Вадим
Васильевич
Сколько стоит фискальный накопитель - замена фискального накопителя f-service.su.
ОГЛАВЛЕНИЕ
От автора. ЧАСТЬ 2. ЧАСТЬ 3. Приложение 1. Приложение 2. Приложение 3. Приложение 4. ЧАСТЬ 6. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 6. Глава 7. Глава 8. Глава 9. Глава 10. Глава 11. Глава 12. Глава 13. Глава 14. Глава 15. Глава 16. Глава 17. ЧАСТЬ 7. ЧАСТЬ 8. ЧАСТЬ 10. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 6. Глава 7. Глава 9. Глава 10. Глава 11. Глава 12. Глава 13. Глава 14. Глава 15. Глава 16. Глава 17. ЧАСТЬ 11. Глава 3. ЧАСТЬ 12. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 7. Глава 9. Глава 10. От автора-3. ПРИЛОЖЕНИЯ
Часть-приложение 1. Часть-приложение 2. Часть-приложение 3. Часть-приложение 4. Часть-приложение 5. Глава-приложение 2. Глава-приложение 3. Глава-приложение 4. Глава-приложение 5. Глава-приложение 6. Глава-приложение 7. Глава-приложение 8. Глава-приложение 9.
Предисловие
Россия: территория без общества
или ложь "общественная"
Россия: территория без государства
или ложь "государственная"
"Олигархический лифт"
Региональная Олигархия
(на примере
банка "Россия")
Центральная Олигархия
(на примере Газпрома)
"Олигархический синтез":
на кого работает Газпром
Русская Олигархия:
и это многое объясняет
Глава 1.
Почему "государство
бездействует"
Почему
"государственным" людям
в "государстве
российском" плохо.
Почему в России
такая коррупция.
Почему "безвластие"
при "беспределе власти".
Почему в России
беззаконие.
Почему Россия
похожа на Африку.
Почему Запад
смотрит на Россию
свысока.
Почему у России
нет союзников.
Почему "государство врет"
и "умалчивает"
Почему "либерализм"
стал идеологией
российских "реформ"
Почему "власть"
безответственна
Почему "приоритетные
национальные проекты"
такие
Почему такие реформы
За что наказали
Ходорковского
Почему "власть"
провинциальна
Почему
"национальную идею"
так и не нашли
Почему "власть"
боится "оранжевых
революций"
Россия: страна,
которой нет
Россия: Родина,
которой нет
Русская асоциальность:
и это многое объясняет
Глава 1.
Кто главный русский враг
Как разгадать
"загадку Путина"
Почему хорошему
человеку в России плохо.
Или "почему,
если ты такой умный,
ты такой бедный"
Почему антигерои -
"герои нашего времени".
Почему Россия -
нецивилизованная страна.
Почему русские
терпят олигархию.
Почему русские "болтают"
Почему русские
проигрывают
Почему Россия -
такая богатая,
а русские — такие бедные.
Чем русские отличаются
от других европейцев
Почему победители
живут хуже
побежденных
Почему хочется
Сталина.
Почему "бытовая
коррупция"
Почему в России такая
армия.
Почему Россия
в моральном обмороке
Почему в России
нет идеологии
Что делать
Глава 1.
Очевидность ответа
Что и как делать. Российское общество как Партия или Параллельная Россия
Исправление имен
(уточнение
и продолжение)
Кто сейчас
самый актуальный
политик России
Почему
в наличной России
всякая оппозиция
бессмысленна
Как остановить
развал России
В чем состоит
"особый путь России"
Кто истинный
герой нашего времени
Как добиться
правды и справедливости
Как добиться
перемен к лучшему.
Или ложь
"демократическая".
Приглашение
Русский массовый
человек
или ложь
"национальная"
"Великая
русская культура"
или ложь
"культурная"
«Русская
политическая
культура»
или ложь
«политическая» № 2
"Тайна"
русской "власти"
или ложь
"византийская"
ИИсправление имен
(дополнение)
Почему чиновники
не уходят в отставку
Почему чиновники
берут взятки
Почему "власть"?
Почему никто России
не хозяин
Почему немцы "стучат"
Почему русские не улыбаются
Почему Москва такая
Почему
в наличной России
честные выборы
бессмысленны
ЧАСТЬ 2.
Почему в России такое общество или ложь "общественная"
1.
Какая это ложь?
А та, которую мы слышим ежечасно, стоит только включить телевизор.
Стоит только услышать это слово — «общество» (российское «общество»), как можно быть уверенным, что вот она — та самая, главная ложь, «великая ложь нашего времени» и есть ( прим. 1).
Тут она и «озвучена», тут она и написана — еn toutes lettrеs, как говорят французы.
И это есть ложь тем бoльшая, что многие в неё верят, не задумываясь, привычно произнося это самое слово — «общество». Говорится о нем так, как если бы оно было фактом, реальностью.
А его, этого самого «общества» — нет.
Это тут самое главное.
И это в России определяет почти всё и вся.
Тут лежит разгадка многих русских «тайн».
Отступ. 1. Верно. Люди говорят «то же самое», теми же словами. Но только о другом. Так, только что кто-то говорил это «нет», а вот увидел он людей, вышедших на площадь с протестом против действий чиновников, так он заговорил по-другому. Он заговорил о том, что «общество у нас проснулось» (оно, оказывается, было, но спало), что «общество заявило свою «гражданскую позицию», и т. д. и т. п.
Так, когда губернатор Алтайского края Михаил Евдокимов погиб в автокатастрофе, то виновным в том признали другого участника движения, попавшегося губернатору на дороге. Но против такого решения суда стали протестовать другие автовладельцы — были демонстрации, акции, выступления в СМИ. Помимо этого, в пользу несправедливо осужденного высказались некоторые известные чиновники. И вскоре суд высшей инстанции приговор местного суда отменил — невиновного человека освободили. И многие, глядя в телекамеру, по этому поводу радостно говорили: «Есть всё-таки у нас общество». И все мы только что в этом убедились.
Есть? Скорее, тут всё строго наоборот: признак общества — отсутствие этого самого беспредела, когда нет никакой нужды такие демонстрации устраивать. Именно всеобщее равенство перед законом или общий для всех закон есть один из первичных признаков собственно общества . То есть, что такое эти известные фразы — «нет у нас общества», «не общество, а стая», «общество стало джунглями, где каждый сам за себя» и т. д.? Так иная жена бросает в сердцах своему мужу: «Нет у меня мужа!», хотя прекрасно понимает, что он, конечно, у неё есть. И официальный, и зарегистрированный и т. п. И, собственно, сам факт наличия мужа (такого мужа) и служит ей поводом для того, чтобы сказать, что его нет — в том смысле, что он такой плохой, что это наличие равно его отсутствию. Об этом она ему таким образом и сообщает.
Кто-то тут наверняка усмехнется — тоже мне «открытие». Да кто же этого не знает?
То один скажет, что нет у нас общества, то другой.
Общеизвестно.
Никакой новации, никакого «интеллектуального прорыва».
Банальность.
В этом всё дело.
Когда люди говорят, что «нет у нас общества», они, как правило, дают таким образом лишь эмоциональную оценку тому, что они видят и что им не нравится.
Когда люди так говорят, они хотят сказать, что другие люди ведут себя «неправильно». А вот кабы делали всё правильно (с точки зрения говорящего), то не было бы и повода для таких оценок.
Тогда общество было бы.
Потому это самое «общество» в России так же быстро и появляется, как исчезает.
Но что же это за общество — то есть оно, то нет его? Разве так бывает с обществом, которое складывается поколениями?
И разве эти спонтанные демонстрации против беспредела чиновников есть признак общества?
И потому все эти демонстрации против неравенства людей перед законом говорят не о том, что в России есть общество, а о том, что его именно нет. Что эти демонстранты и демонстрируют.
А было бы в России общество — не было таких поводов для протеста, для хождения с плакатами.
То есть, было бы равенство людей перед законом. Как минимум.
Это — риторические фигуры, сама гиперболичность которых должна лишь подчеркнуть, до какой степени автору высказывания не нравятся современное ему «общество». А то, что оно есть, он не сомневается. Оно есть, только «плохое», о чем он таким образом и сообщает.
То есть, когда люди говорят «нет у нас общества», они в большинстве случаев говорят, что оно, конечно, есть, но — «плохое».
В этом-де проблема. Но разве она в этом?
Проблема не в том, что общество — «плохое», а в том, что его нет вообще.
Его нет как факта — как социально-политического факта. Об этом речь.
И о том, что из этого «нет» логично следует.
Именно. Не это «нет» тут главное. Главное — то, что из него следует.
Следствия этого «нет» — вот что тут главное. Следствия, которые объясняют многое.
Проблема еще и в том, что массовый русский самой этой проблемы не видит.
Он не видит ни самого этого «нет», ни его последствий. Люди привычно говорят о том, что «нет общества» (дурные–де манеры у танцующих), но не замечают, что общества — нет (нет самих танцующих, как нет и самой площадки для танца).
То есть, люди смотрят, но не видят. Не видят очевидного — не видят главного.
А это главное — во всех его смыслах.
Это есть важнейшая русская ложь, слабость и проблема.
И важнейшая «тайна» — русская «военная тайна».
Это есть то главное, что отличает Россию от других стран — «цивилизованных стран», как их именуют сами русские массы.
Это есть то главное, что отличает Россию не только от стран Запада, но и Востока — того же Китая.
2.
Надо ли специально доказывать это «нет» — что нет в России общества?
Можно, конечно, доказывать. Хотя, опять же, это странно — доказывать «отсутствие наличия» (прим. 2).
Но доказывать, конечно, можно.
И сделать это несложно — даже если ограничиться самыми простыми соображениями.
Как известно, всякая вещь существует только в своих отношениях. А если их нет, если эта вещь себя никак в реальности не проявляет, то, значит, и самой этой вещи нет. Есть лишь слово, эту вещь обозначающее. Значит, эта вещь существует буквально номинально — как имя, как слово.
А что такое общество?
Это «вещь такая» — вещь социальная. Это социально-политический организм, который, как ему и положено, проявляется и своих отношениях, и в своих интересах. И не просто в своих интересах, но и в реализации их.
Это тут главное — реализация своих интересов.
А далее всё просто.
Если эта, социальная «вещь» себя никак не проявляет, то есть, никак свои интересы не сознает, не формулирует, не защищает и не реализует, то нет смысла спорить, есть ли этот организм или нет его.
Какая разница, коли эта «вещь» остается «вещью в себе», но не «вещью для себя»?
Получается, слово такое — «общество» есть («российское общество»), а предмета, который оно обозначает, — нет.
Примеры этого «отсутствия наличия»? Они очевидны.
Надо лишь уточнить само это понятие — общество.
Что это такое?
Во-первых, общество — это общественные отношения, то есть, социальные отношения.
А социальные отношения — это мораль, это правила, это ценности, которые для общества непреложны и самоценны. Это понятно: общество есть не что иное, как определенный тип позитивных взаимоотношений, которые соединяют людей в общество.
Есть эти отношения — есть общество, нет их — нет общества.
Во-вторых, общество — это не только позитивные взаимоотношения между людьми, но и общее представление о том, какими эти отношения должны быть в идеале, и равнение на этот идеал. Соответственно, это еще и представление о своем будущем — о том, каким этим отношениям быть завтра. Это общая цель.
В-третьих, общество — это его интересы и в самом конкретном выражении, например, в деньгах. Что тут может быть конкретнее?
Это общая касса — общие деньги, которое это самое общество собирает и копит на своем общем (общественном) счету на общие же цели и в общих же интересах.
Общество — это и контроль за общей кассой, и, тем более, за теми, кто ею по должности распоряжается. Контроль нужен для того, чтобы эти деньги расходовались правильно, в общих интересах, на общую же пользу.
В-четвертых, общество — это контроль не только за своими «кассирами», но и за правительством в целом. Оно должно зависеть от общества, а не общество — от него. Тут тоже всё известно, всё очевидно.
И т. д. и т. п.
Это список можно длить долго — в пятых, в шестых, и т. д.
Но особого смысла в этом нет — довольно и первых пунктов.
Довольно задаться вопросом: есть ли в России это «во-первых», «во-вторых», «в третьих» и т. д.?
Вопрос риторический. Тут тоже всё известно, всё очевидно.
Отступ. 2. О «ГОСУДАРСТВЕННОМ СЧЕТЕ». О том, что «в третьих». Счет тут может быть только один — счет общества. А в данном случае, за его отсутствием, счет «населения» — общий счет тех людей, которые на этой земле живут. Это их счет, это их деньги. И никакие они не «государственные» (то есть, чиновничьи). И дело здесь не только в словах, а в их работе. Недаром, когда чиновники говорят об этом «счете государства», они говорят о нем обычно с чувством собственника. И именно с таким чувством они отбивают все попытки со стороны «населения» использовать его «не по назначению», скажем, лечить больных детей «населения» за «государственный счет» в особо тяжелых случаях. Недаром этот формально общий счет («государственный счет») в России используется так, как он никогда не смог бы быть использован там, где собственно общество есть, где есть у общего счета его реальный хозяин. Один человек получил таким образом от правительства в 2 с лишним раза больше, чем это самое правительство выделило прочему «населению» на «приоритетные национальные проекты». В чем, собственно, разница между безобщественной Россией и «общественными» странами, если говорить только о деньгах — о счете? И что касается «в-четвертых», то есть, контроля общества за своим правительством. Словом, всё тут ясно — как с контролем, так и с этим «обществом». Где тут оно?
И всё-таки, и всё-таки — касательно «в-третьих» и « в-четвертых». Слишком уж они тут показательны.
Есть в России такие привычные понятия — «государственный счет», «за счет государства», « в доход государства» и т. д. и т. п. Всё это привычно. И всё это — появления одно привычной же лжи, которую можно назвать «ложью о государственном счете».
Потому что у русского «государства», то есть, пирамиды чиновников, которую таким образом называют, никакого отдельного, своего «счета» нет и быть не может.
Все деньги, которые так называют, суть деньги «населенческие», а не «государственные».
А эти слова работают — формируют сознание, манеру мыслить, манеру относиться к этим самым «государственным» деньгам.
А это понимание у русских массовых людей — общее. Тот, кто стал высшим чиновником, понимает эти деньги как свою собственность (ведь чиновник в представление массового человека — это «государство»), а тот, кто пребывает в «населении», понимает это понимание, считает, что так и быть должно — он ведь тоже массовый человек ( прим. 3).
Поэтому «население» или пытается лечить своих больных детей на свою зарплату, или идет по добрым людям, помещая призывы о помощи в газетах. А лечения за свой общий счет («государственный счет»), как это бывает там, где собственно общество есть, в России нет.
Почти классический пример. На залоговом аукционе 1995 года пресловутый Абрамович купил у правительства РФ компанию «Сибнефть» за 100, 3 миллиона долларов. Спустя 10 лет, в 2005 году, изрядно отжав эту компанию (нефть он все-таки все эти годы качал), он продал её «Газпрому» (то есть, тому же правительству) за 13 миллиардов 100 миллионов долларов.
Разница — 13 миллиардов в пользу Абрамовича.
«Национальный проект» под названием «Абрамович» оказался в 2 с лишним раза «приоритетнее».
Видимо, поэтому 20 января 2006 года он получил от Путина вдогонку еще один подарок — орден «Знак Почета» («за большой вклад в социально-экономическое развитие Чукотского автономного округа»).
Здесь есть «счет государства», который принадлежит чиновникам и главному над ними.
Там есть «счет общества», который обычно так и называется. И недаром в соответствующих словосочетаниях там есть слова «public», «national» и т. п.
Разница.
Тут совсем всё наглядно. Русское «общество» целиком и полностью зависит от своего правительства («власти»). А последнее же — совершенно бесконтрольно, особенно если учесть, что «президент РФ» есть его фактический руководитель.
Именно правительство (оно же «власть», оно же «президент РФ») может буквально за одну ночь поменять как все правила жизни в данной стране, так и саму эту страну в целом. И «население» относится к этому, как к должному. Лишь местные журналисты утром с завороженностью бандар-логов напишут: «Мы проснулись в другой стране…».
Если понимать под этим словом людскую массу, то тогда оно, конечно, есть.
Если же понимать под словом «общество» собственно общество как политический субъект или хотя бы фактор, то его тут нет как нет.
3.
Впрочем, доказывать очевидное можно и иначе, скажем, «от противного».
Положим, что «российское общество» есть, положим, что это реальность. Положим.
А коли так, то оно легко может не только осознать свои интересы, но и реализовать их. Именно. Кто ему может помешать сделать это?
Никто. Страна свободна и независима — иностранной оккупации нет.
Итак, оно может сделать то, что оно хочет сделать, что оно может сделать — исходя из своих, сугубо объективных, в полном смысле слова общественных интересов.
Какие это интересы?
Это сумма личных интересов, которые объективно одинаковы (люди хотят в основном одного и того же), которые, кстати, ничуть не отличаются от интересов западноевропейцев.
Например, что лучше — жить в квартире на 20–м этаже многоквартирного общежития, называемого «домом», или жить буквально дома и в доме — в собственном благоустроенном доме с садом, огородом, гаражом, лужайкой и т. п.?
Вопрос риторический.
Конечно, лучше жить дома.
Так ответит и русский, так ответит и, например, бельгиец.
Только бельгиец не просто отвечает — он делает. Примерно 90 процентов жителей этой крошечной страны живут именно в домах — своих, личных, которые в России почему-то называются «частными», хотя ими никакая «часть» (воинская?) не владеет, а владеют ими именно эти люди, бельгийцы. Это их дома, их личная, наследственная, семейная, родовая собственность.
А в огромной России, с её огромными пространствами дела обстоят иначе. Большинство жителей этой страны суть именно квартиранты — своих домов не имеют, живут в квартирах.
Могли бы иметь они свои дома на своей родине?
Конечно. Есть и желание (это же первейшая человеческая потребность — иметь свой, родной дом) есть и возможность (земли в России много).
Могли бы они эту самую потребность удовлетворить вместе и сообща?
Конечно. Почему нет? Деньги в стране есть, ресурсы есть, желание есть. Почему нет-то?
Словом, есть все условия для того, чтобы люди, используя всё это, могли обзавестись, наконец, своим домом на своей земле. Тем более, что такие дома могли бы оказаться очень недороги — есть соответствующие и проекты, и технологии. Более того, учитывая размеры страны, люди могли бы жить даже в домах, а в усадьбах.
Но — этого не происходит. Почему? Никто этого не хочет?
Конечно, хочет. Другое дело, что не может. Потому он живет так, как живет.
Почему не может?
Потому, что это «положим» не работает — нет в России общества. Обзавестись своими домами, сделать формально свою землю буквально своей люди могут только вместе — обществом, а его — нет.
Потому они живут так, как живут: на своей родной земле, и — квартиранты (прим. 4).
И этот образ жизни есть сам по себе и доказательство (одно из многих) русской безобщественности, и знак её, если не самый её символ.
Русская массовая бездомность равна русской массовой безобщественности.
Одно тут проявление другого.
Можно идти по такой же схеме доказательства «отсутствия наличия» и дальше.
Можно, например, вспомнить про здравоохранение, про образование и прочее, что обычно-привычно вспоминают люди, когда они «ругают» своё «государство». Здесь та же история.
Что мешало бы людям, будь у них общество, сделать себе такое здравоохранение, такое образование, какие они хотят, какими, как они полагают, они должны быть?
Ничто не мешало бы.
Если бы не то же самое «но» — русская безобщественность.
Нет социального субъекта действия, совершить которое никто вроде бы не мешает. Кроме одного и всё того же — отсутствия этого самого субъекта. Или наличия русской безобщественности или русской бессубъектности.
Одно равно другому.
Субъект действия, конечно, есть. Но он — не социален.
Это чиновники, это «власть». Но точно — не общество, не социальная (не общественная) Сила. Что логично и естественно там, где есть только чиновники и только «население», но где нет ни общества, ни (хотя бы) Партии — хотя бы той единственной (потому и с большой буквы) социальной Силы, которая была прежде, в советское время.
И это многое в России объясняет — и то, что те же чиновники делают, и то, как они это делают, и как «российское общество» к их деланию относится, и почему в России возможна такая «политика», какая в ней есть ( прим. 5).
Отступ. 3. В самом деле, что такое «член общества»? В современной России, как известно, дело обстоит иначе. Были в России «господа» — они ушли. Были «товарищи» — они ушли тоже. Кто остался? Да, конечно, есть известный неологизм, придумка последних лет — «дамы и господа».
Можно, конечно, и далее доказывать это «отсутствие наличия» — по-разному.
А можно поступить еще проще — послушать сами русских массовых людей, которые сами говорят о своей безобщественности. Именно. Они делают это каждый раз, когда просто окликают друг друга. Когда они делают это — так, как они делают, они тем самым показывают, что никаких «членов общества» в России нет.
Нет, соответственно, и самого общества.
А что есть?
Есть то, что есть — «мужчины» и «женщины». А они — существа биологические, но не социальные.
Вот об этом сами русские люди друг другу и говорят (сами того не сознавая).
Это социальная сущность, играющая свою социальную роль, имеющая свой социальный статус, носящая социальные «одежды». Именно: люди предстают друг перед другом не голыми биологическими сущностями, различаемыми только по признаку пола («мужчина», «женщина» и т. п.), но сущностями социальными — со своими, социальным же, именованиеми.
Ясно, о чем речь. Это, например, польские «пан и «пани» (также «панна» и «панёнка»), это немецкие «герр», «фрау» и «фройлайн», это французские «месьё», «мадам» и «мадемуазель», это англо-американские «мистер», «сэр», «мисс» и «миссис», и т. д. и т. п.
Это всё суть социальные, общественные именования. Так люди обращаются друг к другу в обществе.
Люди предстают друг перед другом без этих социальных «одежд». Русские люди друг друга окликают, руководствуясь лишь половыми различиями-признаками — «мужчина», «женщина», «девушка». Это при очном разговоре. А когда они говорят друг о друге заочно, они говорят так же, но еще проще, без лишнего политеса — «один мужик сказал», «одна баба рассказала», и т. п.
Они ушли вместе со своим сословием-обществом, где это обращение было принято. Недаром «сословие» — это именно со-словие, что явно подразумевает общий язык, одинаковое понимание общих слов и понятий, ими обозначаемых.
Они ушли вместе со своим «со-словием» — «партийным обществом», где оно слово родилось и жило.
«Мужчины» и «женщины». Что и совершенно логично, и очень показательно: когда исчезает общество, исчезает и человек социальный.
Остается человек биологический.
Но это — всё те же «мужики и бабы», захотевшие «чтоб красиво», «чтоб как у людей».
Но имитация есть имитация, и чем чаще она звучит, тем она очевиднее — тем больше она режет ухо, тем больше она «царапает» как моральное чувство, так и чувство рационального, как это происходит в случае с пошлейшими (и так популярными в РФ) «дамами и господами» (подробнее см.
А собственно господ — нет, конечно.
И быть их — не может, ибо взяться им — неоткуда.
4.
Можно, конечно, и далее указывать на другие знаки-признаки отсутствия общества в России, можно долго соответствующие примеры. Но вряд ли стоит всё это делать.
Потому что тут тот самый случай, когда можно обойтись самой элементарной логикой, самым простым умозрением. Его вполне достаточно.
О каком умозрении речь?
Поясним. Есть ли смысл доказывать, скажем, отсутствие крыши у дома или просто указывать на это отсутствие, если и самого дома нет? Более того, если его не было никогда и быть не могло в принципе?
Вот так и с «российским обществом» — ровно та же самая история.
Общества в России не было никогда.
И быть его прежде не могло — в принципе не могло.
Именно. Какое прежде могло быть «российское общество», если еще 150 тому назад (два-три срока человеческой жизни) одним русские люди владели другими русскими людьми, как рабами?
И что было между ними общего?
А «общество» — это прежде всего «общее».
Отступ. 4. Именно. Как толкует слово «общество» Владимир Даль в своем «Толковом словаре живого великорусского языка», который вышел в 60-х годах позапрошлого века?
Конечно, само это слово «общество» — было. Но применительно к чему оно употреблялось?
«Обществом» называли дворяне свое городское собрание, свой круг общения (см. известное письмо Пушкина к Чаадаеву).
«Опчеством» называли крестьяне свой «деревенский мир» — жителей своей деревни.
Но ясно, что это всё — вовсе не то, что сейчас именуется этим словом, что сейчас под ним подразумевается. И недаром для такого общества — для собственно общества в России не было даже слова, которое его обозначало бы.
Это, по Далю, «собрание людей, товарищески, братски связанных какими-либо общими условиями».
Понятно, что речь идет о другом обществе — не о том, о каком толкует современная политология.
Понятно, что речь идет о собрании единомышленников. Это определение более подходит к «Северному» и «Южному обществу» декабристов. Недаром их организации таким образом и были названы.
Недаром прежде царская власть с большой тревогой относилось ко всякого рода «обществам», возникавшим в России, а император Павел Первый даже запретил употреблять само это слово («Общество — этого слова совсем не писать»).
Логика его понятна: ведь что такое общество для царской власти, как его ни толкуй?
Это центр силы — иной, отличный от царского. А это царю совсем не нужно. Центр силы при монархии может быть только один — сама монархия, то есть, сам царь. А он нуждается не в обществе — он нуждается в верноподданных. Всё логично.
А что еще вместилось в эти 150 лет?
Сюда входят и революции, и гражданская война, в которой погибла вся старая «общественность», которая была в старой России. Какое уж тут «общество», когда одна часть страны восстала на другую, и они стали истреблять друг друга?
Вывод очевиден: не было его прежде — неоткуда ему взяться и сейчас.
5.
Тут возможно и иное умозрение — тоже очевидное.
Оставим на время в стороне саму проблему «российского общества». Упростим задачу.
Зададимся таким вопросом: а есть ли в России собственно русское общество?
Теоретически, ему сложиться куда проще — всё-таки тут речь идет о людях одного этноса, одного языка, одной культуры, одной религии, одной, общей истории.
Теоретически, такое общество могло бы сложиться, как складываются и все прочие национальные общества в иных странах.
Но это точно очевидно — такого, русского общества в России нет.
И недаром само это слово даже звучит диковато, непривычно для русского же уха — «русское общество». Что бы это значило? Иной трепетный московский интеллигент нервно вздрогнет: не о черносотенцах ли тут речь? Что это за зверь такой — «русское общество»? Что прикажете под ним понимать?
Вот уж чего нет — того нет.
А коли нет такого первого этажа — русского общества (как-никак, а русские составляют примерно 80 процентов населения России), то что можно сказать о втором этаже России — «российском обществе»?
Ответ очевиден. Если нет первого этажа, то неоткуда взяться и второму.
Чего нет — того нет.
6.
Но тут многие вспомнят такое устойчивое словосочетание из недавних лет, как «советское общество». Как быть с ним?
Вот оно — было?
Нет, конечно. Не было. Это только такая манера говорить — «советское общество».
А было в СССР только то «общество», которое только и могло быть в нем.
В СССР было «партийное общество».
В СССР была единственная и правящая, соответственно, партия. И, поскольку она была и единственной партией, и правящей партией, она была больше, чем партией.
Она была Партией.
Отступ. 5.
Это второй основание (помимо того, что она была единственной) писать её именно так, с большой буквы. Речь идет о Партии как о Принципе, как о способе организации пространства и людей.
Понятно, что, когда говорится об «общих интересах», «общем деле» применительно к этой партии, то имеется в виду пик её истории — сталинское время, когда рядовые партийцы считал интересы партийного руководства своими. К брежневскому циничному времени это, понятно же, относится в куда меньшей степени.
Партия была тем, что называют теперь «советским обществом».
И тут были все признаки собственно общества — и общение, и общие, официально заявленные ценности (каковы бы ни были по сути своей), и общая цель, и общее дело, и общие интерес, и общие, декларируемые правила поведения, и своя, общая мораль.
Партийная идеология была тем, что называется «советским культурой» (не путать с искусством).
Соответственно, сама эта Партия была тем, что теперь называют «советским государством», Советским Союзом или СССР.
А просто советской власти, власти без кавычек, то есть, власти Советов разных уровней, конечно, не было.
Была одна власть — Партийная. И вряд ли надо доказывать, что власть была у Партии, а не у Советов.
Соответственно, было именно то «государство», которое только и могло быть в этих условиях, которое западные политологи давно уже назвали «party state» — «партийное государство». И тут они были, конечно, совершенно правы. Потому что это-то — точно очевидность. И она, в свою очередь, многое объясняет — многое другое делает столь же очевидным.
Отступ. 6. ПОЧЕМУ РАСПАЛСЯ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ. Потому что государства без общества не бывает — не стоит оно без общества. Пустой мешок поставить нельзя. А главное уже произошло — и произошло оно много раньше.
Когда «партийная культура» распалась (то есть, коммунистическая идеология показала свою анахроничность и, соответственно, неэффективность), распалось и партия, то есть, «партийное общество» («советское общество»). И распалось оно гораздо раньше, нежели случился формальный распад и разделение Советского Союза.
Распалась партия (объективно Партия) или «партийное общество» — распалось и «партийное государство», каким был СССР. Оно кончилось. И понятно, почему.
Потому что эта партия и была самим этим государством — партийная структура была государственной структурой.
А далее все просто: распалось «партийное государство» СССР — распалась и страна, которая называлась СССР. Всё логично, всё естественно.
А вся эта суета и фарс, которые этот распад сопровождали (и горбачевские ужимки, и нелепость ГКЧП, и пьяное рождение «демократической России») были именно тем, чем они были.
Это были именно суета и фарс.
Это было именно лишь сопровождение распада.
И странно было бы думать, что мельтешение ряда неадекватных персонажей вызвало такой «обвал в горах», такое обрушение.
Это был лишь «чих» — провокация обрушения, обрушения того, что уже было к тому время сломано.
И понятно, что причиной этого слома был не этот чих.
7.
Что случилось после кончины СССР?
Партийное общество кончилось, а нового общества, скажем, «российского» не возникло.
Нет сейчас в РФ никакого общества — ни «просто общества» (как в Европе), ни, хотя бы, «партийного» (как в СССР).
Что есть в России на месте отсутствующего общества?
Есть только человеческое множество, называемое бездумно, по инерции («так принято») «обществом». Есть общество» как синоним «населения». Одно тут равно другому.
И недаром русские чиновники своих речах пользуются этими словам именно как взаимозаменяемыми, равнозначными синонимами. В одной фразе — «общество», в другой — «население». Чтобы не было досадливого повтора — тавтологии.
То есть, что есть конкретно?
Есть «чиновники» (массовый русский человек, наделенный властью).
Есть «население» (подвластный массовый русский человек).
И это — всё. Собственно общества — нет. Слово «общество» тут неуместно в принципе.
Понятно, если речь не идет об «обществе охотников и рыболовов» и ему подобных.
Есть «разобщество».
Так можно назвать российское «атомизированное общество», о котором привычно пишут русские публицисты, то есть, «не-общество».
Потому всякие разговоры про «российское общество» — это та самая «Большая ложь» (Big Lie), та самая «великая ложь нашего времени».
8.
Так что, ситуация выглядит так: есть две Проблемы. И вторая Проблема — это отношение массовых людей к первой Проблеме.
Есть отсутствие в России общества — её социальная пустота. И есть массовое отношение к этой пустоте.
В чем оно состоит?
А в том, что русский массовый человек не видит этой пустоты. Он верит, что общество в России есть — плохонькое, но есть. Массовый человек верит в Большую русскую ложь.
И, соответственно, делает из ложной веры ложные же выводы — вспоминает готовые импортные рецепты, что-то толкует о каком-то «гражданском обществе», поскольку «просто общество», полагает он, в России есть (прим. 6).
Массовый человек не видит пустоты — не видит очевидного.
И, соответственно, не делает выводов из этой очевидности. Хотя они именно очевидны, хотя они куда важнее этого «нет» — простой лишь констатации, что «нет у нас общества».
Выводы — вот что тут главное.
Какие это выводы?
Именно что очевидные.
В современной России совершенно бессмысленно говорить всерьез о каких-то реформах, о какой-то политике, о каком-то государстве, о какой-то власти, о какой-то оппозиции и прочем, о чем говорится всегда и повсеместно.
Это всё — пустое.
Ничего этого нет и быть не может.
Именно: «Чего ни хватишься, ничего нет». Всё это — танцы на палубе, которой нет.
Именно: танцевать — негде и некому.
Нет в России такого социально-политического явления, как общество.
Значит, нет ни «палубы», ни «танцоров».
Есть лишь имитация и имитаторы.
9.
Какой главный вывод среди этих выводов?
Это, конечно, «государственный» вывод — касательно того, что в России называют "государством".
Это вторая «великая ложь нашего времени» — ложь «государственная».
Что логично: если есть ложь «общественная», то ложь «государственная» неизбежна.
Одно есть логичное следствие другого.
*
Прим. 2. Так и те люди, которые говорят о «российском обществе», вовсе не собираются тут ничего доказывать. Потому так и говорят. Как это у Портоса? «Я дерусь, потом что я дерусь». Прим. 3. Но разве Путин помогает людям и государственным учреждениям из своих, личных денег? Прим. 4. Но что такое эта дача? И тут важна логика слова. И она остается прежней — «власть» дает землю, «власть» её же и отбирает. «Бог дал, бог взял». Какие тут могут быть вопросы?
И какие тут могут быть «земельные владения» — в условиях, когда никто своей земле не хозяин? Но возникает логичный вопрос: купить — у кого? Потому единственным реальным хозяином русской земли являются «слуги» (формально-теоретические, конечно) этого самого массового человека. То есть, разнообразные чиновники, которые прежде назывались «слугами народа», а теперь называются «менеджерами». Поэтому в роли хозяина его земли выступают его «слуги» — «слуги» в отсутствие хозяина. Прим. 5. Когда гоголевский сумасшедший говорит о том, что «Луна делается в Гамбурге», это воспринимается нормально. Это же бред, это же сумасшедший. Что с него возьмешь? Поэтому, когда кремлевский пиар-технолог говорит открыто, гласно, что он теперь будет делать «оппозиционную партию», что это будет «левая партия», что делаться она будет в интересах именно высшего русского чиновничества (чтобы у «власти» была «вторая нога», дабы опираться на неё), это никого не смущает. Поэтому, когда доверенное лицо «президента РФ», работающее по его поручению председателем «сената», говорит, что его «партия» будет теперь в оппозиции — «но не к президенту РФ», а только к «правительству РФ», это тоже никого не смущает. Это не смущает ни самого этого «политика» (хотя это взрослый, даже седоватый человек), ни тех, кто его слушает и комментирует. Хотя нелепость и такой политики, и таких заявлений, вроде бы, очевидна. Налицо провинциально-грубая имитация «политики», которая может делаться только в режиме сознательного и добровольного самооглупления — как самих этих «политиков», так и тех, кто их серьезно слушает, серьезно воспринимает. А потому, что стыдиться бесстыдникам — некого. Прим. 6. О «ГРАЖДАНСКОМ ОБЩЕСТВЕ» И «ОБЩЕСТВЕ ПРОСТО» С одной стороны, они очень обижаются, когда слышат, что «общества у нас нет». Наверное, потому обижаются, что они привыкли говорить от имени "общества", недаром особо активные из них называют себя «общественностью». (А последнее выражение — это очень русское и очень характерное изобретение. Не общество, но «общественность». А это подсознательно воспринимается и как некая замена общества, и как «представители общества»). Понятно, что тезис о том, что «общества в России нет» таковой их статус рушит, превращает их в частных лиц-одиночек. И потому они говорят, что оно, "общество", всё-таки есть, пусть слабое, беззащитное, прессуемое «государством» и т. п., но есть. Есть-де «общественное мнение» (все мы не любим Зурабова, все мы не любим «коррупционеров» и пр.), есть-де «настроения в обществе» и прочее. А с другой стороны, те же люди говорят, что проблема не в том, что «общества у нас нет» (оно-то есть — см. выше), а в том проблема, что «нет у нас гражданского общества». Вот его пока — нет точно. И в этом-де — главная проблема России. А вот кабы оно было — всё было бы иначе. Был бы и контроль гражданского общества за правительством, и его ответственность перед этим обществом, и еще много чего хорошего и правильного. Конечно. 2. 3. А вот «точного», канонического смысла-значения у этого выражения, живущего отдельной жизнью от первоисточников, нет. Есть лишь само это выражение. И каждый наполняет его своим смыслом, толкует по-своему, расцвечивает своими нюансами, проясняет своими акцентами. Это уже общее место — отмечать, что по поводу этого понятия идут дискуссии как в России, так и на Западе, непрестанно делаются всякого рода «уточнения», «исправления», «дополнения» и т. д. Какова эта рабочая суть? (В России часто сумму этих организаций часто и называют собственно «гражданским обществом», но это неверно — к ним оно не сводится. Эта сумма есть не само это общество, но лишь одно из его проявлений. Это — деталь, но никак не главное. Потому что в «гражданском обществе» или «обществе просто» главное — это как раз Общее. Иначе какое общество — общество, коли Общего в нем нет, а есть лишь сумма Частностей? Итак, общий смысл «гражданского общества» таков: это объединение людей, действующих сообща во имя своих общих и частных интересов. Это — «гражданское общество». И вот его-то, по общему мнению, в России нет. Есть его «элементы» (скажем, комитеты солдатских матерей или защитники своих праворульных автомобилей). Но собственно «гражданского общества» в России нет. 4. Во-вторых, если же иметь в виду рабочую суть понятия «гражданское общество», то тоже получается очень странно. Получается, что «российское общество» (которое, как полагают многие, есть) — это общество», члены которого не умеют объединиться для того, чтобы защищать свои общие и частные интересы. 5. Вывод очевиден. «Гражданское общество» и «просто общество страны» суть одно и то же. Соответственно, отсюда и другое равенство: «российское общество» (разобщество) и российское «население» суть одно и то же. Вывод очевиден. Получается странно? То есть, интеллигентные люди говорят об очевидном, но сами этого очевидного не видят — различают «просто общество» и «гражданское общество»?
Но это не странно — это естественно. На то она и интеллигенция. Она, как и говорил академик Иван Павлов, мыслит не реальностями, но словами. А тут она читает два «слова» (понятия) — «общество» и Гражданское общество». Соответственно и полагает, что за этими разными понятиями есть разные сущности. А сущность тут — именно одна и та же.
ПРИМЕЧАНИЯ.
Прим. 1.
«Великой ложью нашего времени» Победоносцев (тот, что «простер совиные крыла») в своем «Московском сборнике» (статей) называл идею парламентаризма применительно к России того времени, равно как и соответствующую работу, этой идее посвященную.
И он был прав, конечно.
И он прав тогда, прав он и сегодня. И прав совершенно (см. главу-приложение 9. «Почему в России честные выборы бессмысленны»).
Доказывать «отсутствие наличия» — это, значит, делать примерно то же самое, что США требовали сделать от саддамовского Ирака. Они требовали от него доказать, что у него нет оружия массового поражения.
А как это можно доказать? Можно доказать, что нечто существует, если это нечто показать. А как доказать, что этого нечто нет?
Ведь это аксиома: бремя доказательства некой гипотезы лежит на её авторе. Чья гипотеза — того и доказательство.
Потому, кстати, так странно смотрятся атеисты, доказывающие, что бога нет. Пусть люди, верующие в бога, и доказывают, что он есть. Это их гипотеза. Но они, понятно, не доказывают — они верят.
Он просто говорят так, как привыкли.
Люди просто говорят. Есть такое слово — «общество». Они его и говорят. Именно так — не задумываясь.
Они могли бы сказать, конечно, проще — «население» (как чиновники говорят), но хочется, чтобы красиво, хочется, хочется, чтобы и на словах было всё так, как в Европе. В самом деле, что тут это русское «общество», как не калька с европейского «сосьетe» или «сосайети»?
Именно она и есть.
Так и тут: они так говорят, потому что они так говорят.
Например, у «президента РФ» есть свой, «президентский фонд», из которого он иногда выделяет («из своего президентского фонда») некие суммы — когда на помощь бедным, когда на помощь государственным учреждениям (школы, музеи и т. п.). И получатели этой помощи бывают при этом крайне благодарны своему «президенту» — чуть ли не в «плечико» его целуют (судя по тому, что ТВ показывает).
Разве он «еще немножко шьет» — подрабатывает, а подработанное складывает в «свой», в «президентский фонд»?
Нет, конечно — его денег там нет.
Все деньги там — до копейки или цента — «государственные», то есть, «населенческие».
И люди принимают свои же деньги от своего «менеджера по услугам» так, как если бы это были именно его деньги, как если бы это был действительно подарок.
И никто странности этой ситуации не замечает.
Русские, конечно, пытаются — подсознательно-бессознательно, инстинктивно — избыть свою объективную бездомность. Каждый стремится заиметь свой «домик в деревне», хотя бы и дощатый «скворечник» в садоводческом товариществе. Каждый пытается устроить себе та называемую «дачу» — слово, которое вошло уже во многие языки мира как чисто русское слово, обозначающее чисто русскую реалию.
Именно иллюзия, именно эрзац-дом. И чем больше человек пытается устроить из неё дом, тем больше убеждается, что это всё-таки не Дом (home, sweet home).
Тем более, что со всех сторон обступает его «государство» со своими налогами, вытесняющими с земли бедных в пользу богатых — будущих крупных землевладельцев-лендлордов, дружащих с «властью». Что, опять же логично. Ведь само слово «дача» — отнюдь не «советизм», а давняя русская реалия, известная со времен Московской Руси. «Дача» — от слова «дать», это то, что царь своим слугам давал. И «дачи» были разные, судя по старинным грамотам. Иногда это была «дача сукна» (так и писали в грамотах, когда царь жаловал человека сукном заморским, чтобы тот себе кафтан справил), иногда это была «дача земли».
При этом разнообразные риэлторские фирмы предлагают «населению» купить землю — «купить кусочек Родины», как они пишут в своей рекламе.
Кто владеет землей русского человека, кто владеет его Родиной (Родина как своя земля), кто хочет её ему продать?
Теоретически, этот хозяин может быть только один — русское общество, общество людей, живущих на этой земле.
Но его — нет.
А сам массовый русский человек своей земле не хозяин. И не потому, что ему «не дают» это сделать, а потому, что стать им — он сам не может. Для этого ему надо составить общество, а это у него и не получается, да и задачи такой он перед собой не ставит. Он может составить только «население».
А «население» ничем не владеет и владеть не может. Что логично: его дело «населять», но не владеть.
Обычно считается, что типичное проявление общественной активности (значит, и самого общества) — это активная политическая жизнь, то есть, жизнь партий.
А есть ли в наличной России собственно политические партии, равно как и собственно политики?
Достаточно посмотреть на эти «партии».
Достаточно посмотреть на этих «политиков».
Последние — это либо обычные чиновники, которым их «начальством» поручило «работать «политиком», либо странные личности со странными же, как минимум, речами и поступками для серьезного, взрослого человека, каким, по идее, должен быть политик.
Но когда люди видят (или чувствуют, как минимум), что вся их «политика» делается в Кремле, это в наличной России многими тоже воспринимается нормально. Хотя, по сути, это тот же бред, конечно, только наяву.
Но этот бред давно стал нормой.
Это считается нормальным.
Это считается нормальным.
Какая может быть «оппозиция», когда все друг другу и друзья, и партнеры, когда никакого «правительства» нет вообще, а есть слуги «президента РФ», исполняющие его волю?
И какие могут быть партии, если их делают чиновники — те, кого партии должны контролировать?
Почему возможна такая «политика», которая делается с такой провинциально-местечковой беззастенчивостью («все свои, стесняться некого»)?
Почему возможна сама эта беззастенчивость — это удивительное, по-детски простодушное бесстыдство, с которым делается и это публичное самооглупление, и эта «политика», его целевой продукт?
Репутация — это и понятие, и явление социальное. То есть, общественное.
И проблема репутации существует только в условиях общества. А его — нет.
Работа есть, деньги есть, благоволение начальства есть, дети пристроены и обеспечены — что еще надо, о чем еще беспокоиться?
Беспокоится этим «политикам» более не о чем — нет к тому никаких оснований.
Потому они могут вольно и говорить, и делать буквально всё, что им захочется.
1.
В самом деле, эти два понятия русские интеллигентные люди толкуют очень странно.
Потому и обидно.
Словом, никак свой общий интерес это "общество" не может, но оно — есть. Крокодилы, конечно, летают, но... «нызэнько».
И потому-де надо эту проблему решать — надо строить гражданское общество. И активная «общественность» его старается строить. Как может.
Итак, на интеллигентный взгляд проблема выглядит двояко: с одной стороны, «общество есть» (это «просто общество»), а с другой стороны, «общества нет» (то есть, нет «гражданского общества»).
Такой взгляд, конечно, кажется странным. (Шизофрения — это ведь буквально «раздвоение ума»?).
Тем не менее, привычное (интеллигентное) восприятие проблемы именно таково.
Оно привычно, но от того не менее ложно, конечно. При таком «раздвоении мысли» ложь просто неизбежна.
В чем тут ложь?
А её заметить не трудно, если вспомнить, что означает само это понятие — «гражданское общество».
Не будем говорить о первоисточниках — о Джоне Локке, Томасе Гоббсе и прочих авторах, кто в XVII-XVIII веках ввел в обиход само это понятие — «гражданское общество». Они говорили о своем, и в их понимании сейчас этот термин почти не употребляется. Он обрел иной смысл.
Какой?
И всё-таки.
И всё-таки, хотя канонической, общепринятой (как в точных науках) формулы-толкования этого самого «гражданского общества» нет, но есть рабочая суть этого понятия, к которой сводятся все известные его толкования-понимания.
«Гражданское общество» — это примерно следующее.
Это общество, члены которого умеют реализовывать (защищать) свои общие и частные интересы. А поскольку это можно сделать только сообща, то это есть общество, члены которого умеют объединяться и действовать сообща. (Звучит последнее явной тавтологией, этакими маслом масляным — «члены общества, которые умеют объединиться и действовать сообща». Что это было бы за общество, кабы его члены не могли этого делать? Но в этой тавтологии есть свой смысл, о котором ниже).
Соответственно, для защиты своих общих интересов члены гражданского общества избирают свое правительство, и контролируют его, и для защиты своих частных интересов члены этого же общества создают массу общественных же организаций.
Ясно, что в этом случае это уже не общество, но просто множество клубов по интересам и только).
Притом, что, как считают многие интеллигентные люди, «российское общество» в России есть.
Как это понять? И что же это за «общество»?
В самом деле, чем же «просто российское общество» (которое есть, как полагают) отличается от «гражданского общества»?
Во-первых. Если следовать за буквальной семантикой слова "гражданское", то получается, что «просто общество» — это «общество», которое состоит не из граждан России — формальных (с паспортом) или неформальных, настоящий (те, что и с паспортом, и ведут себя достойно, гражданственно).
Встает вопрос: что же это за «российское общество», коли состоит оно не из граждан России или же из людей, ведущих себя недостойно, не так, как подобает гражданину?
Это всё что угодно, но только не «российское общество».
А что это за общество, члены которого не умею объединяться, действовать сообща?
Это всё что угодно. Но только не общество. «Население»? Да, конечно, оно. Но не общество.
Итак, что получается?
С одной стороны, получается, что есть масло масляное: "гражданское общество" — это люди, которые умеют объединяться, которые умеют составлять своё общество.
С другой стороны, получается, что есть масло немасляное: есть-де «российское общество», которое состоит из людей, не имеющих объединяться, создавать своё общество, защищать свой интерес.
Вывод?
Нет масла масляного — есть просто масло.
И нет масла немасляного — есть просто не масло.
Нет ни "гражданского общества", ни «просто общества» («российского общества»).
Есть только общество, собственно общество — общество страны, той или иной («российское общество», «японское общество», «немецкое общество» и т. д.)
Общество страны не гражданским — быть не может. Иначе это просто не общество. Иначе это — «население». Как в России. Недаром российские чиновники, выступая с трибуны, привычно пользуются словами «общество» и «население» как взаимозаменяемыми терминами, как синонимами. В одной фразе — «население», в другой — «общество». И т. д.
Вывод?
Когда русская интеллигентная «общественность», выступающая от имени «общества» (которое, как она полагает, есть), говорит об отсутствии в России «гражданского общества», она, сама того не подозревая, сама себе же противоречит, сама же себя опровергает.
Она тем самым говорит об очевидном — о том, что в России нет «просто общества».
Именно потому, что «гражданское общество» и общество страны суть одно и то же, а = а.