От автора  |   Досье  |   Комментарии

Комментариий 1 к главе 2.
О «политической культуре» русского массового человека»:
скорее ордынство, чем «византийство»

1.
Как кратко можно описать «русскую политическую культуру» — «политическую культуру» русских масс?
Ответ в первом приближении на этот вопрос очевиден, привычен, общеизвестен.

Конечно, это культура царской власти.
Русский массовый человек хочет «царя», видит «царя» в высшем чиновнике, в «сильном царе» он видит своё спасение, от одного «царя» (плохого) видит в спасение в другом «царе» (хорошем), «царь» для него и страна, («Россия решила», как говорит он о каком-то решении Путина), и «государство», и Родина («Родина послала»).

И царская культура здесь именно принцип власти. «Царя» русский массовый человек видит и в «высшем чиновнике», и в самом себе, если он вдруг получает какую-то власть — тогда и он начинает вести себя «по-царски», у него рождает «комплекс царя».
Понятно, что «царь» — сама рабочая суть этой культуры власти.

2.
Но это всё-таки описание — не ответ. Вопрос тут не в описании этой культуры.
Вопрос в другом: почему она такая? Какая это культура по своей сути?
Именно. Почему она «царская»? Почему так активно все играют в «царя» (короля ведь играет свита)?
Почему всё царское так нравится русскому массовому человеку (прим. 1)?
И почему, главное, её «царизм» именно таков?
Почему «власть» такая — и жестокая, и равнодушная одновременно к своим «подданным»?
Почему в ней одно с другим так органично сплетено — почему она жестоко-равнодушная?

Это в первую голову удивляет самого и русского человека, и иностранца (всё-таки, свежий взгляд).
Последнего особенно дивит эта странная смесь — и равнодушие русской власти («тупое равнодушие к судьбам своих подданных»), и эта жестокость, которая кажется особенно удивительной потому, что вершится она без особого органичного зверства, а так — в порядке рутинного отправления людьми своей должности.

Примеров этой странной жестокости много.
Но особенно выразительны примеры военного времени, потому что война это один большой «момент истины» — многое показывает наглядно (прим. 2).
Почему русская «власть» ведет себя по отношению к своему «населению» так, как если бы они принадлежали не к одному народу, но к разным народам?
Именно. Это отношение таково, что создается полное впечатление, что это разные народы — тот, кто покорил, и тот, кого покорили?
Почему «верхним» людям «нижних» людей совсем «не жалко», если ставить вопрос совсем уж «по-детски»?

3.
Тут нельзя не обратиться к истории.
Потому что настоящее есть сумма прошедшего, настоящее есть сама история.
Иного настоящего не бывает.
Когда русский интеллигент говорит о «тайне русской власти», то он ничего исследовать или разгадывать не пытается. Он просто обращается к уже готовому, известному ему ответу. Он говорит о «византизме» русской «власти», о «византизме Кремля» и т. д.

Понятно, что тут имеется в виду.
Тут логика такова. Россия получила христианство от Византии, а религия есть основа современной культуры, а коли так, то и культуры власти. Значит, вместе с религией, иконами, учеными монахами и покроем царских одежд, Московская Русь получила и свое представление о власти и властвовании. Отсюда «византизм».
Так люди говорят привычно — годами, а привычное всегда кажется правильным, само собой разумеющееся.

Итак, «византизм».
Он-де всё и объясняет все особенно русской «власти».
Он-де и отличает Россию от прочей Европы — здесь-де он есть, а там-де его нет.
Так и принято говорить, так принято считать. То есть, принято ложное принимать за истинное.
А это именно ложное — ложь «византийская».

Не «византизм» объясняет особенности русской «власти».
И уж тем более не он отличает Россию от остальной Европы. А если и отличает, то только «в обратную строну» — западноевропейцы куда бoльшие «византийцы», чем русские. И это есть факт — и факт буквально юридический.

Отступ. 1.
«Юридический» в том смысле, что речь идет о праве — системе права, правосознании и культуре права.
Ведь что, помимо прочего, отличает Западную Европу от России?
Это известно, это никем не оспаривается. Запад Европы от её Востока отличает правовая традиция, то самое «римское право». В Западной Европе оно появилось в раннем Средневековье. А в России — лишь в Новое, пореформенное время, в XIX веке. Тогда, по крайней мере, его стали изучать в университетах. Тогда стали видеть в нем основу всякого права вообще и залог элементарной цивилизованности страны (прим. 3).
Разница во времени очевидна. Отсюда и разница между Западной Европой и Россией.

А что это такое западное «римское право» как основа «европейской цивилизации»? Что это такое — «римское право» само по себе?
Принято думать, что это есть та правовая система, которую Европа получила от Древнего Рима.
А это — грубая и явная ошибка. Варварские племена, завоевавшие в свое время Древний Рим, никакой от него идеи права не получали. Потому что её никто им не передавал, потому что её никто не получал. Потому что варварам это было совершенно неинтересно. У них было своё право и оно их полностью удовлетворяло.
Некому было получать это самое римское право.

Это «римское право» получила Европа в эпоху раннего Средневековья — от Византии.
И никакого «римского права» нет вовсе — так оно называется по обычаю.
Есть так называемый Юстинианов Кодекс («корпус юрис цивилис») — упорядоченный свод законов, который создал византийский император Юстиниан Первый (482-565 годы) — тот самый император, который построил знаменитый храм Святой Софии в Константинополе.

Этот византийский император кодифицировал римско-византийское право и приспособил его к реалиям раннего Средневековья — к тем отношениям власти и собственности, которые тогда существовали. И Западная Европа переняла эту систему «римского права» и стала ею пользоваться — переняла именно как византийское наследие. Переняла потому, что этот свод законов как нельзя лучше подходил к тем раннефеодальным отношениям власти и собственности, которые тогда сложилось в Европе.
Уже было кому перенимать это самое римское право.
Вот его западноевропейцы от Византии и переняли.

Почему же оно называется «римским»?
Потому что Византия — это «Второй Рим», потому что это Восточная римская империя.
Потому что в основе Юстинианова Кодекса лежат законы и нормы, известные еще в древнем Риме.
Потому что так принято, наконец, говорить. Потому и «римское».

4.
Почему это есть ложь — пресловутый русский «византизм»?
Потому что когда одна культура влияет на другую — так, как Рим влиял на свою романские провинции (Британию, Испанию, Галлию и т. п.)?
Тогда, когда одна культура (объект влияния) оказывается внутри другой (субъекта влияния), когда первая оказывается частью другой, когда первая растет и формируется в лоне другой культуру.

Когда и как это происходит?
Тогда, когда одна страна оказывается колонией другой.
Классический пример этому — те же романские провинции, то есть, Западная Европа. На протяжении веков бoльшая её часть была одной большой провинцией Древнего Рима. И он оказал на неё своё очевидное влияние — до такой степени, что многие местные племена забыли своей родной язык и стали говорить на языке Рима — на латыни. Сначала это были её местные диалекты, потом они стали отдельными языками — итальянским, французским, испанским.
Но это всё есть не что иное, как варианты именно латыни. Недаром эти языки и называются «романскими (от слова Roma — Рим, то есть), то есть, «римскими» языками. А язык — это, как известно, основа основ всякой культуры.

И что получилось?
Получилось, что эта основа — вся, целиком — оказалась заемной, римской.
Это наглядный пример влияния одной культуры на другую.
Это даже больше, чем влияние. Это тот самый случай, когда она культура — вся, целиком — формируется в лоне другой культуры. Это точно — безусловный «романизм» (если образовывать слова по принципу «византизма»).

А что же Русь? Была ли она колонией Византии?
Нет, никогда не была. Всё было, скорее, наоборот. Это русы (воинственные варяги, то есть) совершали набеги на Константинополь, это он одно время платил нечто вроде дани своему воинственному северному соседу.

Чьей же колонией была Русь?
Она была, как известно, колонией Золотой Орды — два с половиной века.
И она была именно колонией.
Хотя так в России говорить не принято, а принято говорить об этом образно-поэтически — «татаро-монгольское иго». Этот поэтический образ ввел в русский речевой оборот поэт-сентименталист Николай Карамзин, ставший русским историком и написавший свою «Историю Государства Российского» (прим. 4).
Но это «иго» (синоним слов «хомут» или «ярмо») тут точно никак не научный термин. И собственно статус Руси по отношению к Золотой Орде он никак не описывает.

А этот статус прост.
Русь была именно колонией. Недаром ордынцы называли свою «подданную» Русь (то есть, платящую им дань), не иначе, как «Русским улусом» — ордынской провинцией.
Русь была именно колонией. И это отличным образом объясняет в её истории то, что и поныне считается странным и непонятным — будь то история князя Александра Невского (см. приложение 1. «Тайна» Александра Невского ), будь то история Куликовской битвы (см. приложение 2. «Тайна» Куликовской битвы ), как и многое другое.

Отступ. 2.
Куликовской битве тут особенно не повезло. Она по сию пору понимается ложно — считается битвой с татарами, хотя собственно татары (те, что живут в Татарстане) никакого отношения не имеют к этой «битве русских с татарами», ни тем более, к «татаро-монгольскому игу» (см. приложение 3. Ложь «татарская»).

5.
Русь была колонией Орды. И это многое объясняет и в русской культуре власти.
Русское единое государство формируется вторично в своё ордынское время и формируется оно уже как ордынская провинция. Это Государство формируется как единое целое потому, что ордынцам нужен был единым Русский улус, послушный воле назначаемого ими Великого князя (Государя). И ордынская его история видна даже в русском языке (прим. 5).
То есть, именно колониальный статус России стал причиной «складывания» единого русского Государства.
Формируется единое Государство — формируется и, соответственно, русская культура власти.
И это культура — культура «царская», и формируется она по образу и подобию ордынской культуры власти. И царь в России правит так, как правил Ордою и Русским улусом ордынский великий хан — «вольный царь», как его называли на Руси.

Русские учились «царствованию» на ордынском примере. Потому что более никаких иных примеров властвования они просто не знали. А этот пример был перед глазами на протяжении двух с половиной веков. Мудрено было его не усвоить.
Почему русские называли ордынского хана «вольным царем»?
Потому что всё на Руси было в его воли и никаких ограничений она не знала — ни со стороны закона, ни со стороны своих подданных. Он правил именно вольно — по своей собственной воле. Или, если пользоваться более актуальным словом, «беспредельно».

И, когда русский великий князь получает свободу от Орды, он начинает править точно так же — «беспредельно». Он может делать со своим подданными всё, что хочет. О чем он этим подданным и сообщает, когда нисходит до разговора с ними.
Закон на Руси только один — это вольная воля русского «вольного царя» (прим. 6).
Словом, очевидно, что русская культура власти — вовсе не византийская.
Нет никаких оснований говорить об этом византизме.
Никаких.

Отступ. 3.
В самом деле, какие это «основания»?
То, что Русь получила православие от Византии?
Так и Болгария, и Греция получили его тоже от неё же — вместе с Россией. А Греция вообще была частью этой самой Византии. Но никто не говорит ни о каком «византизме» ни болгар, ни греков. Говорят почему-то только о русском «византизме».
То, что русский царь Иван женился на Софье Палеолог, племяннице последнего византийского императора Константин XI?
Так и монгольский хан Берке женился на византийской принцессе. Но никто не говорят на этом основании о каком-то «византизме» Золотой Орды.
Вовсе не причем тут это «византийство», приписываемое России.

Русская культура власти — именно ордынская.
Потому что Россия есть наследница Орды.
Россия наследует и её территории, которые в большинстве вошли в состав России (прим. 7). Россия наследует даже её титулатуру (прим. 8).
Но главное тут то, что Россия наследует ордынскую культуру власти. И теперь русские «вольные цари» правят так, как некогда правили ордынские «вольные цари» (прим. 9).
И эта ордынская культура становится русской массовой идеей власти.

Потому не о надуманном интеллигентском «византизме» России надо говорить, а об её ордынстве. Вот так будет совершенно верно. О чем и Пушкин говорил: «…Нравы Византии никогда не были нравами Киева» (из его письма к Чаадаеву от 19 октября 1836 года).
И, заметим, Киева — Пушкин писал о домонгольской Руси. Что же сказать тогда о Москве ордынской и послеордынской, где византизма было еще меньше, а ордынство — было, и оно было «весомо, грубо, зримо»?
И византийские одежды обретших независимость московских царей (в буквальном смысле — бармы и прочее) никак не мешали этим царям вести себя по-хански.
Одно дело — одежда, другое — тело.
Разница.

Отступ. 4.
Что примечательно — так порой и происходит. Незаметно для самого говорящего.
Русские интеллигенты по привычке и обычаю говорит про «византийство», но, говоря так, они описывают при этом именно его — ордынство. Они описывают сугубо степные реалии, но называют по привычке это «византийством».

Так, бывший министр культуры РФ Евгений Сидоров пишет («Литературная газета», № 34-35, 2005 г.): «Византия по-прежнему властвует в наших кремлевских структурах. Восток отторгает европейскую прививку. Ну скажите, чем питерская сановная группа отличается по существу от знати каких-нибудь правящих жузов, улусов, племен, диктующих волю своим народам? Да ничем не отличается, тот же трайбализм. А мы еще удивляемся, что место нашей России на мировой карте где-то посреди азиатско-африканского региона по многим социальным показателям: здоровье, уровень и продолжительность жизни, экология и пр.».
Конец цитаты.

Он пишет слово «Византия», но говорит об ордынско-степных реалиях — «правящие жузы», «улусы» и прочих атрибутах того, что называют «конно-степной цивилизацией».
Он пишет слово «Византия», но помещает Россию в центр «азиатско-африканского региона», называет её «Востоком» и даже более того — уподобляет Россию Африке, говорит о свойственном ей «трайбализме».
Почему так?
Потому что привычное слово — одно, а сами реалии — это другое. И одно с другим тут не совпадает. Что как раз на ложность этого термина и указывает.

6.
Словом, если резюмировать кратко, в чем же состоит разница между Западной Европой и русской Европой, то тут всё просто. И та, и другая были колониями, только «колонизаторы» у нас были разные. В этом всё дело.
Западноевропейцы были колонией Древнего Рима, восточноевропейцы, то есть, русские — Золотой Орды.
Западники, соответственно, стали наследниками Древнего Рима, русские — наследниками Золотой Орды. В этом вся разница.

Конечно, русским куда ближе и интереснее культура Греции и Рима — он же европейцы. Они же все воспитаны на русской дворянской культуре XVIII века. И они искренне, разумом своим и чувством, тянутся именно к античности и «европейскости».
Конечно, хочется, чтобы было, «как в Европе».
Конечно, им вовсе не интересна культура Золотой Орды — они же европейцы, она же завоеватель. И это было так давно.
В этом смысле их странно называть наследниками.

Но речь идет о другом наследии — наследии неосознаваемом, наследии по факту. Человек тянется к одному образу жизни, но сам живет иначе. Так иной человек и хотел бы жить в соседском доме — он и богаче, и красивей, и устроенней, но он живет там, где живет — в своем, наследственном доме.
Разница тут лишь в том, что человек не видит того «дома», в котором он живет — он его не видит и не понимает, как он устроен. Это наследие, которого человек и не видит, и не сознает. Так человек не видит воздуха, которым он дышит, о котором он не думает (пока он есть). Так человек не видит в себе многих поколений своих предков, которые в нем реально присутствуют. Он их не видит, но они в нем есть — в самих его генах сидят.
Так и с этим наследием. Никто, собственно, о нем и не говорит. Все хотят быть «настоящими», «правильными» европейцами.
Но оно — есть. И никуда тут от него не деться. «Так исторически сложилось».

7.
Это ордынство если не понимается, но ощущается.
Поэтому в России иногда говорят и об азиатчине. И, как правило, это делают одни и те же люди. И «византизм» (с его римским правом), и «азиатчина» в их сознании странным образом живут вместе, уживаются.

Но и эта «азиатчина» как термин ничего не объясняет.
И она не многим точнее, этого «византизма». Особенно если попытаться посмотреть, что это она конкретно означает — «азиатчина». Азия ведь большая. И потому эта «азиатчина» ничего конкретного не означает (прим. 10).
И здесь вывод тот же: не о ней, «азиатчине», надо говорить, но об ордынстве. Оно — реальность. В отличие от этой «азиатчины», которая есть не более, чем эмоциональная оценка — вполне понятный снобизм европейского провинциала.

8.
Так что не о русском византизме надо говорить, а об ордынстве. И недаром ни надуманный «византизм», ни досадливая «азиатчина» ничего в русской жизни не объясняют.
А ордынство — объясняет.
Ордынство объясняет как многие странности современной русской жизни в целом, так и особенности русской «власти» и властвования. И объяснения эти тут суть и собственно объяснения, и примеры этого самого ордынства.
Два в одном.

*
ПРИМЕЧАНИЯ
Прим. 1.
В самом деле, когда, скажем, московский «высший чиновник» хочет восстановить («реконструировать», точнее) какое–то былое казенное сооружение (скажем, царский путевой дворец), то он в исходные чертежи не смотрит — они ему неинтересны. Он уже знает, как надо, как правильно. А надо, «чтоб царственно было».
«Царственно» — это и цель, и критерий, и оценка.
В самом деле, когда русские чиновники хотят воплотить идею государственности, то они воплощают её так, как могут — в виде «царственности». Интерьеры Кремля украшаются двуглавыми орлами и императорским статуями, а о собственно государстве эти люди говорят не иначе, как в стиле царских указов и в их же предугадываемой интонации, велеречиво и почти нараспев — «Государство Российское».

«Государственно» для русского чиновника (русского массового человека) — «царственно», не иначе. Иного понимания государственного и государственности у русского массового человека просто нет.
Он понимает государство не социально, как и следовало бы — сообразно природе собственно государства-республики. Государство — это ведь всегда общество, это «команда», на худой конец.
Он понимает его объективно асоциально — по-царски, как и следует из самой этимологии этого русского слова «государство». В нем он прежде всего «государя» слышит. Это для него и корень слова «государство», и корневая суть понятия «государство». В самих этих словах — «Государство Российское» он слышит «настоящесть» своей «государственности» и твердую почву. Это не какая-нибудь очередная французская (легкомысленная) «республика».
Это — серьезно.

А то, то за этим «Государством Российским» ровным счетом ничего не стоит, чиновника не смущает. Он одним этим словом утешается — ему одной этой вербальной аудиотерапии довольно.
Всё так, как нобелевский лауреат академик Павлов и говорил: сознание русского интеллигента управляется не реалиями, но словами.
А русские чиновники суть именно русские интеллигенты — по всем своим формальным признакам интеллигентского сознания. И очарование «хорошими» словами есть одна из главных, «родовых» его характеристик.

Прим. 2.
Примеров такой жестокости можно привести много. Их дала и последняя, «чеченская война», и Великая Отечественная. О последней написано больше, потому её примеры и известны больше.
Их можно и вспомнить.
Жестокость русской «власти» тех лет (своих к своим) удивляла и самих русских солдат, и наших союзников, и самих немцев. Причем эта жестокость кажется тем большей, что часто она была или просто бессмысленной или равнялась элементарному непрофессионализму (вроде советских конных атак на немецкие артиллерийские части под Москвой или атак волнами «в лоб» на немецкие пулеметы).

Так, американский дипломат Аверелл Гарриман писал в своих мемуарах: «Наши военные, консультировавшиеся с немцами после войны, говорили мне, что самым разрушительным в русском наступлении был его массовый характер. Русские шли волна за волной. Немцы их буквально косили, но в результате такого напора одна волна прорывалась».

О том же вспоминал сам немецкие солдаты. Одно из этих воспоминаний приводит английский историк Робин Кросс в своей книге «Операция «Цитадель». Там пехотинец из 6-й немецкой армии так говорит о том, как русская 37-й армия осенью 1941 года вырывалась из окружения под Киевом: «Советские войска атаковали большими массами, солдаты даже не пытались укрыться от пуль, а полностью полагались на своё численное превосходство. Мы открыли огонь с дистанции 600 метров и многие солдаты из первой цепи застыли навсегда. Но, тем не менее, отдельные, оставшиеся в живых, продолжали идти вперед. Это было выше человеческого понимания. Это было невероятно».
И далее: «Русское наступление проводилось крайне непрофессионально, и я не мог поверить, что передо мной настоящая армия. Офицеры убеждали нас в том же, когда говорили, что Красная Армия ничем не отличается от старой, царской. Всё это одного поля ягода».

О том же вспоминают и немецкие офицеры. Они говорят, что главной проблемой немецких пулеметчиков при русских атаках — это непрерывный стресс. Нужно было успевать вовремя менять раскаленные стволы у пулеметов — столько последним приходилось работать. Плюс к этому еще и психологическая проблема: ведь нужно было не воевать, но просто расстреливать огромные массы людей.
А это — разные вещи.

О той же разнице говорил, но уже радуясь ей, сам Гитлер в беседе с послом франкистской Испании Эспиносой. Он говорил, что такая «тактика» русских очень выгодна немцам, что это не война, а «сплошное смертоубийство», что немецкие пулеметы превращают русские атакующие цепи в «рубленое мясо».
(Сами немцы, понятно, воевали иначе. Наш маршал Кирилл Мерецков в своих мемуарах «На службе народу» пишет о своем командирском опыте и сравнивает его с немецким обычаем: «Между тем враг почти никогда не лез в лобовую атаку, а, как правило, применял обходные маневры и проводил операции на окружение». Эти его слова напоминают жалобы наполеоновских маршалов на то, что русские «воюют не по правилам». Но просто у немцев были другие правила, отличные от русских).

Так, Эйзенхауэр, американский генерал, ставший потом президентом США, вскоре после войны посетил СССР, где встретился с Жуковым, вспомнил былое. Помимо прочего американец спросил, как русские преодолевали немецкие минные поля, которые американским частям стоили немало крови, хотя те и применяли всякие технические уловки. Ответ Жукова ему так запомнился, что он его «вставил в книжку» — привел в своих мемуарах под названием «Крестовый поход в Европу».

Жуков сказал (в пересказе американца) так: «…Когда мы подходим к минному полю, наша пехота проводит атаку так, как будто этого поля нет. Потери, которые войска несут от противопехотных мин, считаются всего лишь равными тем, которые мы понесли бы от артиллерийского и пулеметного огня, если бы немцы прикрыли данный район не одними только минными полями, а значительным количеством войск. Атакующая пехота не подрывает противотанковые мины. Когда она достигает дальнего конца поля, образуется проход, по которому идут саперы и снимают противотанковые мины, чтобы можно было пустить технику».

Комментарий Эйзенхауэра: «Я живо вообразил себе, что было бы, если бы какой-нибудь американский или британский командир придерживался подобной тактики, и еще ярче представил, что сказали бы люди в любой из наших дивизий, если бы мы попытались сделать практику такого рода частью своей военной доктрины».

И далее: «Насколько я мог видеть, Жуков уделял мало внимания методам, которые мы считали жизненно важными для поддержания морального духа в американских войсках: систематическая смена частей и создание им условий для отдыха, предоставление отпусков и максимальное развитие технических средств борьбы, чтобы не подвергать людей ненужному риску на поле боя. Все это было обычным делом в американской армии, но, казалось, было неведомо в той армии, где служил Жуков».
Конечно, иностранцу верить трудно. Возможно, «клевещет».

Но нечто подобное говорит о том же Жукове «глубоко наш человек» — знаменитый «маэстро» из знаменитого фильма «В бой идут одни старики». Точнее, его прототип — дважды Герой Советского Союза Виталий Иванович Попков, который за войну сбил 42 немецких самолета лично (в том числе и знаменитого аса люфтваффе Графа), 13 самолетов — в группе, совершил два тарана. Он дожил до преклонных лет и был консультантом при съемках этого фильма, помога Николаю Быкову лепить свой образ.

О встрече с Жуковым он рассказывает так (газета «Московский комсомолец», 22 июня 2004 г.): «Под Сталинградом нас, семерых летчиков–асов, пригласили на военный совет. В землянке сидел Жуков, который к тому времени был заместителем Верховного главнокомандующего, секретарь ЦК Маленков, представители военных советов и генералов человек тридцать. Под Сталинградом к тому времени сложилась катастрофическая обстановка: наши войска, отступая, дошли до берегов Волги. В это время вышел знаменитый приказ № 227 — «Ни шагу назад». Встреча началась с того, что нам сказали: «Вы очень плохо воевали, поэтому враг у великой русской реки». Известно, что 70 % авиации было выбито в первый месяц войны, к тому же у нас были старые машины. Тут Маленков предложил: «Трусов и паникеров надо расстреливать на месте». Жукову это мысль понравилась, он подошел к командиру нашего полка Василию Зайцеву (а был он Героем Советского Союза, только под Сталинградом сбил 19 немецких самолетов) и спросил: «Сколько вы своих летчиков расстреляли?» Василий опешил: «Я своих расстреливать не умею». Жуков взбеленился: «Ах, не умеете! Сейчас мы вам покажем», — выбрал наугад из присутствующих четырех офицеров, вывел их из землянки и без объявления всякой причины приказал прибывшему с ним взводу охраны расстрелять... На меня этот самосуд так сильно подействовал, что два месяца я не мог есть, питался одним жареным луком, который мне готовили девчонки с кухни, и пил молоко».

Прим. 3.
Из воспоминаний художника Константина Коровина: «Я запомнил фразу, оброненную Плевако в разговоре с Врубелем: «Классическое образование и понимание римского права — это крепости против грядущего хама».
Федор Плевако (1842-1909) — знаменитый в начале ХХ века русский адвокат, выступавший на имевших большой общественный резонанс процессах — суды над забастовщиками, дело С. И. Мамонтова и т. д.

Прим. 4.
Словом «иго» («татаро-монгольское иго») русский язык обязан основоположнику сентиментализма в русской литературе, автору «Бедной Лизы», поэту Николаю Карамзину. Став историком, он написал свою «Историю Государства Российского». Там они сказал об этом владычестве так: «Государи наши торжественно отреклись от прав народа независимого и склонили выю под иго варваров».
Слово был произнесено — «иго».
Удивительно, но факт: оно стал историческим термином и единственным «научным» термином, который описывает это период русской истории.

А собственно научного (политологического) термина для него нет — как это ни удивительно.
«Иго» — и всё.
Вместо точного описания того, «что это было», — чистая поэзия, образ, метафора, аллегория.
Не термин, но чистой воды эмоция, заключенная в поэтическом образе.
Это всё равно, как если бы нападение гитлеровской Германии на СССР (внятную военную операцию с внятными же целями), в России называли сейчас даже не «войной», а «бедой» или «ужасом». Это было бы странно, конечно.
Но с ордынским владычеством на Руси эта история вполне проходит. «Иго» — и всё.

Хотя, понятно, что слово «колония» тут куда уместнее. Ведь каковы её признаки?
Выкачивание денег из страны?
Это и было — Русь платила Орде дань.

Увод людей в рабство?
Было и это, как известно — уводили в Сарай на работу лучших мастеров, уводили людей на продажу в рабство в другие страны. То есть, ордынцы поступали с русским именно так, как позднее европейцы и американцы будут поступать с неграми в Африке.

Назначение своей колониальной администрации?
Было и это — право стать такой главой оспаривали друг у друга русские князья, когда боролись в ханской ставке за ханский ярлык на Великое княжение.

Так что же это, если не колония?
Именно колония и есть.
Тем не менее, все говорят про «иго». И тем самым поэтизируют невольно русское колониальное прошлое.
И тут, конечно, есть свои причины для таких обиняков и экивоков (см. приложение 4. Почему так трудно признать очевидное?).

Прим. 5.
Характерно, что ключевые слова русского административного языка — это слова тюркского, то есть, ордынского происхождения. Это, например, «казна», «деньги» (от тюркского слова «таньга» — монета), «сундук» (где эти деньги лежат), «таможня» (от слова «тамга» — знак уплаты пошлины), «ямщик» (от слова «ям» — почтовая станция), «хоругвь» (знамя сначала воинское, потом церковное), «богатырь» (от слова «багатур», что означает «конный воин» или «умелый наездник») и т. д.
Почему всё это слова заемные, ордынские?
Потому что это ордынцы стали делать из многих русских княжеств единый Русский улус — единое административное целое. Они наладили в нем почтовую службу (отсюда эти «ямы» и «ямщики»), они создали таможенную службу (отсюда эти «тамги» и «таможни») и единую денежную систему (отсюда и «деньги», и «казна»).
Отсюда, соответственно, и эти тюркизмы в русском языке.

Прим. 6.
Когда Русским улусом правил ордынский «вольный царь», то все русские князья были его «холопами», то есть, вассалами. Такое значение имело это слово в русском языке.
Быть «холопом» (вассалом») ордынского хана было почетно. И русские князья соревновалась за право так называться. Это было знаком доверия со стороны ордынского «царя».

Когда русский великий князь сам стал царем, то те, кто прежде был ордынским «холопом», стали «холопами» московского царя. Как пишет историк Сергей Соловьев, «бояре и другие служилые люди в отписках своих к великому князю употребляли такое обращение: «Государю великому князю Ивану Васильевичу всея Руси холоп твой такой-то челом бьет».
Когда великий князь стал царем, то он стал вести себя со своим «холопами» так же, как это делал некогда монгольский «царь» с своими русскими подданными князьями. Он полагал себя в полном праве делать с ними, что ему угодно — поступать с ними «вольно», без каких-либо ограничений, которым просто неоткуда было взяться.

Так, царь Иван Грозный писал так князю Курбскому, своему неверному «холопу» бежавшему от него за границу, в Литву: «А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же...». А бежал Курбский потому, что в Литве были иные правила отношений между монархом и дворянином — не «вольные», ордынские, но западноевропейские, договорные. И они, понятно, нравились ему больше. От «беспредела» царской власти никто не был защищен ни в московский период русской истории, ни в петербургский. Культура власти оставалась в корне своем неизменной.

Примеров тому много.
Тут можно вспомнить и историческую фразу» Павла Первого («В России велик только тот, с кем я говорю, и до тех пор, пока я с ним говорю»), и, например, сочинение «Характеры анекдоты» французского писателя Шамфора. Там он рассказывает о пребывании русского царя-реформатора в Англии и приводит такой эпизод: «Царь Петр Первый, будучи в Спитхеде, пожелал посмотреть, что за штука килевание, которому подвергают провинившихся матросов; однако в порту не нашлось никого, кто заслужил бы подобного наказания. «Возьмите кого-нибудь из моих людей», — предложил Петр. «Государь, — возразили ему, — ваши люди находятся в Англии — следовательно, под защитой закона».
Ордынство на фоне византизма. И это особенно наглядно.

Такой закон (как вольная воля вольного царя) был и при Иване Грозном, и при Петре Первом, и позднее. «Здесь ваш закон!» — так, по преданию, однажды воскликнул, ударив себя в грудь, император Павел Первый, когда ему сообщили, что его указ противоречит закону Российской империи.

Прим. 7.
То, что прежде был ордынским, стало московским. Власть над бывшей ордынской территорией перешла к Москве, не говоря уже о собственно русских землях бывшего Русского улуса.
И это не было «захватом чужих территорий», как иногда пишут.
Это был именно перехват власти у слабеющего её субъекта, у распадающейся Золотой Орды.
Это было именно наследование Орде в её владениях. Она оказалась «больным человеком» Азии, и в права её наследника вступил «здоровый человек» — Московское царство, её бывший улус.
Начал это «собирание земель» ордынских еще русский царь Иван Грозный, покоривший Астраханское, Казанское и Сибирское ханства, закончила — императрица Екатерина Великая, присоединившая к Российской империи последний ордынский осколок — Крымское ханство.
Поэтому в «земельном» плане Россия — прямая и законная наследница Золотой Орды.
Логика тут логика известная, встречается в мировой истории сотни раз.
И кому еще наследовать Целое, как не наиболее сильной его Части?

Прим. 8.
А то, что Москва есть именно наследник Сарая, сам русские царь прекрасно сознавали и сознательно «педалировали» это обстоятельство в отношениях со своим азиатскими соседями. И делали они это потому, что имя Чингисхана, имя Орды для этих соседей не было не пустым звуком. Орда для этих соседей была авторитетом — в отличие от «неверной» Византии. Потому Москва им ничего про Византию и не говорила — обходилась без этого европейского пафоса, оперировала реальностями.

Так, вплоть до петровского времени Москва вела дипломатическую переписку с главами мусульманских стран, используя и протокол Золотой Орды, и её символику. И русские грамоты к правителям этих стран никогда двуглавым орлом не украшались.
Хотя бы еще и потому, что этот символ никакого уважения в исламском мире вызывать не мог, поскольку там прекрасно знали, что это символ Византии, покоренной в 1452 году правоверными турками. Ясно, что укрепить престиж России этот знак потерпевшей крах державы поднять никак не мог  — по определению. Тем более, указание на родство Москвы и Константинополя, указание на преемственность московской власти от покоренной турками Византии.
Поэтому вместо орла грамоты русского царя несли на себе «тугру», специальный каллиграфический знак, которым пользовались прежде ордынские великие ханы. А теперь, по правопреемству, московский царь. Всё логично.

Об этом правопреемстве знали и правители ордынских окраин, ставшими окраинами Московской Руси. И потому ссылались на него в своей переписке с московскими князьям, обращались, например, к царю Ивану Грозному как к наследнику Чингисхана (хотя бы и по женской линии). Так делали, например, ногайские князья, которые адресовались к нему таким образом: «Великого Чингиз царев прямой род счастливой государь еси...».
И с начала XVI века ногайские и крымские ханы именуют московского царя не иначе, как «Великого улуса великим князем». То есть, они прямо именуют его главою Золотой Орды, чей «центральный округ» или «метрополия» именовался тогда именно так — «Великий улус». Тем самым исламский мир того времени признал русского царя законным наследником власти на постордынском пространстве, золотоорднынским правопреемником.

Примерно в это же время в среднеазиатских ханствах входит в обычай называть русского царя не иначе, как «Белым царем». Прежде так называли главу Белой орды (Ак Орда), которая представлял собой Западную часть Золотой Орды (белый цвет у кочевников символизировал Запад). И это было еще одно признание русского царя наследником ордынской власти. (Старое название Белой Орды — улус Джучи, по имени старшего сына Чингисхана. Иногда этот улус именовался в Орде еще и Русским улусом).
И т. д.

Что это? Пустая формальность — китайские церемонии, ритуал?
Нет, конечно. В таком серьезном деле, как титулатура царя, случайностей не бывает и быть не может. Недаром в Европе давно уже стала притчей во языцех особая щепетильность московских послов во всем, что касается именования русского царя — они могли неделями спорить из-за одной буквы в титуле. А тут — из века в век в московских грамотах и ответных посланиях на них звучит именно эта, ордынская тема. Конечно, никакой тут случайности нет. Обе стороны тут говорят о важном и существенном, о корнях Московского государства, его истоках. И главный корень тут, конечно, — ордынский. Вот на него в московских грамотах таким образом и указывается.

Прим. 9.
Классический пример этого наследственного ордынства — правление первого венчанного на царство русского царя, Ивана Грозного.
Тут параллели и подобия очевидны.

Как наказывали ордынцы русские города за нарушение ими ордынских правил?
Они действовали по принципу коллективной ответственности — если, скажем, преступление против посла «татарского» было совершенно в каком-то городе, то виновных не искали — наказывали весь город. Так было с Козельском, где были убиты ордынские послы. В ответ кочевники не пожалели времени, взяли город после долгой осады и убили всех, кого там нашли в живых.
Что обычно делала Орда со взятыми её русскими городами?
Она разрушала укрепления, часть городской знати уничтожала, часть — ставила себе на службу, а что касается ремесленников и воинов, то их она уводила с собой, поселяла в ином месте, скажем, в Сарае.

Так же, по-ордынски, поступает Иван Грозный с Великом Новгородом, чью городскую верхушку он обвинил в измене.
Так, до новгородского «погрома», устроенного царем, там жило 30 000 человек, осталось 20 000. Разницу не просто убили, но казнили — с пытками. Это не было пытками ради добычи информации. Что может городской ремесленник об «измене» своего князя?
Ничего.
Это было именно наказание — казнь. Это было именно коллективное (по-ордынски) наказание посредством причинения боли и смерти.
А часть городской верхушки Иван Грозные из города «вывел» и разместил по другим городам — дабы все знали, что у князей и бояр никакой «своей земли», никакой «родины» или «отчины» нет. А вся земля — царская — куда их царь определит, там они и жить будут.

Так же, по-ордынски, поступает Иван Грозный и со всей Русью поступает в эпоху опричнины.
Он наказывает уже не отдельные города, но целые земли — так, как ордынцы поступали. Он учреждает «опричнину», а все прочие русские земли, «опричь» (то есть, кроме его личного удела), он называет «земщиной». И эти земли вместе с их князьями находятся у него в подозрении — их он разрешает своему опричному войску наказывать. Что опричники и делают — разоряют эти земли и убивают их жителей, так, как если б это были чужие люди, «не свои». И, если почитать соответствующие грамоты и челобитные того времени, то из них встает полная картина «Мамаева нашествия» — люди пишут о разоренных и сожженных деревнях, убитых людях, и т. д. и т. п.
Но так казнит не Мамай. Так казнит московский царь, совершая набеги из своей «Орды» (опричнины) на окрестную «земщину».
Это тоже было ордынское наказание — наказание коллективное.

Прим. 10.
В самом деле, что конкретно означает эта «азиатчина»?
Азиатчина» — «это как» в Китае?
Вовсе нет. Россия на Китай похожа мало. Как говорят сами китайцы, их нацию создал Конфуций. А он смог сделать это потому, что он создал морально-этическую доктрину, которая регулировала всю сумму социально-политических отношений в Китае. Ключевое слово в ней, равно как и любимое слово Конфуция — «ритуал». Это жесткая норма, которая описывала отношения старших и младших, высших и низших, и тем самым властно обуздывала и своеволие начальства, не и говоря уже о его произволе тем более, «беспределе», если говорить современным русским языком.
Есть ли такая «азиатчина» по-китайски в России? Или была когда-то прежде?
Нет. А вот то, что называется, «беспределом», было и есть.
Словом, азиатчина по-китайски — это не про нас.

«Азиатчина» — «это как» в Японии?
Тоже непохоже. Там тоже, как известно, есть жесткие правила для всех и вся, сверху донизу, и наоборот, жесткие вплоть до харакири — нельзя жить с «потерянным лицом». Правила есть, а места для самодурства и произвола («беспредела») — нет.
Словом, и японская «азиатчина» не про нас.

«Азиатчина» — «это как» в исламских странах»?
Там тоже места для «беспредела» (в отношении своих, понятно) мало: отношения власти и подвластных тоже регулируются правилами. Помимо этого, произвол «начальства» ограничен и традициями кровной мести, и родовой солидарности, а значит и кровной мести. И властная персона, вздумавшая оскорбить человека, всегда непременно будет наказана, что есть сам по себе ограничитель власти.
Пример тому — традиции нынешнего Кавказа. Они могу не нравиться, их можно называть «азиатчиной», но ясно, что такого типа отношений у русских, в русской России нет — нет ни кровной мести, ни мгновенной солидарности всех родственников с тем, кого несправедливо обидели, и т. д.
Словом, и исламская, и кавказская «азиатчина» не про нас.

«Азиатчина» — «это как» в Монголии?
И не просто в Монголии (кто знает, как там сейчас в Монголии), но в Монголии времен Чингисхана или Батыя?
Это вроде бы уже ближе, ведь контакты между Русью и монголами существовали долгое время — века.
Но и это «как в Монголии» тоже к России не подходит.
Потому что монгольская власть была разной — одна для своих, другая — для покоренных народов. Монголы жили по закону, по целому своду законов «Яса», которые были написаны самим Чингисханом. И этим законам подчинялись все — от хана до рядового воина.
И была между ними, например, своя, монгольская солидарность. И. если говорить о войне, то они (вспомним другую, Великую Отечественную войну) хотя бы жалели самих себе и своих воинов. Как известно, первыми на штурм крепостей или под удар врага в чистом поле подставляли или наемников, или отряды из завоеванных, чужих народов, которых не жалко.
А своих — жалко. Своих берегли. Что совсем уж «не по-русски».

И это, кстати, бережение своих людей находило своё выражение и во многих эпизодах, которые известны.
Например, в России все знают о Козельске, который долго оборонялся от монголов, который они прозвал «злым городом» который, в конце концов, они взяли штурмом, а всех его жителей перебили. Всё тут известно, вроде.
И в то же время известно мало. Почему враг прозвал город «злым»? Потому, что долго оборонялся?
Нет, потому что он был для их именно «злым» — неправильным. Нехорошим.
Потому что местные жители убили по монгольских послов, приехавших туда для переговоров. А убивать парламентеры считалось у монголов «злым делом», преступлением. Потому они решили город наказать — отомстить за своих людей. Что и сделали. Обычного полона не взяли, никого из города в рабство не увели, а просто всех перебили. Это была именно месть, а не обычный захват города ради добычи.
Есть ли такая, хотя бы, батыева солидарность у русских, есть ли такая «азиатчина»?
Словом, и монгольская «азиатчина» не про нас.

Что же остается?
А остается то, что остается — не монгольская «азиатчина», а ордынская.
Это тот тип власти, который существовал на Руси в ордынскую эпоху — властвование Орды на покоренным русским «населением». Это тип власти русским князья был знаком, они ему учились, они ему научились — сделали своим. Сначала так правили московские князья, потом так стали править московские цари (московские князья, ставшие русскими царями).
Глядя на своих царей, учились властвованию и все прочие русские люди. А на чьем ее примере им еще учиться?
Известное дело: система власти воспроизводила сама себя, подвластные невольно имитируют властителя («дедовщина» в современной российской «армии» наглядный тому пример).
Так эта ордынская культура власти сал массовой русской культурой власти.
Так что, нет никакого смысла говорить об азиатчине — слишком обширно и многозначно это слово.
И ничего конкретного оно не обозначает. А вот слово «ордынство» тут подходит более всего.

РРР
Для пояснения того, что происходило на Руси одновременно с освобождением от Золотой Орды, приведем отрывок из сочинения русского философа Г.П.Федотова "Россия и свобода":

«Двухвековое татарское иго еще не было концом русской свободы. Свобода погибла лишь после освобождения от татар. Лишь московский царь, преемник ханов, мог покончить со всеми общественными силами, ограничивающими самовластие. В течение двух и более столетий северная Русь, разоряемая и унижаемая татарами, продолжала жить своим древним бытом, сохраняя свободу в своем политическом самосознании. Новгородская демократия занимала территорию большей половины восточной Руси. В удельных княжествах церковь и боярство, если не вече, уже замолкшее, разделяли с князем ответственность за судьбу земли. Князь по-прежнему должен был слушать уроки политической морали от епископов и старцев и прислушиваться к голосу старшего боярства. Политический имморализм, результат чужеземного корыстного владычества, не успел развратить всего общества, которое в своей культуре приобретает даже особую духовную окрыленность. Пятнадцатый век — золотой век русского искусства и русской святости. Даже "Измарагды" и другие сборники этого времени отличаются своей религиозной и нравственной свободой от московских и византийских Домостроев.

Есть одна область средневековой Руси, где влияние татарства ощущается сильнее, — сперва почти точка, потом все расплывающееся пятно, которое за два столетия покрывает всю восточную Русь. Это Москва, "собирательница" земли русской. Обязанная своим возвышением прежде всего татарофильской и предательской политике своих первых князей, Москва, благодаря ей, обеспечивает мир и безопасность своей территории, привлекает этим рабочее население и переманивает к себе митрополитов. Благословение церкви, теперь национализирующейся, освящает успехи сомнительной дипломатии. Митрополиты отождествляют свое служение с интересами московской политики. Церковь еще стоит над государством, она ведет государство, в лице митрополита Алексия (наш Ришелье) управляя им. Национальное освобождение уже не за горами. Чтобы ускорить его, готовы с легким сердцем жертвовать элементарной справедливостью и завещанными из древности основами христианского общежития. Захваты территорий, вероломные аресты князей-соперников совершаются при поддержке церковных угроз и интердиктов. В самой московской земле вводятся татарские порядки в управлении, суде, сборе дани. Не извне, а изнутри татарская стихия овладевала душой Руси, проникала в плоть и кровь. Это духовное монгольское завоевание шло параллельно с политическим падением Орды. В XV веке тысячи крещеных и некрещеных татар шли на службу к московскому князю, вливаясь в ряды служилых людей, будущего дворянства, заражая его восточными понятиями и степным бытом.

Само собирание уделов совершалось восточными методами, не похожими на одновременный процесс ликвидации западного феодализма. Снимался весь верхний слой населения и уводился в Москву, заменяясь пришлыми и чужими людьми. Без остатка выкорчевывались все местные особенности и традиции — с таким успехом, что в памяти народной уже не сохранилось героических легенд прошлого. Кто из тверичей, рязанцев, нижегородцев в XIX веке помнил имена своих древних князей, погребенных в местных соборах, слышал об их подвигах, о которых мог бы прочитать на страницах Карамзина? Древние княжества русской земли жили разве в насмешливых и унизительных прозвищах, даваемых друг другу. Малые родины потеряли всякий исторический колорит, который так красит их везде во Франции, Германии и Англии. Русь становилась сплошной Московией, однообразной территорией централизованной власти: естественная предпосылка для деспотизма.

Но старая Русь не сдалась Московии без борьбы. Большая часть XVI столетия заполнена шумными спорами и залита кровью побежденных. Заволжские старцы и княжное боярство пытались защитить духовную и аристократическую свободу против православного ханства. Русская церковь раскололась между служителями царства Божия и строителями московского царства. Победили иосифляне и опричники. Торжество партии Иосифа Волоцкого над учениками Нила Сорского привело к окостенению духовной жизни. Победа опричнины, нового "демократического" служилого класса над родовой знатью означала варваризацию правящего слоя, рост холопского самосознания в его среде и даже усиление эксплуатации трудового населения. Побежденные принадлежали несомненно к уходящим, к отвергнутым жизнью слоям. Это была реакция — свободы и совести. В данную эпоху "прогресс" был на стороне рабства. Этого достаточно, чтобы прельстить гегельянцев — Соловьевых и прочих попутчиков истории. Но разве не позволительно остановиться на одном из поворотных моментов русской жизни и спросить себя: что было бы, если бы "ближней раде" Адашевых, Сильвестров и Курбских, опираясь на земский собор, удалось начать эру русского представительного строя? Этого не случилось. Князь Курбский, этот Герцен XVI столетия, с горстью русских людей, бежавших из московской тюрьмы, спасали своим пером, своей культурной работой честь русского имени.

Ж

Для пояснения событий того времени в духовной сфере приведем отрывок из сочинения "Русская идея" другого русского философа Н.А.Бердяева. "Иосиф Волоцкий и Нил Сорский являются символическими образами в истории русского христианства. Столкновение их связывают с монастырской собственностью. Иосиф Волоцкий был за собственность монастырей, Нил Сорский — за нестяжательство. Но различие их типов гораздо глубже. Иосиф Волоцкий — представитель православия, обосновавшего и освящавшего Московское царство, православия государственного, потом ставшего императорским православием. Он сторонник христианства жестокого, почти садического, властолюбивого, защитник розыска и казни еретиков, враг всякой свободы. Нил Сорский — сторонник более духовного, мистического понимания христианства, защитник свободы по понятиям того времени, он не связывал христианство с властью, был противник преследования и истязания еретиков. Нил Сорский — предшественник вольнолюбивого течения русской интеллигенции. Иосиф Волоцкий — роковая фигура не только в истории православия, но и в истории русского царства. Его пробовали канонизировать, но в сознании русского народа он не сохранился, как образ святого. Вместе с Иоанном Грозным его нужно считать главным обоснователем русского самодержавия.

И еще отрывок оттуда же: "Раскол XVII века имел для всей русской истории гораздо большее значение, чем принято думать. Русские — раскольники, это глубокая черта нашего народного характера. Консерваторам, обращенным к прошлому, XVII век представляется органическим веком русской истории, которому они хотели бы подражать. Этим грешили и славянофилы. Но это историческая иллюзия. В действительности то был век смуты и раскола. Смутная эпоха, которая потрясла всю русскую жизнь, меняет народную психику. Она надорвала силы России. В ней обнаружилась глубокая социальная вражда, ненависть к боярам в народном слое, которая нашла себе выражение в народной вольнице. Казацкая вольница была замечательным явлением в русской истории, она наиболее обнаруживает полярность, противоречивость русского народного характера. С одной стороны, русский народ смиренно помогал образованию деспотического, самодержавного государства. Но с другой стороны, он убегал от него в вольницу, бунтовал против него...

Ошибочно думать, как это часто раньше утверждали, что религиозный раскол XVII века произошел из-за мелочных вопросов обрядоверия, из-за единогласия и многогласия, из-за двуперстия и пр. Бесспорно немалую роль в нашем расколе играл низкий уровень образования, русский обскурантизм. Обрядоверие занимало слишком большое место в русской церковной жизни. Православная религиозность исторически сложилась в тип храмового благочестия. При низком уровне просвещения это вело к обоготворению исторически относительных и временных обрядовых форм. Максим Грек, который был близок к Нилу Сорскому, обличал невежественное обрядоверие и пал жертвой. Его положение было трагическим в невежественном русском обществе. В Московской России была настоящая боязнь просвещения. Наука вызывала подозрение, как латинство... Тема раскола была темой историософической, связанной с русским мессианским призванием, темой о царстве. В основу раскола легло сомнение в том, что русское царство, Третий Рим, есть истинное православное царство. Раскольники почуяли измену в церкви и государстве, они перестали верить в святость иерархической власти в русском царстве. Сознание богооставленности царства было главным движущим мотивом раскола. Раскольники начали жить в прошлом и будущем, но не в настоящем. Они вдохновлялись социально-апокалиптической утопией. Отсюда на крайних пределах раскола — "нетовщина", явление чисто русское. Раскол был уходом из истории, потому что историей овладел князь этого мира, антихрист, проникший на вершины церкви и государства. Истинное царство есть град Китеж, находящийся под озером... Значение левого крыла раскола — беспоповства — в том, что он сделал русскую мысль свободной и дерзновенной, отрешенной и обращенной к концу. И обнаружилось необыкновенное свойство русского народа — выносливость к страданию, устремленность к потустороннему, к конечному."

Страшные слова мы читаем в приведенных выше отрывках из сочинений Г.П.Федотова и Н.А.Бердяева о судьбе русского народа, потому что этими словами описаны причины и начало тяжелейшей исторической трагедии русского народа, которая продолжается до настоящего времени. Таким образом, нам уготована участь стать участниками и свидетелями ее разрушительного действия уже в наши дни, через пять столетий от ее начала. Потому что до настоящего времени не были поняты до конца и не устранены ее причины. Такова стихия исторического процесса, такова жизнь.

Однако, мы все же попытаемся разобраться во всем этом космосе истории русского народа и его души. Если посмотреть с материальной точки зрения и основ организации самостоятельного общества в России, то станет совершенно ясным, что использование московскими князями золотоордынских служилых татар в качестве государственных чиновников, вошедших в связи с этим со временем в русское благородное сословие и заразивших его нехристианскими понятиями и неподобающим образом жизни, а также использование золотоордынских методов при присоединении к Москве других русских княжеств, когда уничтожался весь культурный и элитный слой русского народа и частично уводился в Москву, то есть совершенно так как татары поступали при порабощении чужих народов, теперь московские князья руками служилых татар расправлялись со своим собственным народом, что представляет собой вообще неслыханное в истории злодеяние. Достаточно узнать о том, как Иван Грозный расправился с завоеванным им свободным Новгородом, во что он его превратил и как расправился с его знатными людьми, чтобы стало ясно, что создавалось не русское христианское царство, которое могло бы нести в себе потенциал Третьего Рима, но просто на новой почве воссоздавалась Золотая Орда, в данном случае — Московская Орда. А поскольку весь знатный люд уводился из родных земель или уничтожался, а на его место ставились временщики-наместники, задачей которых было не созидание этих земель, но осуществление интересов центральной власти, то оказалась с тех самых пор русская земля без настоящих хозяев, в состоянии постоянного разора вплоть до самых наших дней. И как узнаваем очередной временщик-наместник времен строительства социализма и коммунизма в ранге первого секретаря райкома, обкома, крайкома в этом ордынском их предшественнике.

Ого, может изумиться наш читатель, эка хватил! Да, действительно, поразительна наша история для непредвзятого исследования. И тот факт, что несмотря на кажущуюся разрывность истории России от момента возникновения Московской Орды на ее территории, и при Иване Грозном, и при Петре Первом, и при Александре Первом, и при Николае Втором, и во время правления Сталина, и сейчас в наше "демократическое" время русское государство было и остается по всем своим основным признакам именно Московской Ордой, есть факт действительно поразительный. Но факт, который позволит нам правильно сориентироваться в ныне происходящих катастрофических событиях так называемой "перестройки", поможет нам найти правильный выход из нашей полутысячелетней трагедии.

Конечно, Русь не сдалась Московской Орде без тяжелейшей борьбы, основная часть которой происходила на протяжении двух столетий, однако и до сих пор не завершилась. Эта борьба, собственно, и составляет главное содержание русской истории, испытаний души русского народа. Здесь — пункт завязки всех драм, пережитых русским народом на протяжении всей последующей его истории. Однако, главная драма происходит в двух казалось бы несопоставимых измерениях — создание, укрепление и развитие империи одновременно с нарастающей трагедией и катастрофическими событиями, происходящими в духовной сфере, с душой и в жизни народа. Постоянное наращивание материального могущества империи, — с одной стороны, с другой — преступление государством христианской морали, бесчеловечное угнетение народа, нанесение непоправимого ущерба его самочувствию и благополучию, ордынское надругательство над самими основами его жизни, сокровенными его духовными идеалами.

В этом развитии событий мы склонны видеть не просто бытовой характер трагедии, но трансцендентальный. Во-первых, именно с этой трагедией связано появление мессианских черт в русском характере и так называемой русской идеи, если вообще мечту об избавлении от страданий можно назвать идеей. Суть ее в том, что в начале образования Московской Орды Русь была христианской и несла в себе потенциально идею великой христианской державы, ради осуществления которой русский народ действительно бы и "живота" не пожалел, так как христианская духовность в такой державе должна была существовать гармонично и в реальной жизни и устройстве ее власти. Таким образом, христианская держава должна была стать защитницей христианских норм жизни и христианской морали в отношениях между людьми. Поэтому, когда стала создаваться Московская Орда, измена ее христианской морали была народом замечена не сразу, а выдающиеся его представители, которые могли бы предупредить его о надвигающейся опасности, были попросту схвачены и казнены. Кроме того, еще очень велика была раздробленность Руси, соперничество князей, что дополнительно создавало возможности для осуществления коварной политики Московской Орды.

Что интересно, как говорится, порок рождается вместе с человеком, так и московское княжество родилось, что называется, с предательским, хищным и кровавым золотоордынским пороком. Так как возникло оно как раз во время татаро-монгольского нашествия, что и стало причиной смешения в нем двух несовместимых начал — благородного христианского духа и алчного и коварного духа Востока. А родовое уродство, как известно, непоправимо. Отсюда и пошла кровавая история Московской Орды, хотя для Руси в те времена не был еще закрыт путь христианской державы, будь русичи мудрее, если бы крепче хранили они заветы свободных предков. Большую роль, можно предположить, в совращении московских князей властью сыграл так называемый "синдром Александра Македонского", который после завоевания Персии не устоял перед восточной лестью, когда восточные жрецы предложили ему считать себя сыном Бога, а придворные ритуалы стали требовать поклонения ему как божеству. Такое непотребство привело в негодование неустрашимых воинов -греков, соратников Александра, на своих плечах вынесших все тяготы его восточных походов, однако ответом на это были казни непокорных. Ну, а если Александр не устоял, то уж наши московские князьки и подавно. С другой стороны, пример, как говорится, заразителен. Может быть, не будь перед глазами русских князей дурного татарского примера, если бы они имели дело только со своими и другими христианскими князьями, то и не у кого было бы эти дурные нравы заимствовать. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься. И здесь роль нравственного закона очень велика, она решающая и как видим судьбоносна. С далеко идущими последствиями не только для человека, но для целого народа. И вся дальнейшая история Руси есть расплата за эту измену.

Есть еще одна сторона этого вопроса о том как восточное коварное и жестокое татарство повелось на земле русской. Видимо, в данном случае русские князья и бояре переложили ответственность за создание государства на плечи иноземцев, то есть в данном случае на монголо-татар, имевших большой опыт государственного строительства и управления, приобретенный ими в Золотой Орде. Имеем ли мы в этом пример слабоволия русского народа в отношении созидания власти или же это событие является лишь следствием больших междуусобных разногласий между русскими князьями в борьбе за первенство, когда власть отдают чужому, лишь бы она соседу не досталась. Ведь мы помним, что именно по этой второй причине русские вообще допустили нашествие татаро-монгольских полчищ на Русь. И вся дальнейшая история русского народа является божьей карой за дух вражды и раздоров, который был допущен князьями русских земель в Древней Руси, таким образом ослабившими Русь и сделавшими ее легкой добычей для татаро-монгол. Дух же раздоров на Русь пришел в результате насильственной христианизации. Привлеченный этим духом вражды на русскую землю пришел еще более страшный и кровавый дух Востока, питающийся страхом, насилием и враждой. Этот дух устроил русскому народу настоящую геенну огненную, что называется еще при жизни. Кара, как мы видим, не закончилась с завершением татаро-монгольского ига, но продолжилась в еще более зловещей форме, уродующей душу народа — в виде Московской Орды, существующей и в наши дни. Поэтому нам и приходится со всем этим разбираться уже сейчас, чтобы найти путь избавления.

Однако, как оказывается, это уже даже не второй, а третий случай передачи власти на Руси в руки иноземцев. Первыми, как мы знаем, были храбрые викинги, завоевавшие многие народы и растворившиеся в их элитах в VIII-IX столетиях, в результате чего исчезли с исторической сцены, оставив после себя многочисленные захоронения и следы поселений даже в Америке, которую они открыли задолго до Колумба, а также провинцию Нормандия на севере Франции. Вторыми были греки — вместе с крещением Руси от греков русские воспринимали не только веру, но и государственное устройство. И если с викингами и греками, духовно и этнически близкими для русских все что называется сошло с рук, то кровосмешение с этнически и духовно несовместимым народом вышло боком, а точнее так, что хуже и не бывает. Потому что благородный христианский дух и народ оказался побежденным и порабощенным коварным и жестоким восточным духом, помноженным на варварство кочевников. После чего христианскому духу и народу на протяжении вот уже пяти столетий остались в удел только мученичество, скорбь и слезы и мессианские искания правды порабощенного народа.

Но теперь, когда мы производим полный перепросмотр истории русского народа с целью розыска источников и причин столь трагичной его истории, мы можем с полной уверенностью сказать, что в наше время возникла уникальная возможность для русского народа перестроить до сих пор существующую систему государственного порабощения, воссоздать новое христианское государство, продолжающее после большого перерыва традиции христианской нравственности и свободы Святой Руси. Опыт полутысячелетнего угнетения Московской Ордой должен породить в русском народе устойчивый иммунитет к привлечению в будущем иноземных помощников для устройства государственных дел. Перефразируя известную поговорку, можно сказать, что в государственных делах чужими руками можно сотворить себе ад, развить устойчивую болезнь неполноценности и потом за эту ошибку долго и горько расплачиваться. Эти замечания особенно актуальны для России сейчас, так как органы государственного управления Московской Орды в настоящее время захвачены представителями нерусских национальностей, которые начинают строить государство якобы для русских, но "под себя", а также по диктовку иностранных держав. Таким образом, считая, что русский народ привык к такому обращению, сейчас совершается серьезная попытка снова навязать чуждое ему государственное устройство. Такой практике, учитывая все вышесказанное, пора положить конец. Русский народ и его представители должны понять важность происходящего и сделать все возможное, чтобы предотвратить новую опасность. А взяв дело устройства государства в свои руки, исходить из интересов русского народа, обеспечения христианских норм и свобод. При этом конечно же нельзя огульно отвергать опыт государственного строительства других стран, особенно Европы. Так как много полезного может быть использовано и взято на вооружение из опыта государственного строительства именно христианских европейских государств, из их богатого опыта по созданию правовых институтов, правда не путем слепого заимствования, а через творческое применение той части их опыта, которая была бы полезной для развития русского христианского государства. При этом очень критично следует относиться к правовому опыту США как нехристианского по своей сути государства, слепое заимствование которого как раз и навязывается нам новоявленными компрадорами.
Часть 2.
Царско-ордынская культура власти как «политическая культура» русских масс

Прим. 15.
Карательные экспедиции по-ордынски случались в России прежде, случаются и теперь. Пример — милицейская «профилактическая операция» в башкирском городе Благовещенске, куда в декабре 2004 года туда прибыл отряд ОМОНа и на протяжении нескольких дней (10-14 декабря) «наказывали» всех, кто попался ему под руку на городских улицах (число тех, кого официально признали пострадавшими, — 341 человек).
Что было к тому поводом?
Таким поводом милицейские офицеры назвали драку пары местных коммерсантов с нарядом милиции. Но «дрались» (если дрались) эти коммерсанты, а наказали всех без разбора.
Что это было?
Типичная карательная экспедиция, устроенная по ордынскому принципу коллективной ответственности.
Это лишь один случай?
Нет, Благовещенск — не единственный массово избитый город, таких «профилактических операций» было много. Их жертвы даже организовали нечто вроде ассоциации пострадавших, назвав её «Избитая Россия».

Приложение 1 к части 1.
«Тайна» Александра Невского

1.
В фигуре этого князя тоже, на первый взгляд, немало странного — особенно если смотреть на него так, как велит этот кинообраз, известный по советскому фильму «Александр Невский».
В фильме он говорит: «Кто с мечом к нам войдет, от меча и погибнет. На том стояла и стоит русская земля!». То есть, кто он? Ясно, кто — патриот. Защитник земли русской.
Так получается «по кино».

А «по жизни» его выходит другое.
Боролся он далеко не со всеми, кто приходил с мечом на русскую землю. Например, с теми же ордынцами он не боролся, а братался. Он буквально побратался с сыном хана Батыя Сартаком и добился того, чтобы этот завоеватель Руси признал его своим сыном.
Им он и стал — сыном Батыя.
И он стал активно сотрудничать с «оккупантами». Он провел перепись новгородского населения, дабы ордынцам сподручнее было брать с них дань. Он покорял те русские поселения, которые восстали против ордынцев и ханских сборщиков дани. И т. д. и т. п.
Словом, он был истинным Батыевым сыном.

Отсюда вопрос: как примирить одно с другим?
Как понять, что с одним захватчиками князь Александр борется, а с другими — нет, напротив, сотрудничает?
Если судить о Невском по кино, понять это невозможно.
А «по жизни» тут всё понятно. Мог ли Невский победить Орду?
Нет, конечно. Ничего иного ему не оставалось, как сделать то, что он сделал — стать её «холопом» (вассалом) и верно служить ей.

Что он, собственно, сделал?
Он выбрал из двух зол меньшее. И так уменьшил число своих врагов наполовину. В борьбе с немцами ему это весьма помогло. Потому что теперь им противостоял не только Новгород, но и вся Орда, частью которой этот Новгород стал.
Недаром, Новгород стал одерживать победы над ними теперь и без боя, и без своего князя.
Так, в 1269 году Александр Невский умирает. А немцы, ободренные этой вестью, вновь нападают на Новгородскую землю. Но там их встретили уже не княжеская дружина с ополченцами («как в кино»), а ордынская конница. И Ливонский орден тут же отказывается от своих намерений. Более того, спешит заключить мир с Новгородом, причем на русско-ордынских условиях. Как написал об этом русский летописец: «…Немцы замиришося по всей воле новгородской, зело бояхуся и имени татарского...».
Словом, и тут никакой «тайны» нет.
Александр Невский поступил так, как только и мог поступить. Всё логично.

Приложение 2 к части 1.
«Тайна» Куликовской битвы

1.
В русской истории (то есть, истории, рассказываемой о русском прошлом) много странностей.
Казалось, Куликовская битва — яркая её веха. И тут-то, казалось, всё должно быть ясно — всё-таки её дети в школе изучают.
А, оказывается, никакой ясности нет. И это дает повод ко многим недоразумениям и даже легким интригам (мол, не всё тут так просто, не всё так однозначно).

Отступ. 1.
Кстати, даже Путин не удержался и отчасти поинтриговал свою аудиторию на кремлевской пресс-конференции для мировой прессы в декабре 2004 года. Там возникла тема Куликовской битвы (журналистка пригласила его в Коломну на очередной юбилей), и Путин решил отчасти поделиться «сокровенным знанием».
Он сказал: «Очень интересное наблюдение есть по поводу того, кто с какой стороны воевал. Да-да, там любопытно, там и с одной, и с другой стороны были русские полки, и с одной, и с другой стороны была татарская конница, которая русскими использовалась как главная ударная сила. Это любопытные страницы нашей истории, на которые сегодня мы можем посмотреть без всяких идеологических предрассудков».
Конец цитаты.
Вот так. Мол, не всё так просто, как вы тут привыкли думать.

Впрочем, вопросы тут возникают сами собою. Если верить тому, что принято говорить про эту битву.
Что о ней принято говорить?

Известно: это был эпизод борьбы русских людей против «татаро-монгольского ига». Оно не пало окончательно, но оно дало трещину.
Если видеть в этом борьбы с игом, то вопросы просто не могут не возникать.

Если это была борьба именно с Ордою, то как понять то, что в рамки этой борьбы никак не укладывается?
Почему, например, потомки победителя на поле Куликовом, князя Дмитрия Донского — его сын князь Юрий и его внук князь Василий едут в ту же самую Орду и там оспаривают друг у друга ярлык на Великое княжение, то есть, едут за властью для себя к высшей «власти» над собою?
Что же получается — дети предали дело отца?

Получается, что Москва не хочет «свержения ига», коли сами московские послы (сторонники московского князя Василия) настаивают на том, чтобы вопрос о власти на Руси должен решаться по воле «вольного царя» (Орды), а не по завещанию князя Дмитрия Донского, на чем настаивал звенигородский князь Юрий (см. прим. 1)?

Другой вопрос.
Положим, на Куликовом поле князь Дмитрий Донской боролся за свержение «ордынского ига». И этим, понятно, должны быть огорчены все ордынцы.
Но странная вещь: князь Дмитрий и «вольный царь» хан Тохтамыш вместе радуются это победе и обмениваются по этому случают послами и подарками. Как сообщает Симеоновская летопись (где есть одно из самых ранних описаний Куликовской битвы), царь Тохтамыш и князь Дмитрий Донской обменялись по сему поводу «поминками» («памятными подарками», в переводе на современный русский язык).

То же самое происходит, когда Тохтамыш окончательно добивает хана Мамая на реке Калке (той самой). Рогожская летопись сообщает, что опять было взаимное поздравление: русские князья отправили в Орду своих послов «со многими дарами к царю Тохтамышу», а он направил к «Дмитрию и всем русским князьям» своих послов, дабы те рассказали им, как он «супротивника своего и их врага Мамая победил».
О том же пишет историк Сергей Соловьев в своей «Истории России»: «Тохтамыш, овладевши Золотою Ордою, отправил к московскому и другим князьям русским послов известить их о своем воцарении. Князья приняли послов с честию и отправили своих послов в Орду с дарами для нового хана».
Как всё это понять? А как же «борьба с «игом», «борьба с Ордою»?

Другой вопрос — более частный, но возникает он часто.
Известно, что русские летописи обычно украшались миниатюрами-иллюстрациями к тому, о чем сообщал летописец. Когда он говорил о какой-либо битве, скажем, с немцами или шведами, то его коллега-художник он всегда подчеркивал разницы в одеянии воинов, чтобы можно было понять, где русские, где враги. И это всё понятно.
Но непонятно другое. Когда руки летописи пишут о Куликовской битве, то все сопутствующие миниатюры выглядят странно. И мамаевы люди, и русские воины одеты совершенно одинаково — не отличить, где «наши», где «ненаши». «Форма» у всех одна, всё так, как если б речь шла о битве москвичей с рязанцами. Это странно.
Как это понять — кто с кем, собственно, воевал?

Как объяснить все эти странности?
Очень просто. Той Куликовской битвы, о которой пишут учебники, не было.
Не было битвы ради освобождения Руси от «татаро-монгольского ига».
Была и другая битва, и ради другого.

Была битва против хана Мамая, который хотел захватить власть в Орде — занять трон её «вольного царя». А он на него права не имел. Такое право имел потомок Чингисхана хан Тохтамыш. Но хан Мамай выступил против Тохтамыша, покусился на его Русский улус — велел Москве платить дал ему, Мамаю, и платить больше, чем она платила Орде раньше.
Москва этому воспротивилась — она выступила против узурпатора власти в Орде, против Мамаева «беспредела» — он стал требовать больше денег, а Москва с Ордою «так не договаривалась».
Размер дани был принципиально важен для обеих сторон. Важен был для Москвы. Важен был для Мамая, который набрал немало долгов у генуэзцев (борьба за власть требует денег), а вернуть свой долг хотел за счет Руси.
Мамай и Москва воевали из-за денег.

Об этом и пишет историк Сергей Соловьев в своей «Истории России». Он сообщает, что, Мамай «попытался было сначала кончить дело миром; послы его явились в Коломну с требованием дани, какую великие князья платили при Узбеке и Чанибеке; но Дмитрий отвергнул это требование, соглашаясь платить только такую дань, какая была определена между ним и Мамаем в последнее их свидание в Орде».
Пришлось Москве и Мамаю решать свой спор силой оружия на Куликовом поле.
И битва на нем состоялась.
И, конечно, она вовсе не была битвой ради свержение «татаро-монгольского ига» — князь Дмитрий Донской прекрасно понимал, что нет пока у Руси сил для этого.
Он боролся за то, что за что имело смысл бороться.
И победил.
А Мамай проиграл. И он был убит своими кредиторами в Крыму, куда бежал после своего поражения от Тохтамыша. Что логично: так обычно кредиторы с безнадежными должникам тогда и поспали.

Итак, «что это было?». Какая это была битва?
Это была битва Русского улуса с узурпатором «царской» власти в Орде.
Это не был даже спор колонии и метрополии — колония спорила с узурпатором власти в этой метрополии. И делала она это ради своих собственных интересов.
Это была битва за то, чтобы платить Орде меньше — платить так, как «договаривались» (Москва заставила Орду договариваться с собою), а не так, как было раньше — сколько Орда укажет.
Это битва была в интересах Руси и — объективно — в интересах законной власти в Орде. Их интересы в данном случае полностью совпадали.
И это тут всё объясняет.

2.
Так, что касается той путинской «интриги», то её тут вовсе нет.
Не все ордынцы подержали узурпатора Мамая — многие остались верными законному царю — Тохтамышу. И они, понятно, боролись против Мамая вместе князем Дмитрием Московским. И их конница сыграла в его победе на Куликовом поле важную роль.
Не все русские выступили на стороне московского князя — по той простой причине, что княжества юга России прямо зависели от Мамая и под угрозой смерти были вынуждены влиться в его войско. Он же называл себя «царем» — их «царем». А те, кто оставался на границе между севером и югом Руси, вынужден был балансировать — не гневить ни Мамая, ни Москву. И это, в частности, объясняет все особенности поведения рязанского князя Олега, равно как и последующие его отношения (вполне добрососедские) с князем Дмитрием Донским.
Никакой «интриги» — всё логично и прагматично.

И то касается одинаковой «формы» участников этой битвы, которую мы видим на русских миниатюрах, то тут тоже нет никакой загадки. А почему она должна быть разной, коли сражались между собою подданные одного и того же царя — Тохтамыша?
А объективное совпадение интересов князя Дмитрия и царя Тохтамыша объясняет, почему они так радовались победам друг друга над Мамаем и поздравляли друг друга с этими победами.
И т. д. и т. п.
Это объясняет многое.

Понятно, что такой характер этой битвы вовсе не умаляет исторического и патриотического значения Куликовской битвы. Князь Дмитрий Донской сделал то, что должен был сделать — поступил правильно. А если приписывать этой битве лишнее, а московского князя выставлять чудаком-романтиком (боролся-де против «ига»), то это не прибавит славы ни России, ни этому князю.
Всё было так, как и должно было быть. И всё было сделано правильно.

*
ПРИМЕЧАНИЯ
Прим. 1.
Спор за власть на Москве между сыном и внуком Дмитрия Донскому возник в 1432 году.
По завещанию Дмитрия донского должен был бы править сын, князь Юрий, и он говорит о своих правах на Великое княжение, но семья внука, князя Василия (которому тогда было всего 10 лет), ему отвечала, что права эти ничего не стоят, а главное тут — воля ордынского царя. Спорящие стороны едут к ордынскому «вольному царю», чтобы тот их рассудил. И тот отдал ярлык на княжение князю Василию.

Как отмечали летописцы, победить москвичам удалось во многом благодаря красноречию московского боярина Ивана Всеволожского, который говорил перед ордынским «вольным царем» за маленького князя Василия.

Смысл всех речей его был прост — вопрос о том, кому править на Руси, должна решать Орда — никто более. И никакие завещания Дмитрия Донского здесь ничего не значат.
Он говорил так (в пересказе русского историка): «Князь Юрий ищет великого княжения по завещанию отца своего, а князь Василий пот твоей милости; ты дал улус свой отцу его Василию Дмитриевичу, тот, основываясь на твоей милости, передал его сыну своему, который уже столько лет княжит и не свергнут тобою, следовательно, княжит по твоей же милости».

Приложение 3 к части 1.
Ложь «татарская»

1.
Самое нелепое и самое опасное недоразумение, связанное с Куликовской битвой, — её понимание как битвы русским с татарами. Принято считать, что речь здесь идет о предках тех татар, что сейчас живут в Казани. Так принято считать всерьез — как в Москве, так и в Казани. Пример тому — реакция в обоих столицах на всякого рода юбилеи, связанные с Куликовской битвой.
Так, «политкорректные» москвичи в этих случаях говорят, что не стоит акцентировать эту тему и слишком уж праздновать — татары в Казани могут обидеться.
Так, сами татары тогда говорят примерно то же самое — негоже-де тут особо радоваться, поскольку речь-де идет о наших предках всё-таки.
То есть?
То есть люди всерьез верят в то, чего не было.

Казалось, такая великая веха в Русской истории — Куликовская битва.
А люди по сию пору не знают, кто же там и с кем бился. В итоге рождается еще одна русская ложь — ложь «татарская».
Русская она не только потому, что верят в неё многие русские люди, но и потому, что обязана она своим рождением русскому языку — игре русских слов-омонимов.
Именно. Татары, живущие в Казани, и те «татары», что шесть с лишним веков пришли на Куликово поле вместе с Мамаем, — это разные народы. Тем более, что мамаевы «татары» — это не народ вовсе, а сумма разных народов и племен.

Откуда взялось само это слово — «татары»?
Русские летописцы так стали называть монголов, Батыеву орду, «незнаемых людей», явившихся на Русь неведомо откуда. (Предположительно, одно из монгольских племен так себя называло — «та-та», и отсюда-де и пошло название для всех монголов — «татары»). Так и повелось, что всех, кто приходил на Русь с Востока или с Юга, всех, кто имел южный или степной, словом, нездешний вид, стали называть одним словом — «татарами». Для простоты и ясности. Потому что как их, собственно, называть, никто не знал. Русские летописцы не были этнографами.

Поэтому наши летописцы поступили со всеми восточными людьми так же, как они поступили с западными, то есть, назвали всех, «гуртом», одним именем. Все «западники» для русского человека были «немцами» (то есть, «немыми», не говорящими по-русски), «восточники» и «южане» — «татарами».

Как именовали русские казаки всех жителей огромной Сибири?
«Татарами».

С кем воевали толстовские Жилин и Костылин, кавказские пленники, сидевшие в яме, по известному обычаю?
С чеченцами. Но Толстой называет их «татарами» — для простоты и ясности.

Как, например, в Москве начала ХХ века называли азербайджанцев?
Так же — «татарами». (Тогда и слова такого «азербайджанец» никто не знал, не говоря уже о том, что мало кто его мог бы выговорить).
А чтобы этих, "шемаханских" татар не путать с татарами казанскими, то первых именовали так, с уточнением — «горские татары».

Понятно, что «татарами» назвали и всех тех, кто с Мамаем во главе пришел на Куликово поле, хотя там было немало и итальянцев (генуэзская пехота), и людей иных народов, как степных, так и кавказских.
А как иначе их всех было называть русскому человеку?
Только так, как он привык — «татарами».
Так, как он называл всегда тех, кто шел на Русь с юга или востока, людей «конно-степной цивилизации».

А какое отношение к ним имели те, кто жил в Казани и вокруг неё, люди совсем другой — городской цивилизации?
Никакого отношения они к «мамаевцам» не имеют.
И недаром казанских жителей в старину от собственно «татар» отличали — называли булгарами (болгарами), по имени их страны, Волжской Булгарии (Болгарии).
Так было в старину. Так поступал и русский историк Сергей Соловьев, когда он проводил четкую грань между «татарами» (степняками, ордынцами, то есть) и «болгарами», жителями Волжской Болгарии, цивилизации, которая была разрушена Батыевой ордой в годы «татарского нашествия».
И Куликовская битва состоялась именно между русскими и «татарами», но никак не болгарами. Хотя, понятно, что болгары, как и русские, вполне могли быть (и были, наверное), как в войске Дмитрия Донского, так и в войске Мамая. Об этом и говорил Путин, когда говорил, что «татары» были на той, и на этой стороне.

Как же случилось, что волжских болгар русские стали именовать «татарами»?
Видимо, это случилось тогда, когда эти болгары приняли ислам, и их, как и всех мусульман, стали тогда именовать татарами. И они сами позже стали называть себя татарами.
Но ясно, что к «татаро-монгольскому нашествию», которому они стойко сопротивлялись, они имеют никакого отношения.
Налицо — явная путаница, вызванная словами-омонимами.
А чтобы её избежать, лучше именовать разные вещи разными именами — их именами.

Итак, татары — это татары.
А те, кого называют летописи «татарами» — это ордынцы, люди самого разного этнического происхождения. С ордынцами воевал Дмитрий Донской, и никак не с казанскими татарами.
И это будет вовсе не "политкорректно".
Это будет просто корректно, то есть, точно, правильно.

Приложение 2 к гл. 2.
Почему так трудно признать очевидное — не «иго», а «улус»?

1.
В самом деле, вроде всё тут очевидно. Но эту очевидность люди словно не видят и упорно говорят о каком-то «византизме».
Это же очевидно, что «иго» было — Русь была колонией Золотой Орды.
Это же очевидно, что позже эта Орда стал частью России во всех смыслах этого лсова. В состав России вошли ордынские территории, вошли люди, их населявшие. И многие стали не просто поданными России, но её знатью. Ведь как образовались в России многие «старинные русские дворянские роды» — Аксаковы, Апраксины, Аракчеевы, Булгаковы, Бунины, Горчаковы, Державины, Ермоловы, Карамзины, Кропоткины, Кутузовы, Мичурины, Рахманиновы, Салтыковы, Тимирязевы, Тургеневы, Тютчевы, Уваровы, Ушаковы, Чаадаевы, Шаховские, Шереметевы, Юсуповы и другие?
Все они были основаны выходцами из Орды — так называемыми «служилыми татарами», теми ордынцами, что перешли на службу к московскому царю.
И, тем не менее, очевидное — и не видно.

Почему?
По той же самой причине, по какой в советское время Партийные идеологи-марксисты прятали от широкого читателя … Маркса. То есть, одну из его работ под названием «Разоблачения дипломатической истории XVIII века». Не было в советское время такой работы в советском же Полном собрании сочинении Маркса и Энгельса. И впервые этот «марксизм» был опубликован в «эпоху гласности», в 1989 году — в журнале «Вопросы Истории».

Почему прятали эту работу?
Там он «разоблачает» в основном Англию, которая якобы помогала русскому царю Петру Первому вести его «захватнические» войны. Но попутно он говорит и о русской истории — истории московской «власти», точнее. И никаких открытий он не совершает — он говорит очевидные вещи. Он говорит, что Русь была колонией Орды, Москва — главой ордынской колониальной администрацию этой колонией, и в этом качестве она боролась за свою власть — так, как боролась. То есть, московские князья пресмыкались в Орде перед ханом, предавали друг друга ради ханского ярлыка от него, совершали всякого рода жестокости, и т. д. и т. п. (см. прим. 1).

Словом, никаких открытий, никаких сенсаций.
Но такого Маркса — прятали. Почему?

Видимо, партийные идеологи сочли, что в устах Маркса рассказы об ордынской истории Руси неуместны — русский массовый читатель может увидеть тут некую «русофобию» Маркса и, соответственно, в нем разочароваться. Потому, видимо, и решили убрать эти рассказы по русской истории от Маркса в закрытые фонды.

Маркса прятали, словом, по той же самой причине, по какой Партийные идеологи стали говорить о русском ордынском прошлом так же, как это делали и Царские идеологи. Традиция русской историографии в этом пункте сохранились полностью. Недаром того же Маркса советские переводчики заставили говорить по-карамзински. Он в своих «Разоблачениях» пишет о «татарском господстве» на Руси (die Tatarenherrschaft), но это «господство» (или «владычество») в СССР перевели именно как «иго». (Хотя в немецком языке такой метафоры нет: господство там — господство, иго там — ярмо или хомут).

И такая манера говорить о своем прошлом вполне логична, равно как и преемственность этой манеры.
Как известно, историю пишут победители, те, кто одержал в своё время верх над Ордою, кто стал её наследником. И эту историю писали так, как было выгодно идеологам этой истории.
Было ли выгодно московским царям писать о том, что было на деле? Надо ли им было писать о том, что они были и частью Орды, и главой ордынской колониальной администрации — сами собрали деньги с Руси для ордынского царя? Надо ли им было писать о том, что смог написать лишь Карамзин во время «либерала» Александра I? Например, это: «…Князья, смиренно пресмыкаясь в Орде, возвращались оттуда грозными властителями, ибо повелевали именем царя верховного».
Нет, не надо.

Потому что в противном случае надо было бы написать, что московские князья (предки царствующего дома) были чужды не только национальной или религиозной солидарности, но даже элементарной родовой или семейной солидарности. То есть, в этом случае им надо было написать то, что смог написать о московских князьях лишь Ключевский в позднейшее время, который отмечал, что они «в большинстве плохо помнили старое родовое и земское предание и еще меньше чтили его, были свободны от чувства родства и общественного долга. Юрий московский в Орде возмутил даже татар своим родственным бесчувствием при виде изуродованного трупа Михаила тверского, валявшегося нагим у палатки. В опустошенном общественном сознании оставалось место только инстинктам самосохранения и захвата».

Конечно, это всё очень неприятные вещи.
Конечно, говорить о своем ордынском прошлом московским царям было совсем неинтересно.
Понятно, что им интереснее было бы говорить о другом — о том, что они наследуют не Орде, но Византии, римским кесарям. Они интереснее было бы говорить о своем надуманном «византийстве», потому что такую историю было не стыдно предъявить и Европе в контактах с нею.
Понятно, что они говорили о том, что их предки, московские князья всегда, по мере сил, боролись с этим самым «игом» — были центром борьбы с ним, а никак не центром сбора ордынской дани.

Вдобавок, не стоит забывать и «человеческое, слишком человеческое». Есть такое человеческое свойство — «вытеснение» того неприятного, что хранит память, более приятным. Это нормальное человеческое свойство — стараться забыть своё унижение.
А это «коллективное рабство» (Данилевский) было, конечно, унижением.
Потому память уже сама начинает работать на вытеснение неприятного факта и на его замену более приятной версией того, что было.

Понятно, что в петербургский период говорить об ордынском прошлом официальной истории тоже было ни к чему. Россия настаивала на том, что она европейская держава — и по своей географии, и по своей сути. И воспоминания о своем ордынстве здесь были совсем не кстати.
«Византийство» — совсем другое дело.

Понятно, что и советское время партийным идеологам тоже был неинтересно говорить об ордынском прошлом. Отсюда и это совпадение традиций — традиций исторической науки, традиции рассказывать историю своего прошлого.
И «иго» в советское время тоже пришлось ко двору — и пот той же самой причине. Говорить об ордынском периоде русской истории было просто политически невыгодно.

В самом деле, зачем?
Ведь тогда иностранные «партнеры» СССР, клеймя «русский коммунизм», попутно много говорили и о «русском варварстве», об «азиатчине», об «ордах большевиков», о Сталине как «новом Чингисхане» и т. д. и т. п. Понятно, почему они так говорили — хотели подвести под свою борьбу с Партийной Россией максимально широкую историческую базу — мы-де боремся не с какими-то русскими левыми, с «коммунистами» (всего лишь), но с русскими варварами. Они хотели придать борьбе идеологической межцивилизационный характер. Это казалось более эффективным. Недаром в таких терминах говорили в своё время и деятели Антанты, и Гитлер со своими пропагандистами.

Понятно, что в этих условиях всякий объективизм был не нужен и даже вреден. История ведь наука политическая.

Отчасти потому и не говорили — говорили «иго».
Потому и цитировали из марксовых «Разоблачений дипломатической истории XVIII века» лишь два, разрешенных места, хорошо известных каждому советскому школьнику и студента.

Одно из них — то место, где Маркс говорит о том, что «татаро-монгольское иого» «не только подавляло, но оскорбляло и иссушало самую душу народа, ставшего его жертвой».

Другое — это то место, где Маркс говорит об окончании этого «ига» при великом князе Иване III: «Изумленная Европа, в начале правления Ивана едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на ее восточных границах огромной империи, и сам султан Баязид, перед которым Европа трепетала, впервые услышал высокомерную речь московита».
Это такие места, в которых читается и сочувствие к русским, и невольное уважение к России, ставшей после периода «ига» не улусом Орды, но государством европейским, пусть хотя бы формально.

Словом, всякий объективизм тут был и не нужен, и прямо вреден. Зачем таким образом помогать и своим идеологическим противникам и вообще недругам России?
Вот им и не помогали — и в Партийное время говорили о русском прошлом так, как было принято о нем говорить и в Царское время.

*
ПРИМЕЧАНИЯ
Прим. 1.
Маркс в своих «Разоблачениях» просто напоминает факты. Он пишет там о борьбе Москвы за право собирать дань для Оды — борьбе, в которой «московская линия князей в конце концов одержала верх». И прежде всего благодаря усилиям Ивана Калиты.

О нем Маркс пишет так: «Политика Ивана Калиты состояла попросту в следующем: играя роль гнусного орудия хана и заимствуя, таким образом, его власть, он обращал ее против своих соперников — князей и против своих собственных подданных. Для достижения этой цели ему надо было втереться в доверие к татарам, цинично угодничая, совершая частые поездки в Золотую Орду, униженно сватаясь к монгольским княжнам, прикидываясь всецело преданным интересам хана, любыми средствами выполняя его приказания, подло клевеща на своих собственных родичей, совмещая в себе роль татарского палача, льстеца и старшего раба.

Он не давал покоя хану, постоянно разоблачая тайные заговоры. Как только тверская линия начинала проявлять некоторое стремление к национальной независимости, он спешил в Орду, чтобы донести об этом. Как только он встречал сопротивление, он прибегал к помощи татар для его подавления. Но недостаточно было только разыгрывать такую роль, чтобы иметь в ней успех, требовалось золото. Лишь постоянный подкуп хана и его вельмож создавал надежную основу для его системы лжи и узурпации. Но каким образом раб мог добыть деньги для подкупа своего господина? Он убедил хана назначить его сборщиком дани во всех русских уделах. Облеченный этими полномочиями, он вымогал деньги под вымышленными предлогами.

Те богатства, которые он накопил, угрожая именем татар, он использовал для подкупа их самих. Склонив при помощи подкупа главу русской церкви перенести свою резиденцию из Владимира в Москву, он превратил последнюю в религиозный центр и соединил силу церкви с силой своего престола, сделав таким образом Москву столицей империи. При помощи подкупа он склонял бояр его соперников-князей к измене своим властителям и объединял их вокруг себя. Использовав совместное влияние татар-мусульман, православной церкви и бояр, он объединил удельных князей для крестового похода против самого опасного из них — тверского князя. Затем, наглыми попытками узурпации побудив своих недавних союзников к сопротивлению и войне за их общие интересы, он, вместо того чтобы обнажить меч, поспешил к хану.

Снова с помощью подкупа и обмана он добился того, что хан лишил жизни его соперников-родичей, подвергнув их самым жестоким пыткам. [...]. Всю его систему можно выразить в нескольких словах: макиавеллизм раба, стремящегося к узурпации власти. Свою собственную слабость — свое рабство — он превратил в главный источник своей силы».
Конец цитаты.

Говоря о «крестовом походе» Калиты против тверского князя, Маркс здесь имеет в виду борьбу межу Москвою и Тверью за Великое княжение. Тверской князь Александр Михайлович пытался оспорить ярлык на это княжение у Ивана Калиты, ссылаясь на свои наследственные права. Калита же стоял на том, что эти права тут мало что значат, что главное тут воля ордынского хана — как он решит, так и будет. Понятно, что такая логика вольному царю» Орлы понравилась. Он дал Калите свою конницу и тот прошел с ней всё Тверское княжество вдоль и поперек, разгромив его. Русских летописец так написал об этом московско-ордынском погроме Тверской земли — «всю землю Русскую положиша пусту».