ЧАСТЬ 10.
РУССКАЯ АСОЦИАЛЬНОСТЬ: И ЭТО МНОГОЕ ОБЪЯСНЯЕТ
Глава 7.
Почему русские «болтают»
1.
Люди сами называют «болтовней» постоянные разговоры о том, что нам «надо сделать». А таких разговоров много. Один пишет статью о том, что «нам надо сделать», другой — книгу, третий — говорит об этом с экрана телевизора, четвертый — с правительственной трибуны.
И при этом ничего не делается из того, что «надо сделать».
В итоге «болтают» — все.
Или только читают чужую «болтовню» на бумаге ( прим. 1).
Почему так?
2.
Ответ очевиден.
Когда человек может сделать нечто, он это делает.
Когда он это сделать не может, то он говорит — о том, что «нам надо сделать».
«Болтает».
Именно последнее и происходит в России. Именно потому, что никто не может сделать то, о чем он говорит.
Почему?
Потому что нет у него к тому необходимого инструмента.
В итоге дело обстоит так, как если бы горел дом, все в один голос говорили, что «надо» срочно его тушить, но никто б этого не делал — за отсутствием пожарного инструмента и средств к тушению. То же самое происходит и здесь.
И ясно, почему так происходит.
В самом деле, о чем говорят люди, когда говорят, что нам надо сделать то-то и то-то?
Они говорят об объективно социальном действии — о том, что надо сделать в «обществе», то есть, в отношениях людей друг с другом, со страной, с её ресурсами и т. д. и т. п.
А такое действие требует социального же инструмента — социальной Силы, которая могла бы произвести желаемое действие.
А такой Силы — нет. Ни у кого. Нет её ни у «населения» (на то оно и «население»), ни у Олигархии (на то она и Олигархия — явление асоциальное).
У Олигархии есть только один «инструмент» — её чиновство, которому она сама же и не доверяет из–за его цинизма, вороватости и прочего, словом, олигархичности.
Меч у Олигархии — картонный. Ничего им сделать нельзя.
Отступ. 1.
Так, выступает с трибуны первоолигарх и говорит, что «мы должны» сделать то-то и то-то. Но это «мы» висит в воздухе — никакого «мы» нет (прим. 2).
При помощи кого он будет делать то, что делать «надо»?
У него Партии нет и быть не может. У него есть только то, что есть, то, что только и может быть — чиновство. А что это такое, он и сам не раз говорил — это «каста», «бюрократия», «кланы на местах», и т. д.
Делать ему — нечем.
Отсюда и эта верховная "болтовня", набившая оскомину еще с горбачевских времен («нам надо», «мы должны» и т. д.), и очевидная её бессмысленность.
Недаром любое, даже самое элементарное действие повергает Олигархию в стресс.
Так, выделил первоолигарх некую сумму на «национальные проекты», и тут же начал переживать, что те, кто эти проекты должен делать, то есть, «осваивать средства» (чиновники на местах), эти самые деньги просто-напросто украдут. Он же сам был в региональной Олигархии, видел, как это делается.
И т. д. и т. п.
А что это такое, когда ни у кого нет социальной Силы?
Та же самая асоциальность.
Люди болтают от асоциальности. Или от социального бессилия, что есть одно и то же.
Нет у людей силы, и поэтому делать что-либо они, бессильные, не могут.
Они могут делать только, что могут делать — говорить о том, надо «надо делать». То есть, они могут лишь «болтать».
Потому и «болтают».
*
ПРИМЕЧАНИЯ
Прим. 1.
«Болтовня» русских и самим очевидна.
Но особенно остро она воспринимается людьми другой культуры — им она бросается в глаза.
Характерна в этом смысле слова статья Орхана Уравели «Пустословы», опубликованная в «Литературной газете» (№ 50-51, 2003 г.).
Там её автор так пишет об участниках форума на интернет-сайте этой газеты, и не только о них:
«Меня поражает бесхребетность, созерцательный, умозрительный подход большинства участников к вполне конкретным проблемам русского общества. Претензии на интеллектуальность и теоретическую глубину начисто вытеснили саму российскую жизнь.
Нет, господа русские интеллигенты, вы давно обречены, если считаете свои глубокие познания и мысли первостепенными, а саму российскую трагедию — третьестепенной.
[…].
Вы приобщены к общечеловеческим ценностям и европеизированы. Знаете Юнга и Фрейда, читаете небось Борхеса и Кинга…
Но не этой же хохмой решаются проблемы России. Она становится многонациональной Америкой Евразии, даже европейская часть скоро будет вроде Чикаго и Детройта.
Только готовы ли вы, господа мыслители, на это? Экономику и уровень жизни поднимете, но для кого? Русские женщины детей не рожают, население сокращается, молодые гибнут в Чечне. А вы тут теоретизируете.
[…].
Лет двадцать пять назад у метро «Беляево» я ждал автобуса. Шел мокрый снег, слякоть, все усталые после работы. Но огромная очередь безропотно ждала автобуса. За мной стоял мужик, прилично одетый, и читал газету, освещаемую уличной лампой. Я спросил его, чего он читает, чего все в этом городе всюду что-то читают и стоят в очередях подолгу, хотя ведь платят за проезд. Почему все эти начитанные люди не требуют, чтобы автобусов было много, а очередей меньше? Какой же смысл от книг и газет, если нет прав и гражданской позиции?
В ответ он послал меня куда надо, сказав, что именно приезжие превращают Москву в бардак и раз мне не нравится, я должен отправиться к черту...
И не ведал этот мужик, что его любимую Москву давно уже захватывают люди, которые читают совершенно другие книги или вовсе ничего не читают. Не ведал он, что чтение книг и газет не остановит приезжих. Кто же не поедет в города с начитанными, гостеприимными и мирными жителями?». Прим. 2.
Даже одна только телекартинка тут показательна. Когда президент РФ» читает своё «президентское» послание Федеральному собранию, он часто это говорит — «мы» («мы будем», «мы не допустим», «в наши планы не входит передача страны в распоряжение неэффективной, коррумпированной бюрократии», и т. д. ).
Но — возникают вопросы.
Кто это — «мы»? Эти «наши» — это чьи? От чьего имени говорит докладчик?
Телекамера показывает его, стоящего на трибуне, а за его спиной — стол президиума. И этот стол почти пуст. Собственно президиума там нет. Там сидят только два чиновника, два «председателя», этим же докладчиком и назначенные. Один — председатель Государственной Думы, другой — Совета Федерации.
Это и есть «мы»?
Но это не «мы» — это только исполнители воли первоолигарха.
А более никаких «мы» у него нет — кроме немногих советников и помощников, поднявшихся вместе с ним в «олигархическом лифте».
Никакого социального инструмента у первоолигарха нет.
Делать ему — нечем.
Что и логично, впрочем. Олигархия — явление асоциальное, и собственно социальному инструменту взяться неоткуда. Вот его и нет.
Социальности нет нигде — ни в самой Олигархии, ни под нею. Есть социальная пустота.
Что такое есть это чтение «президентского» послания?
Пустота говорит с пустотою.
И эта пустота стола президиума особенно наглядна, если вспомнить прошлое, скажем, партийные съезды эпохи КПСС. Тут, по крайней мере, с «мы» всё было ясно. «Мы» сидели в президиуме, исполнители воли этих «мы» — в зале. Всё логично.
|