От автора  |   Досье  |   Комментарии

Приложение 1.
Москва как пример столичной Олигархии

1.
Конечно, феномен городской Олигархии можно рассматривать на примере всякого города России. Но лучше ограничиться столицами — «северной» и «белокаменной».

«Северная» тут тем хороша, что он позволяет видеть одних и тех же людей в разных декорациях (что лишь нагляднее показывает феномен олигархии в её базовых проявлениях).
А «белокаменная» тут хороша тем, что она собственно столица, тем она и интересна.

Она хороша и интересна тем, что это — модельный, классический пример городской Олигархии, что логично, ведь на то она и столица.
А значит, она есть сама олигархическая Россия в миниатюре.
Что опять же, логично — на то столица и столица, чтобы быть и моделью своей страны, и увеличительным стеклом, поднесенным к этой самой стране.
Поэтому тут всё можно рассмотреть очень наглядно.

Отступ. 1.
«Москва — не Россия». Или, как минимум, «не настоящая Россия».
Среди многих глупостей, которыми живет русское массовое сознание, эта — самая массовая и почти априорная. Это аксиома, постулат неколебимый, с которого в России начинаются все разговоры о Москве, о провинции, об отношениях между ними.

Но известно, если некую истину в один голос твердят миллионы — самые время присмотреться к ней, ибо тут точно что-то с ней в порядке. Как минимум.

Так вот, Москва есть настоящая Россия.
Более того: Москва есть примерно-образцовая модель России.
А вся разница между «Россией» и «Москвой» — только количественная, та самая, что существует между богатыми (тем более, в первом поколении) и бедными. Тут самое время вспомнить Хемингуэя и его «Снега Килимаджаро». «Богатые не похожи на нас с вами. — Да, у них денег больше».
Именно. И тут — ровно та же история. У Москвы и москвичей — денег больше. По понятным причинам. А в остальном Москва — ровно та же самая Россия, что вкупе с Москвою, что без неё.

Что делает Москву моделью России?
А вот тот самый олигархизм, который свойственен и первой, и второй. Только у первой — «денег больше».
Потому и этот олигархизм тут нагляднее, а Олигархия — особо выразительная (о чем, собственно, далее и говорится).

Так что параллели между Москвой олигархического времени России и Афинами времени олигархического правления видно, что называется, невооруженным глазом.
И они вполне отвечают тем признакам Олигархии вообще, какими их описал еще Аристотель.

2.
Итак.
Олигархия приходит к власти через демократическую процедуру — её выбирают?
Так было и в Москве.
Лужкова, как известно, выбирали в «мэры» сами москвичи, никто им в том особо не мешал, и он пользовался среди их большинства неподдельной популярностью.
То есть, Лужков и его «власть» (Олигархия) суть детище московского массового человека.
Или, если, опять же, вспомнить античных авторитетов, «человека олигархического».
А кто это такой?

Это тот человек, который хочет себе (и городу) «крепкого хозяина». Вот он–де придет и всё «нам» устроит, а уж мы-то его поддержим в его крепкой хозяйственной деятельности.
Словом, этот массовый человек есть пример истинных (ортего-и-гассетовых) масс: он асоциален, он общества устроить не может, контролировать «власть» не может, тем более, и он может только одно — искать, подобно брошенной собаке, себе хозяина. Понятно, доброго и крепкого.
И этот хозяин, в его представлении, должен быть кто-то один. Никак иначе он себе его не представляет — двух царей на одном троне не бывает.

А кто он тут — это «хозяин»?
Это, если перевести таковое речение на язык московской кухни или улицы, всё тот же «крепкий хозяйственник», как любили в Москве называть Лужкова. Тем он массовым москвичам и был любезен.

И ход мысли московского «олигархического» человека» вполне подобен ходу мысли того же самого человека эпохи античности.
Как, например, ученик Аристотеля философ Феофраст (IV-III вв. до н.э.) описывал такого человека, который объективно порождает Олигархию и тем самым является её приверженцем (пусть и бессознательным, интуитивным, стихийным)?

А он писал: «А приверженец олигархии вот какой человек. Когда народ решает, кого взять в помощь архонту распорядителями праздничной процессии, он берет слово и предлагает облечь выборных неограниченной властью. И даже если другие выставляют десять кандидатур, говорит: «Хватит и одного, но пусть это будет настоящий муж». Из всего Гомера он запомнил только один-единственный стих: «Нет в многовластии блага, да будет единый властитель», и больше ни одного не знает».
Конец цитаты.
Всё довольно узнаваемо.
Как и не было этих 25 веков между олигархическим Афинами и олигархической же Москвою.

Далее.
Олигархия, как писал Аристотель, и сама не брезгует заниматься демагогией среди «черни»?
Опять же, примеров тому много — довольно вспомнить и лужковское скандирование с трибуны в пользу Ельцина, и его же античубайсовские экскапады в те же 90-е годы. Его-де «приватизация» — это воровство, а сам Чубайс подобен-де «последней пьяни», которая норовит тащить из дома на продажу, всё, что попало под руку.
И т. д. и т. п.

Далее.
Олигархия (круг властных Немногих) формируется путем кооптации, а не выборов?
Та же история и в Москве. Люди, как известно, выбрали лишь одного Лужкова, а всю прочую «власть» (правительство Москвы и пр.) формировал он сам — путем кооптации, путем подтягивания к себе тех, кого он видел своим помощником по власти.

Далее.
В Олигархии имеют смысл лишь первичные выборы — выборы самих олигархов (как в Афинах) или перволигарха, сообразно русской «царской» традиции (как в Москве)?

А также. В условиях олигархизма все прочие «демократические выборы» обессмысливаются — что в Народное собрание Афин, что в Госдуму Москвы люди фактически назначаются олигархической «властью», а власть этих представительных органов сводится к легитимации воли Олигархии?
В Москве всё это очень наглядно. Ни о какой самостоятельной роли Московской городской думы по главе с преданным делу Москвы (Лужкова) её главой говорить не приходится. Она тут — точное подобие российского «парламента» (Госдумы) в его отношениях с первоолигархом.
И выборы тут, опять же, ничтожны: всякий раз, как они проводились, тут же возникали разговоры о неком «списке Лужкова»: мол, кто туда попал, тот и в Госдуму попадет, а кто туда не попадал, тот тупо «попал на деньги» — хлопотал о своих выборах и тратился напрасно.

Конечно, всякий раз мэрия эту слух опровергала. Конечно, никто свечку не держал.
Но факт остается фактом: в Госдуму проходили «лужковские» («пролужковские») люди, а «оппозиции» (то есть, тем, кто с Лужковым не работал, не подружился, просто не был ему знаком и пр.) там просто не находилось места.

Далее.
Олигархия — это «власть», которая правит, по Платону, «самодержавно», без какого–либо контроля со стороны города (государства)?
Опять же, тот самый случай.
Кто контролировал в Москве Лужкова?
Никто. Кроме (отчасти) высшей Олигархии понятно. А в городе — никто.
И он мог делать и делать всё, что ему было угодно, впадая порой во вседозволенность почти экстатического рода.

Захотел снести историческую Москву за то, что она, такая несовременная, мешала инвесторам, и снес её (не всю пока, но в немалой её части).
Захотел зачем-то поставить в ней небоскребы (просто так, просто «чтоб было» — чтоб был непременно «самый большой небоскреб в Европе»), и таки поставил, хотя зануды-геологи толковали о том, что характер московских почв этого не позволяет, да и вообще — рационального смысла в таком «столпотворении» нет.
Захотел сделать приятное своему любимому художнику, и сделал — подарил ему при его жизни музей неподалеку от Кремля.
Захотел сделать приятное своему любимому скульптору, и украсил таки город его творениями.
И т. д. и т. п.

Далее.
Олигархия — это разные формы беззакония, профанация закона вообще?
И опять тому Москва хороший пример — от «точечных» примеров точеной застройки (по закону и строительным нормам нельзя строить, а люди строят новое жилье на детских площадках старых домов) до примеров более масштабных, тех, что уже суть элементы целостной экономической политики мэра, его экономической стратегии.
Что именно тут имеется виду?

Многое. В том числе, конечно, и то, что сам «мэр» под запись на радио «интимом» назвал (в его отношениях с азербайджанским торговым сообществом в Москве). Ну, вот такой он — простой, откровенный человек без комплексов. А и то — кого стесняться то, коли сам высший первоолигарх того не против, а напротив, вот он, сидит рядом, любезно улыбается трибунным тирадам мэра?
То-то, что некого.

Отступ. 2.
19 октября 2004 года работу съезда Всероссийского азербайджанского конгресса освещало и радио «Маяк». Как-никак, это было важное событие дня, поскольку почетными гостями этого съезда были президенты России и Азербайджана.
Вот одно из «включений» его корреспондента Валерия Санфирова, ведшего репортаж из зала заседаний. К нему не нужны никакие комментарии — довольно и того, что сказал-пересказал и сам радиокомментатор.

Корреспондент: «По официальным данным, азербайджанская диаспора в России — это 2 миллиона человек. Много это или мало, можно судить по экономическим показателям. Как посчитали эксперты, за счет переводов от русских азербайджанцев закавказская республика получает треть всех доходов, помимо официального товарооборота (а это полмиллиарда долларов). Теневой оборот, естественно, не может радовать российские власти, но то, как эта проблема была озвучена московским мэром, — просто шедевр толерантности.
«У нас с Азербайджаном в торговле такой интим, — заметил Юрий Лужков, — что этот интим в разы превосходит официальные показатели». Столичный градоначальник имел в виду продажу овощей, фруктов, ширпотреба, сигарет челноками. «Мы, конечно, обязательно сохраним эту тонкость Востока, но будем развивать и легальную продажу», — продолжил Лужков и предложил даже, как серый бизнес сделать белым».

Далее.
Олигархия — это власть, которая бесконтрольно не только властвует, но и владеет — распоряжается формально общей собственностью?
Опять же, тот же самой правит.
И вряд ли тут что надо доказывать. Сами москвичи знают, кто в городе хозяин, кто хозяин его недвижимости.

Отступ. 3.
И всё-таки, маленькая, но характерная деталь. Один лишь эпизод из упомянутого выше съезда Всероссийского азербайджанского конгресса, репортаж с которого вела радиостанция «Маяк».
Там был момент, когда один из лидеров Конгресса Мамед Алиев заговорил об обидах своих соплеменников. Запись голоса Мамеда Алиева: «В Азербайджане существует 149 школ с преподаванием на русском языке, Славянский университет, Русский драматический театр, а в Москве даже ресторана «Баку» уже нет».

Корреспондент радио «Маяк» Валерий Санфиров: «Лужкова, который никогда не скрывал своей любви к азербайджанской культуре — он даже сегодня говорил на языке диаспоры, — такое замечание явно задело.
И не только его. Президенты России и Азербайджана напряженно стали смотреть в сторону столичного главы.

«Что, я продал ресторан «Баку»? — с обидой прокричал в зал мэр. — Сами азербайджанцы его и продали. Зато у вас есть ресторан «Прага», — заметил Лужков, намекая, что владелец этого популярного столичного заведения — этнический азербайджанец. «Или глава города должен думать о том, что тут надо открыть школу с преподаванием на вашем языке?» — продолжил обличать зал мэр. Диаспора виновато молчала.

Но, сделав паузу, Лужков на эмоциях продолжил: «Хотите, чтобы в Москве была представлена азербайджанская кухня, берите кинотеатр «Баку». И добавил: «Там уже диаспора немножко обосновалась!»
Запись Владимира Путина (из президиума): «Разбрасываться начинает» (Аплодисменты, смех).

Далее.
Олигархия — это попрание интереса «полиса» (будь то государство, будь то город), его объективного общего интереса?
И тут тоже примеров много, и они и так хорошо известны.
И, всё-таки, например (порядка ради).
Например, город хочет оставаться городом, а, значит, местом, где есть у домов дворы, а между домами — детские площадки и скверы, где растет зелень.
Например, объективный интерес города в том, чтобы сохранить свою историю, свой дух, свои «опорные точки», словом, всё то, что делает Москву Москвою. Понятно, что в первую голову тут идет речь о памятниках истории и культуры Москвы, об её архитектурных памятниках разных веков.

Вопрос: как обстоит с этими Общими интересами дело в лужковской Москве?
Известно как. О пресловутой «точечной застройке» на территории скверов и детских площадок уже и без того было немало и сказано, и показано (на неподконтрольном Лужкову телеканале).
А что касается архитектурных памятников, это и вовсе отдельная песня.
А в этой песне есть место и сносу памятников, и сознательному небрежению ими (мол, чем скорее сами развалятся, тем больше у нас будет оснований их снести), и совершенно уникальной методе «реставрации» памятника, когда его сначала сносят под корень, а потом делают заново из новых материалов и на новом фундаменте — «еще лучший» (и вполне готовый под коммерческое использование).

Отступ. 4.
Газета «Файнэншл Таймс» (15 апреля 2004 г.): «Он (Лужков) считает, что его задача делать памятники лучше и прочнее. «Что плохого в разрушении старых зданий, укреплении их фундаментов и создании новых в соответствии с первоначальными проектами?» — спрашивает он».
Там же газета ссылается на директора российского Института искусствоведения Алексея Комеча, который говорит, что за годы правления Лужкова в Москве было уничтожено около 300 исторических зданий.

И та же английская газета приводит такие слова ныне покойного Комеча, который фактически один пытался отстоять Москву от Лужкова: «Москву разрушают преднамеренно. В 1920-е и 1930-е годы это делалось по идеологическим соображениям: в советской утопии не было места старым зданиям, — говорит Комеч. — Сегодня это делается по чисто коммерческим соображениям. Большевики ненавидели старую Москву. Нынешнее московское правительство ее просто не признает».
По поводу всех и всяческих московских «перестроек» та же газета английских деловых кругов цитирует слова того же Лужкова: «Потерять невинность можно только один раз, но говорят, что второй раз значительно приятнее».

Спрашивается, чего это англичане так обеспокоили тем, как Лужков «хранит» историческое наследие Москвы? Чтоб лишний раз России «нагадить» (известно же с незапамятных времен: «Англичанка гадит» и т. п.), чтоб лишний раз Россию оклеветать и пр.?
Возможно.

Но возможно и другое.
Возможно, что к такому недоумению по поводу лужковских «реставраций» англичан побуждает известный контраст, который существует между ними и практикой сохранения памятников старины в Англии. Возможно, он тоже тут сыграл свою роль.
Всё-таки, «в Англии ружья кирпичом не чистят». В смысле, к охране памятников старины относятся принципиально иначе: и куда бережнее, и куда дотошнее. Потому там и по сию пору можно посетить дом Шекспира, как и многие иные дома, сохранившиеся с того же шекспировского времени.
И, если, скажем, надо на здании XVI века поменять крышу из соломы (или камыша), то эту самую солому (камыш) доставляют из того же с места, откуда его доставляли в том же XVI веке.
И т. д. и т. п.
Всё-таки налицо известная разница в подходах.

Далее.
Олигархия — это неформальное взаимодействие первоолигарха и его бизнес-партнеров (инвесторов)?

О чем речь понятно.
Скажем, чиновник ведает землеотводом, а его партнер-инвестор строит на отведенной земле свои дома.
Скажем, чиновник «рулит» городом, а его партнеры делают там свой бизнес.
Скажем, чиновник по должности обязан наделять горожан жильем, а его партнер это жилье строит, и чиновник на городские деньги у него это жилье выкупает (недешево) и потом наделяет им горожан.
И т. д. и т. п.

И тут это партнерство более чем наглядно. Пожалуй, нагляднее, чем где–либо. И речь тут даже не идет о том неформальном «интиме» с иностранной общиной, о котором говорил Лужков в 2004 году, имея в виду азербайджанскую диаспору в Москве.
Этот «интим» тут узаконен: в том смысле, что Лужков женат на бизнес-партнере.
Ситуация выглядит так: «мэр» городом рулит, а его жена в городе занимается бизнесом, «мэр» рулит столицей России, а его жена занимается в России бизнесом.
И занимается им она очень удачно — так, что стала первой женщиной-миллиардером в русской истории.

Всё тут именно примерно, как и должно быть в столице олигархической России.
И модельно: то, что происходит в Москве, служит примером для иных городов России, как и положено в случае модельного примера — примера столичного.

Так, в Москве первой была поставлена под вопрос идея сохранения исторического наследия и исторической среды, и была она даже отчасти и высмеяна (Лужков: «Потерять невинность можно только один раз, но говорят, что второй раз значительно приятнее»).
Прошло немного времени, и её примеру последовала «культурная столица» России Петербург — при поддержке и тамошней Олигархии, и высшей Олигархии (она же — руководство Газпрома). Там было тоже принято новаторское решение — строить небоскребы.
И первой ласточкой тут стал небоскреб «Газпром-Сити» высотой в 300 метров.

Вопрос: чего ради этот небоскреб, и почему именно небоскреб, почему именно в 300 метров? Какая была в том экономическая, техническая, архитектурная (как еще?) необходимость?
Мотив тут самый характерный: а ни почему и никакая.

Просто так захотел Газпром, просто такова его вольная воля. И этого, понятно, при олигархии более чем достаточно. Какого тут еще мотива надо?

Просто так хотели в Газпроме, и, как сказал его глава Алексей Миллер, комментируя объявленный им конкурс на лучший проект небоскреба, это больше чем архитектурный конкурс — это-де «новый экономический символ Санкт-Петербурга». «Это должна быть новая доминанта, перекликающаяся с уже всем известными архитектурными памятниками Петербурга»,— отметил Миллер. И он же выразил мнение, что «Газпром-Сити» будет формировать в Санкт-Петербурге «новую ментальность».

Всё тут очень характерно: «это должна быть» — вот и все обоснование.
И тонко подмечено — это больше, чем архитектурный конкурс, это больше, чем архитектура, это больше, чем небоскреб.
Эта «кукурузина» (как прозвали питерцы это творение архитектора-англичанина) — символ.
Это отличный символ и победы, и торжества Олигархии в России, суть которых (что победы, что торжества) вполне выражается в словах Никиты Пряхина, жителя «Вороньей слободки» из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова: «Это выходит, значит, государство навстречу идёт? […] Оказывает жильцам помощь? Ну, спасибо! Теперь, значит, как пожелаем, так и сделаем».

И в нашем случае этот «Пряхин», конечно, не пьяница Пряхин, но совокупный бизнес-партнер нынешней совокупной Олигархии. Теперь–то он точно, что пожелает, то и сделает.
Тем более, что разобрать, где интересы «власти», где интересы этого партнера, где желания власти, а где желания её партнера, где сама эта власть, а где он, партнер, — почти невозможно. Вот, скажем, Газпром: где тут «власть», а где её газовый партнер?
А нигде. В том смысле, что это тут — строго одно и то же.

Так что, каков конечный вывод, если вернуться к Москве?
Вполне очевидный: Москва есть классический пример городской Олигархии, классический пример столичной Олигархии, классический пример Олигархии вообще, равно как и её символ, и её классическая модель.

Отступ. 5.
Именно во всех этих олигархических проявлениях. Скажем, Москва первая стала строить впритык друг к другу пресловутые «торгово-развлекательные центры»?
А теперь?
А теперь где их только нет. Теперь их — как грязи. Где был стадион, там этот самый «центр» и стоит. А то: земля Всех должна приносить деньги Немногим.
Иначе тут не бывает. Не зря же Москва и символ, и пример, и модель.