личная собственность». И она именно и буквально священна, как священна сама личность человека. Потому что эта собственность есть второе тело человека.
Это есть то, благодаря чему он реализуется. кормит своих детей. и т. д.
Это есть его личный мир — вещной и пространственный (своя земля, свой дом) — и он должен быть священен и неприкосновенен.
Это — именно святое. Конечно.

Возникает вопрос: а если чем-то владеет не одна личность, а группа людей (ОАО, ЗАО и т. д.)?
Это — какая «собственность»? «собственность» ли, коли собственников несколько? Как это назвать?
А это есть то, что есть — владение.
Это, кстати, так и можно назвать — «частное владение». И есть к тому не одно основание.
Так, это «частное владение» в смысле, что это владение части людей.
Так, это «частное владение» том смысле, что отдельный человек тут владеет частью этого предприятия ( виде пакета акций), и эта часть есть именно его собственность — личная собственность.
Это «частное владение» (оно же — имущество) можно назвать также «частным имуществом» — ошибки не будет.
Оно же имущество (владение) «групповое», «коллективное», «совместное», и т. д.
Но всё это в целом — именно имущество или владение. И никак не собственность.
Собственность всегда собственная (моя, твоя, его, её) — она всегда личная.
Так что, нет никакой бессмысленной «частной собственности».
Есть именно личная (собственная) собственность. и никакая другая.

И теперь о личной собственности на средства производства, равно как и о частном их владении.
Это — «капитализм»?
Нет. Это есть именно «естественное право» — естественное право всякого человека владеть средством производства, будь то лопата или завод. И почему нет?
И это право всегда буде естественным и бесспорным — пока его реализации не мешает другим людям (человек начинает, например, заливать ядовитыми отходами окрестности).
А вот на нефть, газ, лес, воду или воздух у человека такого права нет — нет у него права владеть общим ресурсами единолично. Это — противоестественно. Это — против естественного же права.

А суть его проста: право на доступ к общим ресурсам владение (пользование) ими имеют все граждане своей страны. Это естественно, логично и закономерно. (Другое дело — смогут ли они таким правом воспользоваться. Но это их проблема. И только их — более ничья. А право — они безусловно имеют).

А владеть лопатой или заводом — ради бога. Какие тут могут быть вопросы?
«Капитализм» тут вовсе не причем.
Люди владели и тем, и другим задолго до Маркса — до «открытия» им этой «формации».

2.
«Капитализм» — это капитал, то есть, деньги, приносящие еще бoльшие деньги?
Так и тут никакого «открытия» нет. Это было свойственно всегда человеческой практике хозяйствования — задолго до «капитализма». Достаточно вспомнить библейский эпизод (Евангелие от Матфея, гл. 25, стихи 15-30), который дал рождение такому выражению, как «зарыть талант в землю». Там речь идет о рабе, который зарыл данный ему хозяином талант (talanton — древнеримская серебряная монета) в землю и таким образом сохранил его. Но не преумножил — не пустил его в оборот, не заработал на нем, не превратил один талант в два таланта. И этот раб был своим хозяином наказан. За что?
За то, что он оставил деньги деньгами — не использовал их в капитал.
За то, что не показал себя хорошим «капиталистом», иначе говоря.
Заметим, что дело происходит, по Марксу же, при «рабовладельческом строе» — действуют рабы и рабовладельцы». И последние думают о чем? О капитале.
Капитал с «капитализмом» вовсе не связан. Капитал был всегда.
Причем тут марксов «капитализм» — эта «формация», им открытая?

3.
«Капитализм» — это, по Марксу, «прибавочная стоимость», которая так когда-то возмущала рабочих в марксистско-ленинские времена?
Как тогда рассуждали?
Рассуждали так. Рабочий создает в процессе труда прибавочную стоимость, а вот эта стоимость никак на его зарплате не отражается, и это-де и есть «капиталистическая эксплуатация». Получается, что труд рабочего оплачивается не полностью — он работает таким образом не только на себя, но и на хозяина. И это-де несправедливо.
Но рассуждать так и вовсе уж нелепо.
Если бы рабочие получали деньги за весь свой труд, то они просто бы «съели» свой завод, на котором работают и который их кормит. А после бы стали безработными. Потому что в этом случае не осталось бы ничего ни на развитие производства, ни на содержание самого завода. Не говоря уже о содержании хозяина, который этим заводом владеет и руководит.
Так какой бы смысл был бы для него заниматься этим заводом вообще?
Никакого. И завода бы не стало в том числе и по этой, вполне понятной причине.
Нет тут никакой «капиталистической эксплуатации». Есть нормальный компромисс интересов между хозяином и работником, только и всего. И труд заводского рабочего нигде и никогда полностью не оплачивается — он всегда создает эту самую прибавочную стоимость. Разница лишь в том, кто и зачем её присваивает, как использует. И для того, собственно, и существует общество (социальность), чтобы следить за наиболее разумным, эффективным и общеполезным использованием этой прибавочной стоимости. Что, кстати, и происходит, скажем, в тех же скандинавских странах в частности, как, впрочем, везде, где есть общество и государство-республика.
Маркс назвал «социализм» ту ситуацию, когда прибавочная собственность идет на общую пользу.
Нo это не социализм — это именно общество, это социальность.
А социализм и социальность — разные вещи. Что нынешняя практика тех же скандинавских стран и показывает. Там марксистско-ленинского «социализма» нет точно, но работа на общую пользу есть.
Потому что там его главное — социальность.
Так, что и в случае прибавочной стоимости не причем ни «капитализм», ни социализм».
Её судьбу определяет именно социальность — общий интерес.
Марксовы «формации» тут точно не причем.
Нет ни капитализма, ни социализма.
Есть интересы — личные, групповые (частные) и общие. Есть разная степень компромисса между ними.
И есть разные формы власти и владения.

Возникает логично вопрос: если «социализма не было, то — что тогда было?
А было только то, что могло быть. То и было.

Не было никакой «государственной собственности» — за отсутствием собственно государства (комитета).
«Государственная собственность» в СССР — это нонсенс.
Была только Партийная «собственность.
Потому что собственно государства не было — было Партийное государство. Это Партийное государство тут равно Партии — она была ядром, структурой, становым хребтом этого «государства». Соответственно, всем владела Партия — и заводами, и рудниками, и НИИ, и колхозами. Всем. И владела она всем потому, что не владеть не могла — она была в стране единственной социальной Силой, единственным «обществом».

Не было никакой «государственной» власти — за отсутствием собственно государства.
Была только Партийная власть.
Партия властвовала, Партия владела. Было Партийное властвование. Было Партийное владение.
Партии принадлежало всё — и власть, и «собственность» — все ресурсы страны.
Вот это — было.
А какого-либо «социализма», конечно, не было.

Прим. 3.
Как известно, создатель учения о высшей нервной деятельности русский физиолог Иван Павлов всё больше собаками занимался (условные рефлексы и т. п.). Но когда случилась в России революция, русский нобелевский лауреат 1904 года академик Павлов не мог не обратиться к людям, не мог не задуматься об их высшей нервной деятельности. Он захотел разобраться, почему в России произошло то, что произошло.

Павлов задумался о «русском уме» — уме русского интеллигентного человека.
Потому что, как он отметил, «то, что произошло сейчас в России есть безусловно дело интеллигентного ума, массы же сыграли совершенно пассивную роль, они восприняли то движение, по которому их направляла интеллигенция».

Весной 1918 года Павлов выступил с двумя публичными лекциями под названием «Об уме вообще и русском в частности».
В первой лекции, посвященной «уму вообще», и прежде всего уму естественнонаучному, Павлов говорил о критериях этого ума. Он описал восемь «основных свойств и приёмов, какими обладает надлежащий, действующий ум». Во второй лекции он приложил «эту характеристику, как критерий, как мерку к русскому уму».

Каков был результат?
Павлов говорит, что один из критериев собственно ума («правильного» ума) — это, по Павлову, «стремление мысли прийти в непосредственное общение с действительностью, минуя все перегородки и сигналы, которые стоят между действительностью и познающим умом».
Какой тут главный сигнал и перегородка одновременно?
Это слово, которым описывается реальность.
И Павлов тут говорит, что русский ум зависит от него — им управляется, «он больше любит слова, и ими оперирует».
То есть, «русская мысль совершенно не применяет критики метода, т.е. нисколько не проверяет смысла слов, не идет за кулисы слова, не любит смотреть на подлинную действительность. Мы занимаемся коллекционированием слов, а не изучением жизни».
Павлов приводит, конечно, примеры из своего жизненного опыта (наблюдения за студентами, профессурой и т. п.), но эта черта ума, подчеркивает он, есть именно «общая, характерная черта русского ума».

Прим. 4.
Что касается залоговых аукционов, тут можно и бывшего ельцинского министра процитировать (министр внешнеэкономических связей РФ) Петра Авен, который стал позже банкиром, создателем «Альфа-банка».
Человек знает, о чем говорит («Коммерсантъ-Daily», 27 января 1999 г.): «Я берусь утверждать: во всех «больших» случаях победитель был известен заранее, до конкурса. Речь в чистом виде шла о «назначении в миллионеры» (или даже в миллиардеры) ряда предпринимателей, должных по замыслу стать главной опорой существующего режима. […]. Всегда побеждал тот, кто был выбран на самом «верху».

Прим. 5.
Этот контроль, конечно, не полный и абсолютный, это контроль отчасти, но — контроль. Что, кстати, и сами русские массовые люди понимают, когда жалуются на своих чиновников («государство») в Страсбургский суд, иностранным послам или и в Белый дом.
И делают это США по самым разным и вполне объективны основаниям.
Хотя бы потому, что русские чиновники пользуются их валютой.
Хотя бы потому, что они размещают свои средства (и «государственные», и личные) в западных, подконтрольных США банках.
Хотя бы потому, что они связаны с США личными связям разного рода.
И т. д. и т. п.
Этот внешний контроль за Немногими властвующими и владеющими в России не абсолютен, но он — есть.

Прим. 6.
Солженицын («Общая газета", № 47, 28 ноября — 4 декабря 1996 г.): «...Так из ловких представителей все тех же бывших верхнего и среднего эшелонов коммунистической власти и из молниеносно обогатившихся мошенническими путями скоробогатов создалась устойчивая и замкнутая олигархия из 150-200 человек, управляющая судьбами страны. Таково точное название нынешнего российского государственного строя. […]. Членов этой олигархии объединяет жажда власти и корыстные расчеты — никаких высоких целей служения Отечеству и народу они не проявляют».

Прим. 7.
Вот лишь несколько словарных определений олигархии.
Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Даля: олигархия — это «образ правленья, где вся высшая власть в руках небольшого числа вельмож, знати, олигархов».
Современный Большой энциклопедический словарь (Москва-Санкт-Петербург, 2001 год): «Олигархия (греч. оligarhia, от оligos — немногочисленный» и arche — власть), режим, при к-ром полит. власть принадлежит узкой группе лиц (богачей, военных и т. п.)».
Французский толковый словарь-энциклопедия «Маленький Лярусс» (редакция 2000 года): олигархия — это «политический режим, при котором власть находится в руках нескольких человек или нескольких влиятельных семей; объединение этих людей, их семей».
И т. д. и т. п.

Как видим, все словари говорят об одном и том же — о правлении Немногих («небольшое число», «узкая группа» и т. д.). Как видим, это вовсе не те Немногие, у которых много денег — очень богатые люди как принято понимать (ложно понимать) олигархов в России.

Как видим, олигархи тут не только и не столько «богачи». Это «знать», «военные», «семьи» и собственно «люди власти», то есть, «олигархи».
Как видим, не деньги тут главное. А главное тут — главное, то есть, власть. На что и само это слово «олигархия» указывает, ведь «архэ» — это не «богатство» (plutos по-древнегречески), а власть.
Олигархи — это те Немногие, у которых в руках власть. Везде речь идет о власти.
Олигархи — это властные Немногие.

Словом, всё тут очевидно. И эта очевидность нашла своё отражение в современных словарях. (Их авторы, хотя и не авторитеты аристотелева масштаба, но очевидцы и современники наличного «общественного» строя. А это  — тоже важно).
Так, в «Современном экономическом словаре» (М., 2003, авторы-составители Райзберг Б.А., Лозовский Л.Ш., Стародубцева Е.Б.) читаем такое определение: «ОЛИГАРХИЯ — политическое и экономическое господство небольшой группы людей, правящих государством и экономикой».
«Государство» тут, понятно, — это не институт («комитет»), но страна. То есть речь идет о стране и её экономике. И о тех, кто всем этим правит.
Краткая, емкая, классически ясная и исчерпывающая формула. Знали, точнее, видели люди, о чем говорят.

Прим. 8.
«Полития», если переводить это слово с древнегреческого на русский язык буквально, будет как раз то, что в нем называется «политикой». А слово рolitica, как известно, это просто древнегреческое прилагательное, которое переводится как «полисная» или «политическая».
А полития есть именно политика, и, по Аристотелю, идеальная политика — такая, какая должна она быть. Это, соответственно, вместе с тем и идеальная форма правления.

В своей книге «Политика» Аристотель, сравнивая политию с другими формами правления, определяет её так: «Монархическое правление, имеющее в виду общую пользу, мы обыкновенно называем царскою властью; власть немногих, но более одного — аристократией (или потому, что в данном случае правят лучшие, или потому, что правительство имеет в виду высшее благо государства и входящих в состав его элементов); а когда в интересах общей пользы правит большинство, тогда мы употребляем обозначение, общее для всех вообще форм государственного устроения, — полития» («Политика», книга вторая, V, 1, 3).
И такая форма правления, по Аристотелю, является самой лучшей — лучше и демократии, и даже аристократии. И, понятно, она лучше худших форм правления  — тирании, олигархии и прочего.

Прим. 9.
Римский философ-стоик Сенека Младший: «Люди толпы живут, точно в гладиаторской школе: с кем сегодня пили, с тем завтра дерутся».

Прим. 10.
Действительно, московско-афинские параллели тут очевидны — что в большом, что в малом.
Зависимость от «Спарты»?
Налицо.
Достаточно вспомнить первый международный жест, с которого началась внешняя политика «новой России». Это — пресловутый «звонок Бушу» (старшему). Первое, что сделали беловежские подписанты во главе с Ельциным, — позвонили президенту США с докладом об «отмене» СССР.
Это и постоянные упования на Запад (США, то есть), который «нам поможет», это кредиты, которые «нам должны дать».
Это и пресловутые американские экономические советники, которые и программы приватизации и писали, и сами же на ней же и зарабатывали (за что в США некоторых и наказали).
Это и всевозможные политические советники, не говоря уж политических технологах, которые помогли Ельцину в проведении его «президентской компании» 1996 года. И они привнесли в неё много своего, вплоть до одного из лозунгов-рифмовки американской президентской компании 1992 года — «Сhoose or loose», который в русском переводе получил известность как «Голосуй, а то проиграешь!». (В нашем случае поиграть словами не вышло, но игра смысла себя вполне показала).
Это и попытки прямо копировать американское государственное устройство — должность «госсекретаря» (как в США) для Бурбулиса, помощника Ельцина, практика «президентских посланий», слово «федеральный» («Федеральное собрание», «федеральные войска»).
И т. д. и т. п.

И даже когда русские «Афины», кажется, ругаются со своей «Спартой», всё равно они опираются на неё же. Так прыгун, желая оторваться от земли повыше, опирается своей «толчковой ногой» всё едино на эту самую землю.
Надо «Афинам» показать всему «населению» свой патриотизм?
Они ругаются со «Спартой» — по мелочам, не в главном. Если бы её не было — как бы тогда они свой патриотизм показывали, как бы тогда к себе «население» привлекали?
Всё прочую их «политику» патриотичной назвать трудно — олигархи служат сами себе. А так — есть «Спарта». Опора. Опираясь на неё, можно поиграть роль «государства», защищающего «государственные интересы».
Но вся эта ругань, понятно, на публику, не всерьез — никто не будет ругаться всерьез с банком, где деньги этого "ругателя" лежат.

И эта «Спарта» есть тем бoльшая опора для тех, кто бы хотел стать первоолигархом в русских «Афинах». Эти люди знают, как устроена «власть», на что она опирается (особенно если они в ней уже были — видели всё изнутри). И, желая стать олигархами, они в первую голову к внешней силе обращаются — хотят прежде всего ей понравиться. Это тут ключ к успеху — при олигархии иначе не бывает.

Так, бывший премьер-министр РФ Касьянов, уволенный из олигархов своим первоолигархом (Путин), решил вновь вернуться во власть — причем в качестве первоолигарха. О чем он в 2005 году и заявил — хочу-де баллотироваться на пост «президента РФ».
Что он сделал тогда в первую очередь?
Постарался заручиться поддержкой американской «Спарты» — поехал туда и сказал там то, что, как «правильный афинянин», должен был сказать. Он заявил, что Россия «должна вернуться на путь реформ», должна вновь обратиться к «ценностям демократии» и т. д. и т. п.

И сказaл он не только эти общие слова. В свое первом интервью, которое Касьянов дал иностранной прессе сразу после того, как он заявил о своем участии в будущих «президентских выборах», он сказал главное. Отвечая на вопросы английской газеты «Гардиан» (19 октября 2005 года), он пообещал, что став «президентом РФ», он первым делом снизит цены на русскую нефть. Он заговорил о «справедливой цене на нефть». А это, по его словам, 20-25 долларов за баррель, а не 63 доллара, как было на момент его беседы с корреспондентом «Гардиан».

И далее он говорил тоже «правильно». Сказал, что доходы от нефти он будет вкладывать в развитие нефте- и газопроводов, что, по его мнению, тоже должно будет привести к снижению цен на энергоносители.
Интервью кандидата в первоолигархи русских «Афин» было названо так — «Претендент на Кремль предлагает дешевую нефть и больше демократии» (Kremlin candidate offers cheap oil, more democracy).

А что касается параллелей в малом, то они, по причине своей малости («дьявол таится в мелочах») Так, однажды директор Мосфильма Карен Шахназаров в беседе с Путиным, как водится, пожаловался на засилье американского кино, сказал, что хорошо бы, мол, развивать кино русское. А то, мол, дело дошло до того, что многие наши люди (тут он привел пример некоего таксиста, с которым случайно разговорился в дороге) уже ничего, кроме американских фильмов и не смотрят, и искренне любят их смотреть. Понятно, что он ожидал, что глава российского «государства» скажет то, что он по статусу просто не может не сказать (независимо от того, что он сам любит смотреть — приличие того требует), что да, мол, надо нам развивать русское кино, помнить о традициях, думать о будущем, своей культуре, и т. д. и т. п.

Но тут Шахназаров обманулся. «Президент РФ» ответил даже с некоторым вызовом: «А мне тоже нравятся американские фильмы».
Шахназаров тут просто растерялся. А что тут скажешь, когда всё нет так, как быть должно?
Но всё логично. «Спартанское — это лучшее» (афинский первоолигарх Критий).

Прим. 11.
Именно об этой олигархичности современной России де-факто говорит, например, бывший экономический советник Путина Андрей Илларионов.
И его собственно экономические воззрения ту совершенно неважны.
Важно другое. Важно, что он сам, своими глазами, видел русскую олигархию изнутри, будучи за кулисами. То есть, видел он как отношения между самими чиновниками, так и отношения между этими чиновниками и их бизнес-партнерами.
Вот их он и пытается описать — своими словами, как может.

Так, он говорит о некой «корпорации» («Новая газета», № 57, 2006 г.), о соответствующей даже идеологии («корпоративизм») и даже «корпоративистской модели», которую выбрали русские чиновники.
И он их, естественно, за это осуждает: «Выбор корпоративистской модели для страны — это сознательно отправить её в тупик».
Эта «корпорация», по Илларионову, — это группа чиновников, в руках которых сосредоточена вся власть в стране.

Он недоумевает: «Как же назвать это удивительное новое явление — процесс одновременной и национализации частой собственности, и приватизации государственной? Процесс, в котором частная собственность становится вроде бы государственной, но ни гражданам, ни даже представляющему их интересу государству не достающаяся, а достающаяся менеджерам государственных компаний и представителям государственного аппарата, тихо или со скрежетом зубовным делящим достающиеся им миллиардные активы».
Он сам отвечает на этот вопрос так: «Название этому явлению подсказывает термин, так приглянувшийся самой корпорации — государственно-частное партнерство. Или сокращенно — ГЧП. Иными словами, это ГЧПизация российской экономики, политики, общества».

Он говорит об этом ГЧП так: «государственно-частное партнерство» — это когда миллиардные активы достаются менеджерам компаний и чиновникам». А также: «Корпорация нашла идеальный способ присвоения собственности, принадлежащей всем российским гражданам. Этот способ — государственные компании с некоторым частным присутствием. Это создание своего рода закрытой сферы и зоны. Зоны, неподконтрольной ни государству, ни частным инвесторам».
То есть, это то самое ГЧП как совместный бизнес чиновников и их бизнес-партнеров.
Он же, Илларионов, говорит о том, что «идеология корпорация — это «своизм» или «нашизм».
Он говорит о ней так: «Это идеология предоставления льгот, кредитов, субсидий, полномочий, власти — своим». А также «это предоставление всех видов ресурсов Российского государства и всей страны членам корпорации». И добавляет: «Суть корпоративизма — в государственном перераспределении ресурсов своим».
И т. д. и т. п.

Много чего еще говорит Илларионов. Немало новых слов он придумал, чтобы описать то устройство, которое он наблюдал изнутри.
Но всех этих словесных изобретений («своизм», «нашизм», «корпоративизм», «ГЧПизация» всей страны и т. д.) он мог бы избежать, если бы он просто увидел очевидное.
Если бы он увидел, что нет ни «общества», ни «государства» (тем более, государства, «представляющего» интересы граждан), нет ни «приватизации», ни «национализации», как и этой таинственной «корпорации».
В этом случае ему хватило бы одного слова — «олигархия». И, соответственно, производных от него — например, олигархизация.

Эта олигархия есть тут та «корпорация», о которой говорит Илларионов.
Это олигархизация есть тут и та «приватизация», и та «национализация», о которых говорит он же Они в наличной России суть одно и то же.
Это разные формы обслуживания одного и того же интереса — олигархического интереса.
«Олигархия» — это и описания реальности, и ответ на многие вопросы, которые она порождает («как же назвать это удивительное новое явление…» и т. д. и т. п.).

Прим. 12.
Деталь, конечно, но деталь характерная. У Салтыкова-Щедрина в его «Городе Глупове» «целых два» городничих носят схожие по смыслу фамилии.
Градоначальник № 12 — Бородавкин Василиск Семенович.
Градоначальник № 16 — Прыщ Иван Пантелеевич, майор.
Вряд ли такой сатирик, как Щедрин, сделал это случайно, «смеха ради». Как известно, не тот это был человек, чтобы писать что-то «смеха ради».
Этого классик как раз очень не любил.

Прим. 13.
В самом деле, кому сейчас служит чиновник?
Обществу? Какой-либо социальной Силе (Партии)? Государству (общественному комитету)?
Нет, конечно.
И не потому, что не хочет. А потому, что не может.
Нет объекта служения — ни общества, ни Партии, ни государства-комитета.
Служить ему — объективно некому.

Конечно, конечно. Конечно, он может увидеть объективный интерес России и служить ему — так, как он может. Может, скажем, бороться с варварским сведением русского леса на экспортный «кругляк» или экономить «государственную копейку».
Объективно он это может делать. Но субъективно, сам про себя, он прекрасно понимает (или чувствует), что всё это — совершенно бесполезно. Пустое.
Бесполезно носить воду решетом или бежать «вперед» в вагоне, идущем назад.
Какой смысл в его сэкономленной копейке, если он знает, что эта копейка вольется в тот рубль, который украдет его начальник или его партнеры по чиновству?
Какой смысл бороться за сохранение леса, если высшая Олигархия отдает равные иным русским областям куски сибирского леса китайцам на вырубку?
И т. д. и т. п.

Соответственно, вопрос: о чем в этих условиях будет думать даже самый лучший чиновник?
Если он человек прагматичный, если он человек семейный, то он, естественно, будет думать о личном. Лучше принести ведро воды домой, чем таскать воду решетом на «государственной службе». Что и происходит. «Замеры» статистиков разного рода показывают, что половина тех коттеджей-сундуков, которые стоят теперь вокруг каждого русского города и городка, принадлежат местным чиновникам с их небольшой зарплатой. Одна половина принадлежит местным бизнесменам, другая — их бизнес-партнерам, местным чиновникам.
Всё логично, всё по-честному. Олигархия.
И эту картину можно наблюдать везде — от Брянска до Курил. Что, опять же, логично. «Общественный» строй есть общероссийское понятие. Он существует повсеместно, и проявляется тоже повсеместно.

То есть?
То есть, дело вовсе не в том, что «все чиновники — воры».
Дело в том, что такими объективными «ворами» становятся все люди, назначенные в наличной России чиновниками. Исключения не в счет. Речь идет об общем правиле.
Дело в том, то иными быть — они просто не могут.
И личные качества чиновников или кандидатов в чиновники тут не играют ровным счетом никакой роли.
Речь идет не о субъективном, но об объективной закономерности.
Всё дело, как известно, в Системе — она главное.
Главное — она, система отношений, а не свойства характера отдельных её «элементов».

Потому те русские интеллигенты, которые говорят о том, что надо бы «плохих» (вороватых) чиновников заменить на «хороших» (честных), и тогда-де будет хорошо, говорят пустое и о пустом.
Они таким образом говорят о своем непонимании реальности, в которой живут. В чем, впрочем, сами же и признаются, когда нараспев горделиво цитируют: «Умом Россию не понять…» и т. д. Словно бы это была некая индульгенция на непонимание самих себя, выписанная им самим Тютчевым.

Прим. 14.
Как показывает российское ТВ в своих новостях жизнь российского государства?
Она показывает жизнь «государства», то есть, чиновников (олигархов и их сотрудников).
Оно показывает, как Путин встречается со своими министрами, слышат фрагмент их разговора, который главный его участник специально дает им возможность «подслушать», и т. д.
Это обычное содержание новостных выпусков российского ТВ — большая их часть.

Но что такое, по сути своей, эти встречи Путина с министрами на телекамеру?
Объективно это есть именно игра — участники этих встреч видят телекамеры в кабинете, учитывают их присутствие и ведут себя соответственно. А то, что это — род спектакля, то, что их «показывают», прекрасно понимают все его участники — телекамера им о том напоминает.
Эти персонажи знают, зачем там эти телекамеры.

Поэтому они говорят те слова, которые надо сказать не друг другу, а именно телекамере и, соответственно, «населению», допущенному третьей стороной (в виде телекамеры) на этой встречу — посмотреть и послушать. Включается телекамера, начинается действие: министр «докладывает», Путин его «выслушивает».
Потом, как правило, он говорит то, что говорит в таких случаях всегда: всё это, конечно, хорошо, но и (крупный план) — о людях забывать не надо. Что и показывается особо (наезд телекамеры, соответствующая мимика, акцентированная артикуляция, «игра глазами»).
Люди видят, что Путин лично указал — о них не забывать. Это им и показывали.

Понятно, что без телекамеры Путин говорит с этими людьми, многих из которых он знает не один десяток лет, и по другому, и о другом. Понятно, что это телезрителям не покажут никогда. Для них есть специальная «программа телепередач», которую они и видят.
То есть, что такое эта программа?
Это разновидность «политического» ежедневного телесериал, состоящий из маленьких спектаклей-мизансцен — «Путин вместе с министром» (прокурором, банкиром) думает, как лучше», «Путин защищает интересы государства», «Фрадков руководит министрами», «Фрадков ругает министров» и т. д. и т. п.
Получается так: русский массовый человек смотрит телевизор и полагает, что он видит работу своего «государства». Но видит он то, что видит. Объективно он видит чиновников, играющих роль этого самого государства.

Правда, иногда эта игра выходит боком «действующим лицам» (когда ТВ с нею перебирает).
Люди видят этих чиновников, слышат то и как они формулируют свои мысли, как понимают проблемы, и начинают недоумевать: «Это — наше государство? Государственные задачи ставятся, обсуждаются и решаются — так?».
Но игра есть игра, и не стоит ждать от неё ничего другого, кроме игры — такой, какой она может быть.

Прим. 15.
Между кавказцами и русским есть, как известно, некая разница.
Но та же Москва и Кавказ подобны друг другу куда больше, чем можно было бы подумать, основываясь лишь на «населенческом» факторе, глядя, скажем, лишь на московские улицы или рынки.
Эта модель, в силу его местных особенностей, гротесковая, конечно, почти шаржированная, но от того не менее верная, от того же лишь более наглядная.
Потому Кавказ — не только зеркалом или модель, но и увеличительное стекло, поднесенное к олигархической матрице-принципу. И всё видно как нельзя лучше.

В самом деле, что происходит в какой-либо кавказской «республике», когда там становится президентом тот или иной человек?
Как правило (за малым исключением), одно и то же: став субъектом власти, этот человек (его семья, «его люди») тут же становится субъектом собственности. Одно равно другому. Начав властвовать, человек тут же начинает владеть — владеть всем (так или иначе), что есть на «его территории», которую он теперь «держит». Примеры известны. Всё это, известная, многажды описанная в газетах история.

А что происходит в Москве?
Да ровно то же самое. Мэр московский подобен князю московскому или средневековому монарху. Он и полновластный властитель, и собственник, и сам себе законодатель. Московская Дума лишь оформляет нужные мэру решения — она есть фактически еще один инструмент власти.
Мэр есть городской первоолигарх, и в Москве происходит то и так, что и как он хочет.
А если он чего-то не хочет, то там этого не происходит — что в большом, что в малом.

Москва подобна Кавказу: всё решает один человек — «сильный» человек.
И там, и здесь — беспредельная «власть», делающая беспредельно беспредельные же деньги.