От автора  |   Досье  |   Комментарии

Глава.
Откуда забота о «вертикали власти»

1.
Когда Путин заговорил о «вертикали власти» (в смысле: надо, чтобы все начальники в России слушались её главного начальника), то СМИшные оппозиционеры стали либо иронизировать над этой его заботой, либо критиковать (мол, ага, а где наши былые выборы губернаторов-мэров и прочая «демократия»)?
Словом, относились они к этим «вертикальным» хлопотам очень легкомысленно.
И напрасно.
Почему?

2.
Потому что это был прекрасный случай задуматься и об истинном (неписанном) конституционном устройстве России и, соответственно, о сущности её же конституционного (неписанного же) принципа.
Более того, это была отличная иллюстрация к самому этому принципу — в его структурной части. То есть в том, что касается не внутреннего устройства Олигархии (вольный местный начальник взаимодействует со своими друзьями и бизнес-партнерами), а отношений между низшими Олигархиями (местная, районная, городская и т. д.) и высшей Олигархией («государство», «власть», «Кремль») в самой этой олигархической пирамиде.

Именно.
Ведь что такое эта пирамида?
Наверху — высшая Олигархия, внизу — все прочие, вплоть до поселковой, что торгует бывшей колхозной землей и местным лесом (хорошими местами для уютных коттеджных поселков).

Чем живут эти олигархии?
Понятно, своим, олигархическим же интересом, что есть личный интерес начальника в совокупности с интересом его бизнес-друзей.

В чем он выражается?
В многом, конечно. Но на первом месте тут, конечно, их бизнес-интерес.
Какого рода?
О том догадаться нетрудно. Тут довольно посмотреть на ту гамму малоприятных чувств, которая бродила по лицу того же Путина, когда он в Кремле проводил совещания с «губернаторами» по поводу пресловутых «национальных проектов».
Там явственно читалась известная державная забота: как бы не украли всё, сволочи, всё, что мы тут «населению» выделили.
Там же явственно читалось и подозрения: все едино ж украдут, негодяи.

И понять, кстати, эту озабоченность Путина можно: ведь он сам работал там, «внизу», в городской Олигархии, знает, «как это делается в Одессе».
Он же сам решал там важные «общественные задачи», скажем, обеспечивал, голодный Питер 1991 года импортной едою.
Так что он знает это всё на своем же рабочем опыте. Он знает, что и украсть могут почти всё, и нужными бумажками это самое воровство прикрыть — у всех есть юридические эксперты-крючкотворы, которые всегда соответствующие «крючки» придумать могут.

А на словах Путин (Медведев) говорили-просили почти о том же: ну, вы уж постарайтесь — сделайте, что вас просят (деньги чтоб до школ и больниц дошли). Это-де будет критерием вашей «гражданской зрелости», вашей административной «эффективности», и вообще.
Словом, будем за вами смотреть строго.

Можно ли сказать, что интерес низовых Олигархий в принципе отличается от интереса высшей?
Нет, конечно. Довольно посмотреть на то, как неплохо себя чувствуют бизнес-партнеры последней — что Абрамович, что Тимченко, что другие «доверенные лица».
И всё-таки.

И, всё-таки разница, конечно, есть. Конечно.
Какая?
Известно, какая: высшей Олигархии, в отличие от нижних, приходится играть роль «государства». Недаром в широких массах её так и зовут — «государство». Значит, какую-то часть своих («государственных») денег ей приходится тратить не на «реформы», не на «развитие рыночных отношений», не на «Стабфонд» (условно), в конце концов, а на «население».
Немного, но всё-таки.

И, понятно, что если нижние Олигархии начнут и это немногое разносить по своим карманам, движимые своим законным олигархическим интересом, то «населению» ничего не достанется.
И оно огорчится — и доверие к «государству» у него может упасть.
А это будет прямым подрывом доверия к самой высшей Олигархии, выступающей в этой роли.
Роли, заметим, в прямом, театральном смысле этого слова.

Отступ. 1.
Кстати, роль театра вообще в нынешней «власти» явно недооценена.
Точнее, тут она пока даже не увидена и даже не названа.

Скажем, в «перестроечно-огоньковские» в том же «Огоньке» была даже отдельная тема — «театр Сталина», когда люди говорили о том, каким и актером, и режиссером был Сталин: он и сам играл разные роли («добрый Сталин», «строгий Сталин»), и людьми манипулировал так, что они даже на суде над собою говорили нужные ему вещи, и т. д. и т. п.

А сейчас разве этот самый театр ушел куда-то?
Нет, конечно. Тем более, что он стала массовым — телетеатром.

Тут можно даже оставить в стороне самые знатные театральные постановки (вроде, скажем, предвыборных «шоу» или известной сцены «Партийные ходоки у Путина, выдвигающие кандидатуру Медведева на пост президента как «наиболее социальноориентированного» кандидата).
Тут довольно ограничиться театральной рутиной, той, что почти ежедневно показывают рядовому телезрителю в выпусках новостей.

Вот, например, некий министр приходит к «президенту РФ», тот спрашивает, как, мол, там выполняется «моё поручение» (сделать народу хорошо). «Пришелец», кося глазом на телекамеру, докладывает, что поручение выполняется успешно: «населению» дали столько-то денег, столько–то жилья, столько-то, фигурально, старушек переведено через дорогу, и пр., и пр.

Вот, например, некий «губернатор» приходит к «президенту РФ», докладывает о ходе очередной реформы в вверенной ему области. Хозяин кабинета слушает, кивает головой, но добавляет: смотрите вы там, о народе не забывайте. А то, мол, известно, как бывает («у нас народ такой»): мы им — леса в аренду, а они — там капканов на людей понаставляют… Гость бодает головой: само собой, при реализации Лесного кодекса ни одна единица местного «населения» не пострадает — проследим, укажем, и пр.

Вот, например, другой гость высокого кабинета говорит о своих успехах, планах и нерешенных (не по его вине) проблемах, и слышит примерно то же: как там интересы «населения», не ущемлены ли? Тот: как можно? Конечно, нет. Следим. Само собой.
И т. д. и т. п. И так все эти годы.

Что это?
Именно театр с разрушенной (телекамерой) пресловутой «четвертой стеной», так, чтобы российские телемассы видели и знали, что они не забыты и что «власть» проявляет заботу о них ежедневно.
Именно театр.

Ибо и гость, блестящий ботинками в эти телекамеры, и хозяин кабинета, как бы в упор не видящий группы тележурналистов и телекамер в этом кабинете, всю эту публику прекрасно видят, равно как и всё подопечное «население» за ними прозревают. И они, разыгрывая мизансцену «Министр на приеме у президента» или «Президент принял министра», говорят именно то и так, что и как должно сказать на камеру. Так актеры говорят тесты своей роли, будучи на сцене, стоя перед залом.

Что это?
Именно театр.
Потому как все — люди взрослые, все понимают, что «президент РФ» и сам прекрасно знает то, что он спрашивает у министра (иначе бы он его и не принимал, иначе бы и разговора самого не было).
Потому как понятно, что он всё это как бы выспрашивает у министра для того, чтобы тот сказал на телекамеру, что должно сказать, а телемассы его услышали, равно как и ответные «народолюбивые» реплики «президента РФ».
Потому как понятно, что и «президент», и его министры (или «губернаторы») без телекамер говорят «промеж себя» совсем иначе, без этих поджиманий губок бантиками и этого, старательно артикулируемого, «народолюбия».
Все люди деловые, все взрослые, и говорят все по-взрослому и по-деловому.

Так что Олигархия, играющая роль государства, это вовсе не умозрение.
Это то, что можно видеть своими глазами, воочию, просто включив телевизор и дождавшись выпуска новостей.

Так вот, о подрыве этой играемой Олигархией роли под общим названием «Государство заботится от вас неустанно».
Конечно, ничего смертельного для Олигархии в том нет — восстания Пугачева или гимнаста Тибула из-за этого не последует, никто с кольями на Кремль не пойдет.

Потому что всё едино никакого другого «государства» у русских масс нет, и они будут жить с тем, что есть, будь оно хоть трижды «антинародным», сколько бы сценических провалов у него ни было.
Потому что все знают, что лучше самое ничтожное «государство», чем великое ничто — его отсутствие, и, значит, ужас безвластия, хаос, набеги горских племен и русских бойцов частных охранных предприятий.

Отступ. 2.
О том и сами массы говорили многажды раньше и говорят сейчас: «Других-то — нет…».
В том же и причина слепой и агрессивно-послушной любви к этому «государству» («власти»), будь оно хоть трижды уличенным в воровстве казны и прочем.
Отсюда и это бессмысленное и мазохистское «утешение» в виде «зато» — пусть, мол, они все воры, пусть они наши валютные резервы «в Америку вложили», но зато хоть они ракеты не продали, зато, если что, «мы» по этой Америке так вдарим, что мало ни покажется.
И т. д. и т. п.

Но всё-таки.
Всё-таки эти сценические провалы и неприятны, и нежелательны.
Ибо они лишают высшую Олигархию привычного комфорта существования, заставляют её тратиться на разговоры с «населением», выяснение с ним отношений, разбор его жалоб и «слезниц» — «вот, обещали, а не дали», «опять государство обмануло свой народ» и пр., и пр.

Поэтому высшая Олигархия требует от нижних своих аналогов только одного — прямого подчинения. И, соответственно, прямого исполнения её «государственной» воли, и, соответственно же, не-вставляния никаких палок в её «государственные» колеса.
В сущности, она просит одного: не мешать её играть роль государства так, как она его играет, и всемерно ей в этом исполнении роли помогать. Не говоря уж о том, чтобы элементарно не воровать деньги, которые она просит местных олигархов передать «населению».
Она просит, чтобы воля главного начальника страны прямо исполнялась прочими начальниками.

3.
В этом смысл «вертикали власти», о которой так хлопотал Путин.
Что легко увидеть, кстати, на примере детской игрушки под названием «пирамидка», что состоит из разноцветных блинчиков разного диаметра — один другого выше, а наверху — самый маленький. Если их просто сложить друг на друга, то пирамида будет неустойчивой и легко рассыпется. А если нанизать эти блинчики на вертикальный штырь, то она будет стоять твердо.
Это, пожалуй, наглядный образ наличной русской олигархии.

То есть, что сделал Путин?
Нанизал «блинчики» на штырь вертикальный («вертикаль власти») — утвердил их в их подчинении, хотя бы в главном и в основном, минуя всё едино неконтролируемые «сверху» детали.
Понятно, что со строительством («восстановлением) государства это построение пирамидки путать не следует.
Это — совершенно разные вещи.
Речь тут вообще не о «государстве». Речь только об Олигархии. А это — разница.

Отступ. 3.
Понятно, что демократическим блезиром (в виде «выборов губернаторов») тут пришлось пожертвовать.
Но только блезиром, и потому особо жалеть о таком «ущербе делу демократии» вовсе не стоит. Ибо эти «выборы» были такими же выборами, каковыми являются «выборы президента РФ».
То есть, никакими выборами они не были — собственно выборного смысла (каким его разумеет политология или евро-американская практика, откуда этот институт был заимствован) в них не было.

Ибо если избиратель никак не контролирует своего «президента», то «губернатора» он не контролировал тем более.
Так что никакого ущерба демократии тут не было — за её отсутствием и невозможностью тут ей сейчас быть в принципе (если иметь в виду под этим словом западное устройство власти).

Так что — что это было?
Это было то, что было, что тут единственно и быть могло.
Это было логическое завершение олигархического устроения России — доведение до ума (до «штырька») олигархической пирамиды в России и полное в ней торжество её же конституционного (олигархического) принципа.

А как иначе?
Известно же: всё логичное действительно, всё действительное — логично.
Ежели чего быть не может, так его и нет. А коли это есть, значит, это то, что в данный момент и при данных условиях единственно и может быть. И есть, соответственно.